Форум » Архив игровых тем » «Порядок, ценою жизней» » Ответить
«Порядок, ценою жизней»
GamemasteR: Место событий: Сначала Рим, следом Коринф. Участники: Gaius Julius Caеsar, Ivein, Fyiralis, Kainan Сюжет: До того, как появился мир богов, мир смертных, существовало нечто иное. Мало кто знает, но борьбе света и тьмы, всегда была вечной, и до существования миров, эти две стороны боролись между собой. У каждой из сторон было свое оружие, способное пробить брешь в стене противника и уничтожить его на века. Оружием тьмы был эфир – некая субстанция, которая превращающий материю в темную материю, и могла уничтожить все вокруг. Древние силы добра, заковали эфир туда, где его не сможет найти ни бог, ни смертный, однако легенды и сказания с тех пор не покидали умы ни одних, ни других. В мирное время о подобных силах не вспоминали, но сейчас шла война, погубившая множество жизней, требовались более жесткие меры. Все поделились на два лагеря, в рядах одних и других были, как смертные, так и бессмертные. Цезарь был на стороне пантеона богов, а по тому, узнав о легендарной силе, решает отправиться за ней, дабы заполучив эфир, он значительно приумножит шансы богов на победу. Только для начала ему придется забрать имперского орла, который по воле судеб оказывается у некого Молс, что на своих условиях готова, отдать Риму его символ. Риму нужен орел даже больше чем, когда-либо, ведь без этой птицы, императору не добраться до места. По легенде великого орла империи необходимо отнести в храм, на горе Фалакро, что находится в Восточной Македонии и Фракии, в момент, когда солнце будет в зените, птица должна оказаться на алтаре храма, после чего впитав солнечный свет, он укажет путь к эфиру. Император тайно пребывает в лагерь Молс, в сопровождении лишь близких ему людей, однако еще не знает, что в лагере незнакомки встретит давнего врага в лице Ивейн, с этой девушкой у него связанны не самые приятные воспоминания, ведь именно из-за нее армия республики потерпела поражение перед Завоевателем по имени Зена. В любом случае передача знаменитого орла становится судьбоносной и вносит свои коррективы в планы Цезаря. Шпионы Молс подслушивают разговор императора, который велит поторопиться в подготовке к путешествию за эфиром, и желает отправиться в путь сразу же, как только орел будет в римских руках. Ивейн слышала и раньше упоминания об эфире, как и Фейралис. Обе они прекрасно понимали, недопустимо пробуждать подобную силу и даровать ее богам, чье преимущество и так очевидно. Молс обещает помочь тигрице с поисками бога грома, но только если та поможет ей не подпустить Цезаря к эфиру. Девушкам предстоит отправиться следом за Императором Рима, и побороться за темную силу, что несколько тысячелетий томится в ожидании своего часа расплаты, за многовековое заточение. [more]Промо-ролик к сюжету: [/more]
Ответов - 32, стр:
1 2 All
Gaius Julius Caеsar: Сны, сны, сны, нескончаемые и бесконечно меняющиеся, казалось, они год за годом несут его по океану мучений. И сквозь эти сны мелькает видение одного только лица с пронзительными глазами, прикосновение руки так отрадно, оно утешает боль и склоняется над качающимся на бурных волнах телом, – и пусть даже все время ускользает, чей этой лик, но его красота вливается в бешено пульсирующую кровь, и понятно – это тоже часть его… мелькают картины детства, он видит башни храмов, видит улицы… и вечно, вечно видит или ощущает величественный зал сената, алтарь и вокруг, у стен, божества, облаченные в пламя! Там он неотступно всегда, призывает своих небесных покровителей-Богов, но вспомнить их образ почему-то не может; пытается – и все напрасно! Светильники уже горят, потому что наступила темнота, и в его свете видны кресла из слоновой кости и эбенового дерева, а на мраморном столе лежат свитки с мистическими текстами. Неяркий свет висячего светильника выхватывает из темноты свиток; блестит золото с выгравированными символами Непостижимого, все остальное растворяется в сумраке сверхчеловеческого величия. Надо столь долго жить среди Богов, столько времени провести в их обществе и так проникнуться их божественной мудростью, так глубоко постичь тайны, о существовании которых простые смертные лишь едва догадываются, чтобы уже сейчас, не перейдя черты, отделяющей эту жизнь от загробной, почти возвыситься до всеблагости Величия, тем более у людей это вызывает великий страх… Но почему же тогда не опускается облачко на алтарь, только время от времени глас божества грозно вещает: «Обратись к живой книге Той, что вечно была, есть и будет!». Но другой голос ему отвечает: «Нет, нет, подожди!». Тот, кто решил посвятить себя служению Высшей Цели, должен восторжествовать надо всем остальным. Его не должны задевать оскорбления, не должны привлекать никакие земные излишества. Если кому уготован высокий жребий, надо понимать его смысл. Ведь в переплетении событий, из которых складывается история мира, бессмертные боги порой прибегают к помощи тех, кто повинуется их воле, как меч повинуется искусной руке воина. Но позор мечу, если он сломается в разгар битвы, – его выбросят ржаветь, и он рассыплется в прах, или переплавят в огне, чтобы выковать новый… *** Величественный Рим – город тысячи огней, величайшее чудо света, поражающее зрелищем огромных зданий и оглушающее гомоном многоязыкой толпы… Набережные Тибра, сплошь застроенные освещенными лавками, широкие вымощенные гранитом улицы, большие каменные дома с крытой аркадой вдоль фасада, но там, подальше - тихие кварталы, где улицы почти пустынны… Утром, лишь небо начинает сереть, можно встать, одеться и затем узреть чудо рассвета, когда из-за горизонта брызги солнечных лучей вмиг освещают беломраморные дворцы и храмы. Потом свет подбирается к домам богатых кварталов и охватывает их – они сверкают, точно драгоценности, украшающие темную утреннюю прохладу города. Дальше свет озаряет башни и крыши множества других зданий, колоннады, величественные постройки святилищ, и наконец, словно истощив себя, уходит ввысь… День разгорается, гоня последние тени ночи и заполняя все улицы, улочки и переулки Рима – в этот утренний час весь город кажется алым, как парадная мантия, да и раскинулся он вокруг столь пышно и торжественно. С севера дует ветер, унося туман, и вновь можно видеть лабиринт улиц, бесчисленное множество домов – роскошный, великолепный Рим, как бы восседающий на троне среди своих владений, – и грудь стесняет восторг… Этот город, вместе с другими городами и странами, принадлежит Цезарю! Что ж, в его защиту стоит сражаться! *** Правда, римляне так падки на зрелища, что если не поспешить, то нипочем не пробиться сквозь плотные толпы народа, которые уже собираются на улицах по пути следования в амфитеатр. Чтобы попасть туда, надо заранее позаботиться купить там места и заплатить за них недешево. Если народ уже запрудил улицы, придётся основательно поработать локтями, пробираясь к амфитеатру, защищенному полотняной крышей, задрапированной ярко-красными тканями. Многотысячная роящаяся толпа вокруг готова ждать хоть несколько часов... Наконец появляются солдаты, и расчищают путь. За ними выступают глашатаи, и, призвав народ к тишине (в ответ толпа лишь пуще шумит, а те, кто поют, и вовсе оглушают остальных), возвещают, что грядет Цезарь. Потом по улице торжественным маршем проходят пешие войска в боевых доспехах, и, соответственно при всём вооружении. За ними выступают всадники – те самые, которых называют неуязвимыми, потому что броней сплошь покрыты не только люди, но и лошади. Вдруг по толпе прокатывается крик: «Цезарь, Цезарь! Он уже здесь!», и у тысяч людей перехватывает дыхание, и они устремляются вперед, чтобы увидеть того, кого они боготворят... *** … Казалось, этот гладиатор больше не дорожил жизнью и, ни на что не обращая внимания – мол, пусть его зарубят, он словно обезумел и, бросившись на противника, нанес ему такой тяжелый удар, что тот упал навзничь. Едва лишь враг упал, первый из сражающихся с мечом и круглым щитом в руках во всеоружии встретил следующего, который с воплем кинулся вперёд, подставил его удару щит и сам занес над ним свой меч. В новый удар была вложена вся сила, и меч вонзился в самое основание шеи, перерубив металл доспехов: колени неприятеля согнулись, он медленно упал мертвый. Третьего, когда настал его черед, гладиатор поймал на кончик моего меча прежде, чем он успел опустить свой, пронзил его сердце, и он мгновенно умер. Потом последний, галл из племени белгов, устремился в бой с криком: «Таранис!», и гладиатор рванулся ему навстречу, ибо кровь его воспламенилась. Зрители пронзительно кричали, только Цезарь молча сидел в кресле и тихо наблюдал неравный бой. Вот противники сошлись, и первый со всей своей яростью обрушился на галла – да, то был поистине могучий удар, ибо меч рассек длинный железный варварский щит и сам сломался, и теперь человек был безоружен. С торжествующим криком галл высоко занес свой меч и опустил на голову гладиатора, но тот успел подставить щит. Варвар снова опустил меч, и снова удар был отбит, но когда он замахнулся в третий раз, гладиатор понял, что бесконечно это продолжаться не может, и с криком ткнул свой щит ему в лицо. Скользнув по щиту противника, его собственный щит ударил белга в грудь, тот зашатался, но не успел обрести равновесие, потому что его бдительность была уже обманута, и он сам был схвачен. Чуть ли не минуту гладиатор и высоченный галл отчаянно боролись, но первый из них оказался настолько силён, что наконец поднял врага, как игрушку, и швырнул на арену, у того не осталось ни одной целой кости, и он навек умолк. Но при этом первый гладиатор и сам не удержался на ногах, и рухнул на него, и, когда он упал, другой из сражающихся, которого еще раньше сбили наземь и который тем временем очнулся, подкрался к нему сзади и, подняв меч одного из тех, кто был убит, полоснул гладиатора по голове и по плечам. Но тот лежал на боку, и пока меч летел такое большое расстояние, удар потерял часть своей силы, к тому же шлем смягчил его; и потому первый гладиатор был всего лишь ранен, но не убит. Однако сражаться он больше не мог. Но теперь, когда он был повержен, враг не стал его добивать, а просто стоял над ним и ждал. Цезарь глядел на все происходящее точно во сне и никого не останавливал. Тогда последний из тех, кто остался на ногах, бормоча что-то про себя, сделал несколько шагов вперёд. – Даруй ему жизнь, о Цезарь! – обратился он к полководцу на своей не слишком правильной, но выразительной латыни. – Клянусь Юпитером, вот доблестный боец! Я сам свалился от его удара, как бык на бойне, а еще трое людей лежат мертвехоньки! Нет, на такого бойца нельзя держать зла! Прояви милость, даруй ему жизнь. – Да, пощади его! Даруй ему жизнь! – воскликнули один за другим несколько голосов, а затем крики начали становиться ещё громче. Многие очевидцы этого зрелища были бледны, дрожали с головы до ног, потому что никто не ожидал увидеть ничего подобного. Цезарь посмотрел на двух мертвых бойцов и одного умирающего, встретился глазами с последним, кто остался на арене. – Мне не нужна жизнь! – с усилием шептал побежденный гладиатор. – Vae victis! – Он храбр, – проговорил наконец, встав со своего места, Цезарь. – и доблестно сражался; редко когда в Риме, во время гладиаторских боев, случаются такие отчаянные схватки. Но я никак не могу даровать ему жизнь, - завершил он свою речь. Ведь это было бы слабостью с его стороны… Тут вдруг его рука с приспущенным вниз большим пальцем рванулась вперёд, и ему было уже всё равно, что произойдёт дальше. Голова политика кружилась от жары, зато в душе было ощущение покоя, словно бы какая-то чёрная беда миновала. Огонь полуденного летнего солнца немыслимо резал глаза, он прикрыл их и, прикрывая, услышал, как гладиатор издал крик и смолк навеки под ударом меча на арене… «Ну да, разве это такой великий подвиг? А люди зря так превозносят подобные вещи. Мало ли гладиаторов, на счету которых не один десяток убитых? В былые времена на арене убивали своей собственной рукой больше сотни... Об этом рассказывается в книгах, которые доступны всем, как будто все они этого не знают... Да это и не единственный случай, когда кто-то так отличился. Чем же здесь так можно восхищаться?». «И потому, - продолжал размышлять он, уходя, - лучше возвыситься и укрепиться духом, особенно если ты избранник судьбы, и все радости простых смертных для тебя презренная суета. Мой путь – путь триумфатора, путь славы, которая переживет века…». Но тут неожиданно случается непредвиденное – видно, как к Цезарю, сломя голову, мчится римлянин в сенаторской тоге и, наконец догнав его, быстро начинает говорить… Выражение лица Цезаря мнгновенно меняется. - Этого не может быть! – отвечает он. Но римлянин продолжает свое повествование, и в итоге полководец решает так: - Хорошо, сейчас мы пойдем, и ты лично покажешь мне этого новоявленного героя! Иначе тебе несдобровать, - при этих словах сенатор снова продолжает уверять в своей искренности, и оба устремляются к одному из вспомогательных строений при амфитеатре…
Achelles: Боги, от них зависит многое. Они отворяют миры, живых существ, меняют судьбы и устанавливают порядки. Они бессмертны и могущественны, но в то же время, подобно своим творениям подвержены слабостям, желаниям, сомнениям. И напротив - их творения, люди, которым не было дано бессмертия и блаженства их творцов. Но зато имеющие в себе особый стержень который не так-то просто согнуть. Ахилл был знаком и с теми и с другими. Те и другие неласково обошлись с героем. Мать воина пыталась сделать его бессмертным подобно богам, но этому не суждено было свершится. Бесчестный Агамемнон и подлый Парис отправили лидера мирмидонян к его гибели. Афина направляла копье сразившее Гектора, Аполлон натягивал лук Париса. Казалось это все - настал конец славным подвигам могучего Ахилла, померкла вспыхнувшая звезда. Ведь участь жителей Аида - скудна и бесславна. И тогда настала пора расставлять приоритеты - Ахиллу никогда было не стать царем, слишком горяч и непредсказуем, спокойная семейная жизнь была не для героя которого тянуло на подвиги и поиски славы. Вести за собой он мог разве что воинов, служа другим предводителям. Он уже был в услужении у людей, опыт оказался печальный. Тут выпадает шанс послужить богам, тем более это открывало путь к новой жизни, так что если выбирать между царем земным и царем небесным, то выбор падал на последнего. Так Ахил встал на путь служения богам как их героя несущего их гнев, и повергая в ужас тех кто осмелился бросить вызов Олимпийцам. Успех сопутствовал сыну Фетиды, ведь он снова был жив и его тело все так же оставалось бессмертным. Но однажды, вражда между людьми и богами привела к тому что само мироздание содрогнулось, образовав разлом в который стремительно стало затягивать тех или иных людей. Та же участь постигла и Ахилла. И вот, оказавшись в новом мире, но со старыми лицами и обязанностями, подданный Аида продолжил выполнять свою миссию. Очутившись в Риме, он довольно быстро получил от своего подземного покровителя задание. На этой земле имел большое влияние Гай Юлий Цезарь - политик и полководец, и он верен богам. Необходимо было заручится его поддержкой. Ахилл понял что от него требуется и без колебаний отбыл в Вечный Город. Там он принялся разыскивать Цезаря, после долгих расспросов он выяснил что любимец народа сейчас в амфитеатре наслаждается зрелищем гладиаторских боев. В амфитеатре же ему сказали - если хочешь говорить с Цезарем, то докажи что ты достоин этого. Ахилл довольно быстро понял в чем суть этих забав на арене. Поэтому потребовал участия в данных боях, его приняли, так как даже свободный человек мог по своей воле выступать на песке арены. И вот, его отвели в прилегающую арену поменьше основной. Подготовившись Ахилл вступил на песок как только решетка поднялась. "Раз этот римлянин хочет крови, я дам ему кровь", - герой чуть усмехнулся. Ахилл был в полном греческом боевом облачении, коринфский шлем с красным гребнем поблескивал на солнце. В руках у него были круглый греческий щит и боевое копье. Помимо сына Фетиды на песок вышли еще шестеро. Они были по-разному обмундированы, и похоже тоже впервые друг друга видят. Ахиллу уже объяснили что для победы необходимо победить всех противников и не умереть самому. При виде бойцов толпа на трибунах зашумела, раздавались крики, музыка, аплодисменты. Мужчина конечно любил овации и похвалу, но сражения просто для чужого увеселения не казались ему особо славным занятием ,и делал он это лишь ради задания. В то же время он приподнял голову ища глазами того кто мог бы быть здесь тем самым великим человеком. Прозвучала музыка означавшая начало боя. Некоторые из воинов издали боевые кличи и тут же ринулись в схватку. Так как противников было нечетное количество, то выбрать себе противника было проблематично. В связи с этим на Ахилла ринулись сразу двое - варвар в легком доспехе с двуручным топором и смуглокожий копейщик. Они оба смотрели на него кровожадно и с желанием убить. Ахилл занял боевую стойку и поднял повыше щит. Первым атаковал варвар, он взмахнул топором снизу вверх, собираясь сокрушить защиту Ахилла, подбросив его щит, но герой проворно отскочил назад, тут же переключая внимание на второго соперника сделавшего выпад, Ахилл успешно выставляет щит навстречу острию. Затем оба противника решают напасть с двух сторон. Ахилл понимал что что удар топора выведет его из равновесия, а копье обойдет защиту, поэтому он опустился на корточки и перекатился по земле, уходя от обоих, затем он он встав на одно колено стремительном ударом копья пронзил живот варвара копьем. Тот зарычал от боли и схватился за древко копья. Второй враг решил в это время прикончить Ахилла, но герой вскочил на ноги, и используя копье как штурвал развернул варвара в сторону египтянина и вот второе копье оказалось в воине с топором. Ахилл ногой пнул уже мертвого врага на копейщика, тем самым отвлекая его внимание. Пока он отталкивал от себя труп, сын Фетиды подлетел к нему и ударом щита вывел из равновесия прихватив копье повше вонзил острие в глотку, кровь брызнула на древко и на руку героя. Следующий кто пожелал сразиться с ветераном Троянской войны оказался мурмилон - воин со щитом и мечом в особом шлеме. С этим было сложнее, он действовал быстро и умело, Ахиллу приходилось юлить и ставить глухой блок. Конечно ни одно оружие не принесет герою смерть, но все равно получать тяжкие телесные повреждения не хотелось. Когда враг провел широкий удар полукругом, мужчине пришлось нехило прогнуться в спине, чтобы лезвие не коснулось его шеи а просвистело над головой. Лидер мирмидонян сократил дистанцию агрессивно напирая на врага, заставляя его мечи и щит работать на отражения острия, и вот, в очередной раз заставив противника думать что он будет атаковать в корпус, Ахиил вонзил копье в незащищенную ногу врага, отчего тот упал на колено. Удар щитов в лицо и копьем в грудь прервали жизнь очередного бойца. Оставшиеся враги увидев как трое умерли от рук одного человека, явно насторожились и негласно решили прикончить столь опасного индивида как можно скорее. Ахилл посмотрел на них с ухмылкой. - Те кто посмеют бросить вызов Ахиллу, получат в награду смерть! - с дерзновением произнес подданный Аида, и повел перед собой копьем, как бы приглашая оппонентов. Они же решили рискнуть и напасть, несмотря на демонстрацию мощи героя. Два противника ударили почти одновременно, Ахилл сумел отбить кистень щитом, но меч полоснул его по руке. Что заставил его инстинктивно отступить. Рана несильная, да и та заживет без сомнения, так что это вызвало больше гнева чем боли. Но тем не менее Ахиллу пришлось обороняться пятясь назад и отбиваться от стремительных атак. Рука болела, и из нее сочилась кровь. А толпа тем временем шумела и требовала еще крови, они там словно опьянели от зрелища. Воин видел что дальше отступать некуда - еще немного и его ждала стена арены. Но это не безвыходная ситуация, и Ахилл решил удивить врагов. Мгновенно развернувшись он бросился в сторону стены, он всбежал по ней, и выполнил сложный акробатический трюк, оттолкнувшись от стены, Ахилл оказался за спинами своих оппонентов. Первый гладиатор пал он копья в спину, а второй который пытался размозжить герою голову кистенем, получил удар по коленной чашечке заставивший его упасть, а затем был добит словно рыба которую рыбак пришпиливал гарпуном. Единственный оставшийся в живых оказался настолько перепуган что решил спастись бегством, бросившись к решетке через которую гладиаторы входили на арену. Ахилл чуть нагнулся и перехватив копье поудобнее прицелился, словно атлет на Олимпийских играх. Один точный бросок и копью оказалось в спине труса, и он сполз мертвым на горячий песок. "Принимай жертвы, Аид", - думал грек переводя дух, неплохая бойня получилась на этот день. Толпа заревела и разразилась аплодисментами. Давно они не видели такого представления - один победил шестерых! - Цезарь! - воскликнул Ахилл победно поднимая руку вверх, - мне нужен Цезарь! Подайте мне Цезаря! - требовательно кричал он окидывая взглядом трибуны, - скольких мне еще убить чтобы увидеть вашего лидера?
Ивейн: Говорят, что все случающиеся в жизни не случайно. Радость дается нам в награду, печаль дается нам для урока. Жизнь всегда учится нас чему-то. Ивейн уже не раз приходилось сталкиваться с трудностями, которые меняли ее мировоззрение. Будучи молодой девушкой, немного легкомысленной, доброй и открытое, ей довелось оскорбить богиню охоты и получить проклятье на свою голову. Ангел превратился в зверя убивающего ночами и незнающего пощады, а по утрам страдающего от угрызения совести, от собственного бессилия против божественных сил. Так было, было до тех пор, пока на дороге белоснежного тигра не встретился мужчина. Высокий, голубоглазый, храбрый и сильный. Ивейн и подумать не могла, что этот незнакомец так легко растопит лед в ее сердце, научит владеть собой, подарит ей душевный покой, и закончит ночные кошмары, подарив самое светлое чувство на свете. Однако даже тут, долго прожить в эйфории ей не удалось. По воле судеб попав в волшебную картину, она потеряла единственного мужчину, которого по-настоящему полюбила, мужчину который был богом, отдавшим за ее жизнь свою. Справедливо ли это? Зачем? Почему он это сделал? Бесконечные вопросы терзали сознание Ивейн много дней, после того, как она вернулась из путешествия в иной мир, забрав всю ее прохладу и темноту в собственную душу. Слезы обесцениваются если их проливать напрасно, но как можно держать их за границей глаз, когда внутри все клокочет и рвется от боли? Зверь превратился их проклятье в спасение, за которого девушка хваталась, словно за спасательный круг. Не способный проливать слезы, хищник, берег нежную душу воительницы, что с трудом смирилась с потерей, однако когда на улицах шел дождь и гремел гром, мысли всегда возвращались лишь к одному ...Тор. Гром, дождь - это его сила, его стихия, и в самой мрачной погоде, с раскатами грома и молниями, Ивейн вспоминала своего северянина, что подарил ей крылья. Смирение. Рано или поздно ей пришлось смириться с утратой, научится жить без него, принять эту смерть и продолжать идти вперед, он отдал свое бессмертие не для девушки, что будет остатки жизни проливать горькие слезы, он отдал свою жизнь ради той, что сможет собраться их пепла и подняться на ноги. Когда пришла война, Ивейн встретила ее, сражаясь на стороне людей, не смотря, на, то, что сердце ее навсегда принадлежало богу грома, вот только сражалась она, как зверь, и жила так же. Редко девушка, принимала свой настоящий облик. Полностью взяв контроль над белоснежным, она смогла выжить в борьбе против бессмертных, что посягнули на права смертных, только благодаря тигру. Запах крови придавал сил дикому зверю, а желание заглушить собственную боль, тигрица была более чем жестока к врагу. В одной из деревень, где смертный люд благодарил пришедшего на помощь тигра, Ивейн увидела девушку. Ее стройное тело, длинные волосы, одежда и запах, она узнала их едва та прошлась в нескольких метрах от зверя. Таисия, это была она. Ивейн нагнала девушку, которую похоронила собственными руками в той картине, и сейчас видя ее живой, дыхание сбилось, от сжавшейся грудной клетки, в которой отозвалось ледяное сердце. - он жив - первая и единственная мысль, раздалась громом в голове. Ивейн догнала Таисию, которая с неподдельным изумлением рассказывала подруге обо всем, что с ней случилось, о том, как смерть окутала ее тело и о том, как она очнулась в лесу, совершенно одна, но в настоящем. Невероятно, но если гетера выжила, значит и Тор вернулся в настоящий мир. Надежда, сменила боль, заставляя кровь бежать быстрее, и давая новую цель. Цель, которая прошла сквозь войну, страшную, кровавую войну и вместе с Ивейн перешла в новый мир. Теперь она знала, Тор жив, и она найдет его во, чтоб это ни стало, он должен услышать те слова, что она не успела сказать, должен знать как дорог ей, даже если она перестала для него существовать. Опасность была повсюду, голод, хаос, разруха, множество смертей и слез, вот, какой мир подарила война смертных с богами. Вот она награда за смелость, награда за власть. Земля окрасилась в кровавый цвет, пропитывая тропы своим запахом, который сейчас был повсюду. Приходилось выживать, сражаться, залечивать раны и снова выживать. Два лагеря силы, которых были безграничны, люди на стороне богов, боги на стороне людей, и те же друг против друга. Все это походило на безумие, которое закончится плачевно для обеих сторон. День за днем Ивейн пробегала не малые расстояния, в поисках Тора, но все они ничем не заканчивались. Он словно призрак маячил перед глазами белого тигра, не давая возможности ни догнать, ни дотронуться. В очередной погони за ведением, тигрица не заметила расставленной в лесу ловушки и, совершив неосторожный прыжок, оказалась в самом ее центре. Расставленные по кругу силки, образовали кольцо, из которого выбраться не представлялось возможным. Отчаянные попытки прорваться сквозь ловушки, причиняли боль и ослабили зверя, который с последним прыжком, с грохотом упал на землю, поднимая пыль. Очнулась Ивейн уже в клетке. Повсюду стража, но они, кажется, воспринимают тигра, как обычного зверя, однако взгляд голубых глаз животного задерживается на женщине. Она знает ее, точно знает. Белоснежный пытается отрыть в собственной памяти ее запах, который когда-то уже чувствовал. - Мо....Молс! - всплыло в памяти, а следом и подкрепилось зрительно, когда женщина повернулась лицом к тигрице. Кажется, она ее не узнала, или может, не могла предположить, что это тот самый зверь, что перепугал когда-то ее людей, помогая Тору забрать молот. Удивительно, прошло столько времени, и вот сейчас, когда Ивейн ищет викинга, она попадает в плен к той самой женщине, у которой находился молот. А ведь именно это приключение стало отправной точкой к новой жизни Ив. Может, эта встреча поможет ей, поможет найти ниточки, зацепки, которые волшебным кубком, прокатятся по тропам, приводя воительницу к ее богу. Оставаясь лишь диким зверем, спасенная богом, с интересом слушала рассказ о дальнейших планах этой женщины.
Fyiralis: Pink Floyd – High hopes Женщина властной походкой шагала подземными огромными коридорами. В каждом из них был скрытый выход на поверхность туда, где витает разруха после войны. Ификлу удалось выжить и теперь он пытается собрать все силы в кулак, что бы отстроить некогда величественный Коринф. Он даже являлся к Молсу просить материальной помощи, ведь в залежах этого человека должно было быть достаточно денег и золота, что бы начать восстановительные работы. Но Файралис отказалась даже через посредников говорить с ним. В этой войне она приняла сторону богов, сторону сильнейших. Нельзя сказать, что она принимала участие в боевых действиях. Кто она такая? Всего лишь хрупкая женщина, несущая на своих плечах огромный груз подпольной власти. Воевали её люди. Но не все - были и те, кто пошел против её приказа, покинув синдикат. Теперь уже преступнице не было времени искать этих предателей, что бы расправится с ними, как раньше. Была бы воля Молса, она не выступала вообще в этой войне. Так собственно она и собиралась поступить, но ей пришлось. Не очень-то хорошо отказывать богам, когда они буквально дышат тебе в затылок. Однажды к Файралис явилась сама Фортуна. Она заявила, что все чего женщина достигла все то, что она сейчас имеет – дело рук Фортуны, будто сама того не ведая Файралис однажды приняла её помощь. Конечно, хоть убей, но женщина не помнила этого момента своей жизни, когда ей кто-то бы с чем-то помог. Она всего добилась сама и прекрасно это знала, но только глупец будет спорить с богом. Деньги делают тебя могущественным и влиятельным разве что перед людьми, перед богами ты же остаёшься беспомощным, владей ты хоть всей Гипербореей и её золотыми стенами. Фортуна пригрозила, что может отвернуться от Файралис и это обернется потерей всего, что женщина имеет. Конечно же, Молс не хотела этого поэтому, долго не раздумывая и не опираясь, приняла условия олимпийки. По указу богини Файралис отправила своих людей на войну, хотя сама понимала, что ничем хорошим это не закончится. Прошли те мирные времена, когда можно было спокойно печь пироги и купаться в денежных горах. Теперь Файралис вынуждена скрываться в подземельях, сохранившихся после вспышки, подобно крысе. Наконец она дошла до того самого заветного хранилища. Никто не знал, что оно находится здесь, только Молс. Она открыла дверь замысловатым ключом и вошла внутрь. Здесь хранились деньги. Женщина стала пересчитывать их, что бы рассчитать разницу, сколько утеряно и сколько денег у неё осталось, как и то на что их в результате хватит. Еще одну битву на стороне богов она уже себе не сможет позволить. Её люди рассеялись, лагерь разлетелся вдребезги. Больше нет никакого преступного синдиката, а она не его глава. Фортуна все же отвернулась от женщины. И где же эти боги, когда они так нужны? Зализывать раны в одиночку тяжело. Пересчитав свои сбережения, Файралис с мрачным и строгим лицом покинула помещение. Она вернулась в место, которое некогда можно было назвать её кабинетом. Теперь все было скорее похоже на руины когда-то великолепного дома. Здесь было все серо и пыльно, повсюду разбросаны камни и нигде не видно окон и дверей. Теперь выходила наружу Файралис только через один из своих подземных ходов, настолько все разрушено. Здесь её встретил Праксис. - К тебе пришли, - мрачно произнес он. - Кто? – прошипела женщина в ответ. Казалось, её тонкий стан еще больше вытянулся, а скулы стали еще ощутимей, словно сейчас кости пробьют сквозь кожу путь на свободу. - Разведчики и добытчики. Файралис закатила глаза, и устало вздохнула. Она уже не хотела работать или кого-либо принимать. Она держалась молодцом, представляя взору всех стальную женщину, но всем известно, что Молс ослаб и у неё осталось слишком мало людей, что бы играть с ними в недоверие. Поэтому она явилась туда, где её ожидали. Взору женщины представилась огромная клеть с жутко красивым зверем. «Белый тигр, большая редкость» - подумала Молс и проследовала мимо клети со спящим зверем. Что-то золотое блеснуло из мешка этих людей. - Молс, мы принесли тебе подарок! – вдохновленно проговорили молодые люди, все выпачканные в пыли и грязи. Хотелось бы думать, что это именно грязь, ибо пахло от них не лучшим образом. Файралис даже скривилась и взмахнула рукой, пытаясь развеять этот запах. - Что это? – спросила женщина. Золотое крыло выглядывало из мешка, настолько идеально отточено, и по форме эта вещь напомнила женщине кое-что. Она догадывалась, что это. Страх мелкими комочками подступил к горлу. Женщина едва сглотнула, а после почувствовала, как её переполняет гнев. Она резко дернула мешок вниз и к своему сожалению увидела то, что ожидала увидеть. Это был орёл Цезаря, символ с которым он вел в бой свои легионы. Знак могущественного и суеверного полководца, первого человека в Риме. – Идиоты! Воскликнула Файралис, отпустив мешок. Она замахнулась рукой на этих двоих. Те поморщились и сжались в плечах. Но женщина сдержала себя. Она знала, что если сейчас нанесёт удар, у неё потом будет болеть кисть, а боль она не любила. - Вы знаете, что вы сюда притащили?! – рука преступницы опустилась на пояс, а вторая запуталась в волосах. Файралис тяжело выдохнула. Она раздумывала, что теперь делать. - Молс - это золотой орёл, на него мы сможем отстроить южную часть города, что бы хотя бы по морю получать помощь, - сказал один из них. Праксис безмолвно, подобно хранителю стоял у двери, сложив руки явно на случай, если Файралис прикажет убить этих двоих. Оружие всегда было при нём. - Плевать мне на город! – вскричала женщина, затем успокоилась. – Это знамя самого Цезаря, болваны! И он будет его искать, теперь представьте, что случится, когда он найдет это знамя у нас? У меня не так много людей, что бы обороняться. Теперь Файралис запустила обе руки в волосы и медленно массировала голову. В последнее время она была вспыльчива и истерична, что ей собственно не было свойственно. Просто преступнице нужен был отдых, не каждый день теряешь то, что строил годами. - Так что нам вернуть теперь его что ли? – подал голос один из них. - Праксис, молю тебя, убей их, - прошипела женщина. Хранитель её ступил несколько шагов вперёд и не успели ребята сообразить что к чему, как были повержены и лежали на земле, истекая собственной кровью. Файралис потерла лоб и посмотрела на мужчину. – Спасибо. Она закусила губу и села на камень, закинув ногу на ногу. - Что будем делать? - Не знаю, Праксис. Моя империя пала. У меня осталось мало людей и большинство из них такие идиоты, как эти двое, - женщина пнула ногой труп юноши. – Я потеряла все. Файралис встала с камня и, держа руки на поясе, подошла к клети, откуда на неё уже во все глаза взирал могучий зверь. Некоторое время Файралис смотрела на тигра. «Может ли быть такое, что их на свете двое? Или же это ты безмолвно взираешь на меня в клети?» - думала про себя женщина. Затем резко развернулась и приказала мужчине. - Скажи, что бы накормили зверя. Возможно, он мне еще пригодится, - бросив последний взгляд на орла, который не сулил собой ничего доброго, Файралис покинула свою разруху в поисках покоя и уединения.
Gaius Julius Caеsar: Пройдя по узкому коридору, разделявшему оба амфитеатра, Цезарь и его спутник очутились у дверей, ведущих на трибуны вспомогательной арены, где также в целях охраны пребывали несколько воинов во главе с декурионом. Подойдя к этим дверям, Гай Юлий сам приоткрыл их, но не стал появляться снаружи, а только устремил взгляд вниз, на место действия очередного гладиаторского боя, жестом удержав рядом с собою сенатора и велев ему сделать то же самое – оставаясь наблюдателем, увидеть все происходящее со стороны. Тот с почтением кивнул, одобрив столь осторожный шаг, и они оба принялись смотреть за тем, что творилось на арене. А там и вправду происходило нечто удивительное. Неизвестный боец, одетый почему-то в полное греческое обмундирование, которого вот уже несколько сот лет практически никто не использовал - коринфский шлем с гребнем и старинного образца доспехи, которые, впрочем, судя по всему отлично сохранились, так как выглядели идеально новыми и отчаянно сияли в лучах яркого солнца, - так вот, этот непривычно странный с точки зрения римлян воитель смело выступил на песок, держа в руках круглый щит и достаточно длинное копье. Очевидно, соблюдая какой-то ритуал, он сначала приветствовал всех, а потом словно застыл на месте. Кроме него, на показательное сражение вышли еще шестеро одетых в более привычные костюмы гладиаторов, которые по сравнению с манерой поведения неизвестного воина выглядели более просто и раскованно. - Это еще ни о чем не говорит, - заметил Цезарь. – Сейчас любой может одеваться так, как он хочет. Да, вижу, он немного ретроград в своей манере вести себя и выглядеть перед толпой, но ведь это еще не доказывает, что он явился к нам из прошлого. - Если у нас есть время, лучше подождем, что будет дальше, - ответствовал сенатор. Цезарь едва заметно пожал плечами, но не стал возражать. При виде людей на арене римская толпа одобрительно зашумела. Тут Цезарь сумел разглядеть, как боец в древнем греческом облачении слегка приподнял голову, будто стремясь отыскать взглядом кого-то, кто был ему нужен. Но и сейчас полководец не стал ничего предпринимать. Тем временем внизу стали происходить еще более необыкновенные вещи. Довольно быстро никому не знакомый боец смог расправится сразу с тремя опытными противниками. - Те кто посмеют бросить вызов Ахиллу, получат в награду смерть! – гордо провозгласил он, каким-то заранее выверенным жестом сделав движение копьем, будто подтверждая свои собственные слова. Цезарь снова пожал плечами. - А не находишь ли, мой Лентулл, что на сей раз все понемногу начинает разъясняться? Может быть, ему бы стоило показаться на приеме у врача? Квинт Корнелий Лентулл (а это был именно он, поскольку, несмотря на свои постоянные неудачи в разоблачении мнимых, существовавших только в его воображении заговоров, в поисках таинственной диадемы и в бесцельном противостоянии сенатора с Наджарой Цезарь все же не стал отказываться от его совершенно бескорыстных услуг, поскольку такие люди также были крайне нужны – и во многом из-за того, чтобы, маневрируя ими, с их помощью наводить врагов Рима на ложный след…) сначала выразил согласие, но потом инстинктивно обратил внимание политика на завершение поединка, хотя недавно на арене главного амфитеатра произошло примерно то же самое. - Цезарь! – тем временем кричал незнакомец, победно вздымая руку и простирая ее над головой, - мне нужен Цезарь! Подайте мне Цезаря! Скольких мне еще убить чтобы увидеть вашего лидера? Цезарь чуть помолчал, затем взглянул в сторону, где находились служебные помещения, и лишь тогда проговорил: - И все равно здесь что-то не сходится… Человек, который хотел бы всего лишь увидеть меня, не стал бы устраивать целое представление в духе давно минувших лет. Насколько бы ни в себе он не был, он скорее всего просто пришел бы в обычные приемные часы во дворец… Ведь именно так и поступают наши римские граждане, да и не только они, но и греки… Значит, за всем этим кроется некая тайна, которую можно попытаться разгадать. Давай сделаем так – ты пригласишь его сюда и приведешь вон в ту комнату, а я буду ждать там… Надеюсь, у нас не возникнет с ним лишних трудностей. И скажи охране, пусть они постоянно курируют тебя на пути к арене и, естественно, в столь же бдительном порядке проводят обратно… За последнее время… - он вспомнил было разоблачение зловещего культа жрецов лжебога Дахока и проведенные вслед за этим аресты, расследования и долгие мучительные казни виновных, но сейчас было уже не до этого, и Гай закончил: - Сама судьба заставляет нас быть более осмотрительными и острожными, дабы не подвергать лишний раз жизнь опасности. Лентулл послушно откланялся и, шепнув на ходу несколько слов легионерам при входе на трибуны амфитеатра, быстро спустился по ступеням каменной массивной лестницы вниз и поспешил к городскому эдилу – устроителю и главному распорядителю происходящих на второй арене гладиаторских игр, который пребывал в самом первом ряду трибун, на самом почетном месте, окруженный свитой помощников, чиновников и клиентов. Коротко отдал городскому главе только что полученное распоряжение Цезаря – и тут же никому не известный боец в облачении легендарных греческих героев был приглашен проследовать вверх, где ожидал его Юлий. Сам же Цезарь предусмотрительно подозвал к себе одного из римских офицеров: - Мне может кое-что понадобиться, - произнёс он и и велел сказать солдатам, чтобы те со своих постов возле дверей и стен прибыли сюда и прикрывали полководца, будучи готовыми в любой момент вмешаться, если развитие событий получит дурной оборот, в то время как по заранее оговоренному сигналу часть других воинов незаметно должны были усилить охрану ближайших подступов к трибунам, лестницам, входам, выходам и остальным важным местам. Приказ был моментально исполнен, и Цезарь устремился в скромный покой напротив, оставляя за собой двери открытыми, и в ожидании остановился, но не напротив дверей, а поодаль, чтобы видеть все происходящее в коридоре и в то же время оставаться незамеченным снаружи. Римские легионеры из отдельной охранной манипулы, одетые в специальное военное одеяние защитного цвета, чтобы не выделяться на фоне остальных людей, незаметно продвинулись вперед, быстро исполняя распоряжение главнокомандующего. Убедившись, что его прикрывают со всех сторон, Цезарь приблизился к столу и, на всякий случай ещё раз внимательно осмотревшись вокруг, уселся в ожидании. Рядом с ним были лучшие из лучших бойцов и командиров; не менее опытные чётко следили за происходящим чуть издали, контролируя ситуацию.
Achelles: С трибун раздавались аплодисменты и восторженные возгласы, похоже Ахиллу удалось привлечь внимание римлян. Однако ему нужен был лишь один из них - Гай Юлий Цезарь, и ему сказали что устроить бойню на арене - он это сделал и теперь вновь искал глазами на трибунах того кто мог бы им быть. Жаль правда он этого римлянина в глаза не видел, так было бы проще. Ахилл прошествовал вдоль арены чтобы забрать свое копье которое в то время торчало из тела последнего убитого им противника. Забрав его, горой направился к выходу, так как похоже придется самостоятельно искать нужного человека. "Ну хоть развлекся немного", - он усмехнулся бросая взгляд на поверженных им врагов, лежащих на кровавом песке. На выходе из амфитеатра к нему подошел римлянин и сказал что его ожидают в подсобном помещении. "Может быть я все-таки привлек его внимание?", - чуть сдвинув брови, ветеран Троянской войны все решил это проверить. Ахилл пошел следом за тем самым мужчиной что передал ему приглашение, по пути он заметил как за ним следят, причем немало людей. "Это может ловушкой... или мне просто не доверяют", - он хмыкнул и решил быть настороже, мало ли кому взбредет в голову напасть на сына Фетиды. Они зашли в помещение под трибунами, а там поднялись по лестнице к некой каморке что могла вместить от силы человека три. И все это по пристальным наблюдением римских шпиков. Время от времени Ахилл бросал взгляды на некоторых соглядатаев, прекрасно понимая что его "пасут". У всхода в комнату, сопровождающий попросил сдать ему оружие. С мгновение героя поколебался, лишь грозно посмотрел на римлянина, но понимая что он пришел сюда в общем-то с дипломатической целью, то идти на конфликт было неразумно. Он сдал свой щит и копье, перед тем как войти в комнату, как только он это сделал дверь за ним закрыли. И вот, герой остался наедине с мужчиной знатного вида, облаченного в римские латы, характерную анатомическую кирасу, и его голову украшал золотой венец. - Это тебя называют Юлием Цезарем? - спросил Ахилл, и после краткой паузы, не встретив возражения против этого, понял что не ошибся, - меня зовут Ахилл. Меня послал Аид для того чтобы помочь тебе в войне против врагов наших богов, - разу решил перейти к делу лидер мирмидонян, и тут он увидел на доспехе Цезаря знак который он видел где-то раньше, - минутку, последний раз я видел это у Энея, - неспешно проговорил воин присматриваясь к символу.
Ивейн: Голубые глаза дикого зверя, сквозь толстые прутья решетки, пронзительным взглядом смотрели на Молс. К женщине пришли ее люди, выпачканные в грязи, они говорили о подарке, чем вызвали интерес тигра. Животное вело себя тихо, стараясь на выдавать своей заинтересованности, а потому блуждало осторожно по клетке из стороны в сторону внимательно слушая разговор и время от времени поднимая на компанию свой яркий и вместе с тем осознанный взгляд. - Золотой орел самого Цезаря - прищурив сапфировые глаза, сверкающие из-под белоснежной шерсти бровей, подумала кошка, а память невольно вырисовывала обрывки из прошлого. Много зим назад, Ивейн впервые стала тигром, охотницей за добычей, которой к сожалению в основном были беззащитные крестьяне или те, кто по воле судьбы оказывались на ее пути. Но однажды, тигрица шумно выпустила воздух накопившийся в груди, однажды на ее пути появилась Зена с лживыми обещаниями избавить глупую девчонку от силы, которая брала верх над ней по ночам. Ах, как сладки были слова завоевателя, что пьянящим дурманом растеклись по телу юной Ивейн. Она поверила ей, рискнула всем пойдя в лагерь к самому Цезарю, заставила того напасть, а после предела, ради собственного освобождения. Эти воспоминания навсегда отпечатались в памяти тигрицы, как и император чей ум успел поразить ее при первом их разговоре. Слишком много было пережито, слишком много для того, чтобы горевать о прошлом. Так или иначе былого не вернуть, и нам остается лишь уповать на разум, что вспоминая жестокие уроки предателей, сделает тебя сильнее врага, во время узрев его истинные мотивы и намерения. Исколоченная душа ангела, томилась под толстой мохнатой шкурой белоснежного тигра, который сейчас внимательно слушал разговор Молс, и признаться Ивейн было интересно. Не каждый день узнаешь о том, что не только твои друзья, но и бывшие противники остались в живых. Достойны ли они перейти в новый мир? А почему бы и нет? Сильный враг не страшен той, что уже дважды собирала себя по частям, поднимаясь из пепла. Молс, как Цезарь были обычными смертными, но их души были сильны, именно поэтому они сумели выжить, как и тигрица. Убитая горем женщина снова смогла вдохнуть прохладный воздух полной грудью, сбросив часть ледяных оков с груди, собрать осколки своего сердца, и склеить его хрупкой надеждой на встречу. Одна лишь мысль о том, что викинг жив, смогла заставить ее идти вперед, продолжать борьбу, верить в лучшее. Ивейн научилась беречь себя, научилась понимать тигра, доверять его чувствам доверять самой себе. Белоснежный не был более ей врагом, напротив он единственный утешал воительницу прохладными ночами, впитывая слезы в густую шерсть. – Это знамя самого Цезаря, болваны! И он будет его искать, теперь представьте, что случится, когда он найдет это знамя у нас? У меня не так много людей, что бы обороняться. -кажется Молс была не в восторге от находки своих людей. Что ж ее можно понять, с таким как Цезарь опасно иметь дело, и все же он лучший враг, которого можно пожелать. Изощренный и коварный ум, наряду с логикой и обаянием, перед таким трудно устоять в любом случае. Холоднокровный приказ об убийстве, не произвел на зверя никакого впечатления. Сейчас за каждым поворотом можно наблюдать за убийством. Бесценно люди проливали свою кровь, сражаясь за тех, кто норовит поставить их в итоги на колени. И как смертные не понимали очевидного? Животное недовольно мотнуло хвостом, в очередной раз взирая на кровь, что неторопливо вытекала из-под мертвого тела. - Не знаю, Праксис. Моя империя пала. У меня осталось мало людей и большинство из них такие идиоты, как эти двое Молс уже не была так сильна, как при их первой встрече, однако даже сейчас, эта женщина не выглядела слишком подавленной. Напротив, ее властный взгляд и уверенность любого могла бы убедить в обратном. Ивейн бы поучится так искусно носить маски, как это делали встретившиеся на ее пути люди, ставшие врагами. Женщина, наконец, встает с камня и неторопливыми шагами подходит к прутьям клетки, смотря на пойманного зверя, который в свою очередь одарил Молс весьма неприветливым выдохом с легким рычанием. Ивейн все еще помнит ее нож возле своего горла, а между тем брюнетка разворачивается, отдавая приказ накормить зверя. Что ж, это было весьма кстати, тигрица уже несколько дней ничего не ела, гоняясь за исчезающим призрачным ведением, которое казалось так близко, но стоило сделать к нему шаг, протянуть руку, как оно растворялось в воздухе, и вновь появляясь на горизонте так далеко, дразня взор, что белоснежный зверь мог бежать весь день, и совершенно обессилив попасться в ловушку. Сама виновата, самой и выбираться, но как это сделать ? Вырваться из клетки не трудно, вдоволь наевшись Ивейн восстановит силы, дальше дело за малым, но тогда Молс узнает зверя. Мечущийся по клетке тигр, привлек внимание одного из стражей, что позабыв об осторожности, подошел близко к решетке. Пару раз прикрикнув на зверя, он пытался угомонить того, ведь бесконечно шатающийся из стороны в сторону комок шерсти любого начнет выводить из себя, особенно когда он это делает специально, гремя при этом миской от мяса. - Заткнись! - в ответ на крики стража, Ивейн отозвалась лишь безразличным и глухим рычанием, продолжая действовать тому на нервы. Прошло еще пару минут, а после охранник окончательно потерял рассудок, отварил клетку, взяв с собой меч вошел во внутрь. Тигр успокоился и даже прижался ко дну клетки, когда отчаянный псих занес над его головой меч. - Боишься?! Правильно! - грозился тот, потряхивая железякой над массивной головой. Голубые глаза зверя, казалось издевательски осматривают горе стража, а секунду спустя, когда его рука все же решилась нанести удар, была перехвачена полностью обнаженной женщиной. Ее стройное тело с идеальными изгибами, волнами низ подающими на плечи и прикрывающими едва грудь волосами, яркие, необычайно яркие глаза, привели бедолагу в некий ступор. Его широко распахнутые глаза, и приоткрытый рот выдавали его изумления и шок. - Скучно сидеть в клетке одной - промурчала женщина, забирая из рук парализованного стража оружие. - не грусти - она подмигнула несчастному, а после покинув клетку, вновь обернулась тигром. Нужно было найти выход, время пока глупец придет в себя от шока и не доложит Молс было не много, а лабиринты в котором находилось логово женщины Ивейн практически не знала. Тигр прислушивался к малейшим шорохам, пытаясь найти выход, но в итоге приведя зверя в покои самой Молс. - дьявол - пронеслось в голове тигрицы, когда дверь на кривых петлях предательски скрипну.
Fyiralis: Это было тяжело - потерять все и жить в страхе, что будет завтрашним днём, особенно когда до этого человек блистал могуществом и непобедимой властью, темной властью. Это была сила Файралис. Молс - имя состоящее из четырех букв вселяло страх в любого наёмника, вора, разбойника, шпиона и прочих, кто с законом не дружен. Попробуй проверни что-то масштабное так, что бы Молс не узнал. А сколько разговоров в тавернах и трактирах по всем городам Греции: если Молс узнает - он тебя убьёт. Всему пришёл конец. Страх, он окутал всю её. Файралис понимала это и ненавидела все больше ту досаждающую реальность, которая сложилась в данный момент. Ненавидела себя за то, что приняла сторону богов. За то, что доверилась Фортуне и потеряла все. И речь идет не только о деньгах, преступном синдикате и прочем. Люди, самые лучшие отважные, преданные. Те, которых она могла назвать друзьями были преданы ею. До сих пор женщину не оставляла в покое совесть за свой поступок. Она многих потеряла, но Нэсс и Лаэн - это была большая жертва за спасение своей шкуры. Слишком огромная, что бы дальше с этим жить. Молс отправила лучших следопытов на поиски этих двоих наёмников. Но пока никаких результатов. Убили их боги, или же им удалось вновь умело скрыться? Они будут мстить и Нэсс будет мстить в первую очередь, ведь тогда Файралис подвергла опасности именно Лаэн, так как девушка была основной целью богов. А Нэсс никогда не позволял обижать свою жену, впрочем тех, кто пробовал в живых не осталось, что бы засвидетельствовать этот факт. Но Файралис хорошо знала этого мужчину. Поэтому уже которую ночь подряд женщина не могла уснуть, лежала с сомкнутыми глазами, спать не могла. Покинув помещение с клеткой, в которую посадили необычного тигра, как "привет" из прошлого, Файралис отправилась в свой кабинет. Она села за стол, достала свиток, макнула перо в заранее приготовленное чернило, но так и не собралась написать то самое письмо адресованное Гаю Юлию Цезарю в Рим о том, что его золотой орёл у неё. Обычно Файралис отправляла письма угрожающего и весьма зловещего характера, либо это были деловые сделки, договора и прочее. Здесь же она должна была показаться покорной и преданной. Преданность... она привыкла, когда так относятся к ней, а не она к кому-то. Молс преданна только себе и своим жизненным идеалам преступницы. Она написала уже несколько строк, когда в дверь постучали. Женщина спокойно отвела перо и поставила его в чернильницу, привезенную из заморских стран, после чего разрешила стучавшему войти. Это был Праксис. - Тебе чем то помочь? - осторожно поинтересовался он. Файралис внимательно и задумчиво на него взглянула. Праксис, мужчина, который встретился ей еще когда она была никем. И с тех пор, как верный пёс сопровождал её не отходя ни на шаг. Верный друг и отличный любовник. "Как бы я хотела тебя любить" - думала часто преступница. Праксис её любил и даже невооруженным глазом это было видно. Но Файралис лишь использовала его в любовных утехах, правда уважала его, ибо он был её верным соратником, её лучшим другом, правой рукой и надёжным прикрытием. Всегда с ним женщина чувствовала себя в безопасности, только не сейчас. Особенно сейчас даже Праксис не внушал чувства безопасности. - Пытаюсь написать письмо Цезарю, - сказала Файралис, подперев лоб ладонью. - Похоже на какую-то подставу, словно нашим идиотам буквально преподнесли орла. Они бы не смогли его украсть, или просто найти. Они купились. Греция сейчас в разрухе и повсюду властвует хаос и бесправие. Боги скрылись, исчезли или черт с ними знает что. На мой зов никто не отзывается. Риму повезло - там царит порядок. Цезарь помазан богами и война их словно не коснулась. Скажи, что помешает могущественному полководцу пойти на Грецию, что бы наконец подчинить её Римской империи? Файралис сделала паузу. Праксис понял её, но по нему было видно, что он даже не додумался связать орла со столь масштабными событиями. Но подстава была очевидна. Возможно, спланирована даже самим Цезарем, либо вдохновленные идеи его последователей, что бы ублажить своего сенатора. - Теперь мне нужно принять решение... Как поступить. Я не вижу радужных перспектив в том, что бы Греция стала одной из провинций Рима, но и не выстою против Цезаря, - Файралис задумалась. - Выкинь орла, отдай кому-то. Пусть его увезут дальше из Коринфа и нас больше ничего не будет связывать с этим Цезарем, - сказал Праксис. Файралис почесала макушку, слегка помассировав голову. - И отсиживаться здесь в ожидании, когда Греция падёт под власть Рима? Я сделала так много ошибок, Праксис. Допустить еще одну я просто не могу, - преступница сделала паузу, уже гораздо длительней, нежели прежде. Затем последовал всплеск эмоций. Она резко поднялась с кресла и пихнула руками стол так, что чернильница перевернулась и оставила черное пятно на полу. - Плевать! Махнула рукой она. - Не нужно было идти вслед богам. Фортуна угрожала мне, что я все потеряю, если не последую за ними. И я испугалась, как наивная девчонка, Праксис. Испугалась!!! Я предала наших друзей, я предала Нэсса и Лаэн и не могу спать спокойно. Взамен я не получила ничего. Все, чего добивалась годами разрушилось в один миг и разрушается дальше. Чертов орёл, с этим Цезарем. Я должна ему написать и ползать перед ним на коленях, если хочу укрепить свои позиции на случай захвата Римом Греции, - Файралис присела на стол и прикусила губу, глядя куда-то в сторону. Праксис подошел, он попробовал коснуться её лица, но женщина нервно убрала его руку. - Отдохни, - сказал он и вышел. Файралис смотрела ему вслед и когда за ним закрылась дверь, она все же вернулась за стол и написала письмо, в котором оповещала великого сенатора Рима о том, что орёл - символ его легионов -перехвачен её людьми и находится у неё. Если сенатор соблаговолит, она вернет ему реликвию, но только в его руки, что бы по воле незнания не отдать столь важную вещь в руки подставному незнакомцу. Когда женщина закончила с написанием письма она написала еще несколько копий и раздала их лучшим шпионам, которые у неё были, что бы наверняка удостоверится, что письмо будет доставлено и передано лично в руки сенатору. После этого она вернулась в свои покои. Не расстилая постель и не раздеваясь, Файралис улеглась. Она даже не сняла сапоги. Привычные ей платья и шикарные наряды пришлось забыть. Теперь её обыденная одежда - это плотно прилегающие к телу темные штаны, сапоги и красная свободная рубаха, под покровом которой хранится заветный кинжал. Перед тем, как опуститься на подушку, она спрятала оружие под неё, а после легла и закрыла глаза. Неизвестно, который час она лежала так, распростершись в собственной постели в одиночку, но уснуть не смогла. Только закрывала глаза, что бы они отдыхали. Женщина проклинала богов и ненавидела себя за те ошибки, которые совершила. Почему ты всегда безоружен перед своими создателями? Почему если к тебе явился бог и что-то требует ты готова все отдать... "Потому, что ты слаба, Файралис. Ничтожная воришка" - мысленно прокатились в голове слова одного человека, сказанные ей очень давно. Но она помнила эти слова по сей день. Так женщина лежала в постели, пока не услышала скрип двери. Сердце нервно забилось, душу обуяло волнение и страх тонкими нитями поражал нервную систему. Рука незаметно скользнула под подушку и зажала едва теплую рукоять кинжала. Файралис резко поднялась, держа перед собой его и опешила еще больше, когда увидела тигрицу. Женщина вскрикнула и отползла на край кровати и широкими от испуга глазами глядела на дикого зверя, проникшего в её опочивальню. Спустя мгновение женщина овладела собой и подумала: "Кого убить за побег тигра?". Взгляд её изменился на спокойный. Она вытянула вперед вторую руку, а первой также неспешно опускала кинжал, не спуская глаз с животного. - Тише, тише, - приговаривала Файралис все еще недогадываясь, что с этим существом уже знакома. Разбойница стала медленно двигаться к краю кровати. Она понимала, что кинжал её не спасет, и если она его не отпустит - он лишь усугубит дело. Поэтому нехотя, но оружие Молс оставила на кровати, а сама медленно подходила к зверю. - Как же ты тут оказалось, заблудшее животное?
Gaius Julius Caеsar: Через небольшое окно Цезарь, ненадолго встав из-за стола, увидел, как воин в сопровождении Лентулла зашел внутрь помещения под трибунами. Сам он еще раз неторопливо прошелся туда-сюда, и остановился в тот самый момент, когда у входа послышался знакомый голос: это сенатор Квинт, соблюдая церемониал, попросил у неизвестного сдать оружие. Ответ раздался не сразу, но спустя несколько секунд, похоже, воин принял единственно верное решение и последовал правилам этикета. Затем он вошел и Лентулл осторожно прикрыл за ним дверь, дабы ничто со стороны не мешало разговору. Цезарь, который успел уже снова присесть за стол, увидел перед собою бойца внушительного роста и крепкого телосложения, одетого в одежду старинного покроя, что еще ранее невольно заставила обратить на себя внимание: просторная туника, высокие сандалии с ремнями и завязками, доходящими почти до колен, необычного вида кираса со старинным греческим орнаментом, такие же примерно старинного вида наручи и наголенники. Голову незнакомого воителя венчал коринфский шлем, который был знаком Цезарю только по книгам: сам он никогда прежде не видел ничего подобного и поэтому, естественно, заинтересовался. И, чтобы побыстрее приступить к делу и заодно дать понять, кто здесь всем заправляет, он первым решил начать разговор. - Итак, незадолго до своего прихода сюда ты выразил стремление лицезреть меня, и донести до моего сведения некое дело, посему вот именно сейчас ты и находишься здесь, предо мною, - памятуя, что на арене воитель издавал победные выкрики по-гречески, Цезарь в обращении к нему использовал именно этот язык, которым владел, можно сказать, в совершенстве. – Ответствуй же, какое дело привело тебя ко мне столь спешно, в таковой нежданный миг? - Это тебя называют Юлием Цезарем? – в свою очередь, коротко осведомился гость. Глава Рима немедленно обратил внимание, что изреченная фраза также построена незнакомцем на старинный лад, и более напоминает цитату из поэмы Гомера или в крайнем случае Гесиода. Сейчас подобным образом по-гречески уже давно никто не говорил; казалось бы, вся архаичность и древность произнесенный слов, повеяв подобно ветру из старых, седых времен, повернула время вспять и заставила обо многом призадуматься. «Нет, такое произношение и выговор нельзя подделать! Никто, будь он даже трижды искушен в науках, подобно мудрецам из Александрии, не смог бы столь точно воспроизвести древнее звучание греческих слов! А значит, за всем этим тем более скрывается очень важная, значительная для меня тайна, кою я просто обязан узнать подробнее и проникнуть в самый смысл вещей!», - с такими мыслями верховный понтифик и глава Республики, всегда охочий до всего нового и необычайного, что помогло бы ему глубже проникнуть в суть мироздания, верховный понтифик и глава Римской Республики решил незамедлительно приступить к действиям. Эффектно выдержав паузу, которую он всегда по привычке соблюдал в подобных случаях, чтобы произвести еще большее впечатление на собеседника, кем бы он на самом деле не оказался, римлянин весьма гордо и многозначительно проговорил: - Да, ты никоим образом не ошибся, о воин, се я… - тут он чуть-чуть приостановился, ибо пришлось все-таки помыслить, как переиначить собственное имя на древний лад. – Се я, Гай Юлий Цезарь, возглавляющий Римское государство. Так изреки же цель своего прибытия, и мы обсудим то, ради чего ты предпринял долгий, вне всякого сомнения, путь, дабы предстать пред моими очами здесь, в Риме. Правда, он сильно старался, чтобы его слова звучали так же хорошо и безукоризненно, но все-таки книжных знаний тут явно недоставало, тем более трудно было воспроизвести произношение, которым уже несколько сот лет никто не пользовался, и которое уже давно успело устареть… - Меня зовут Ахилл, - почти моментально продолжил боец. - Меня послал Аид для того чтобы помочь тебе в войне против врагов наших богов, - видимо, тот тоже решил не ходить вокруг да около, а сразу перейти к делу. Не успел еще Цезарь ответить на такое более чем смелое заявление, как заметил, что взгляд собеседника остановился на старом, традиционном украшении, знаке, который с незапамятных времен украшал тоги римских магистратов. - Минутку, последний раз я видел это у Энея, - медленно проговорил он, тем временем внимательно присматриваясь. - Это именно так, - поколебавшись, решил не скрывать очевидное Цезарь. – Сей символ испокон веков изображается на одеянии римских должностных лиц в честь Энея, ведь именно он и его потомки основали Рим… Эней в сопровождении Ахата покинул горящую Трою и увёл с собой жену Креусу, сына Юла и на плечах своих вынес старого отца Анхиса. Получив пророчество о предназначенной ему великой судьбе и собрав оставшихся в живых, он отплыл с ними, долго скитался, прежде чем прибыть в Италию, в Лаций. Передают, что когда корабли подходили к берегам будущего Рима, Гера наслала бурю, и флот его был отброшен к Карфагену, но Зевс прислал к нему Гермеса и через своего вестника повелел Энею покинуть Карфаген. По предначертанию судьбы в Лации он женился на Лавинии, чтобы новая династия положила в будущем основание Риму. Ромул, один из основателей нашего Города, был их сыном… По совету Кумской Сивиллы, впоследствии Эней еще раз вопросил о будущем, и тень Анхиза предсказала великое будущее ему и Римской державе. Проговорив это, Цезарь пристально посмотрел на воина, чтобы понять, какое впечатление оказали его слова. Но тут неожиданно и тихо вошел сенатор Лентулл с двумя свитками в руках и, поклонившись, быстро передал их Цезарю, а сам не менее стремительно исчез за дверью. - Мне доставили спешные известия, сейчас только ознакомлюсь с ними и мы вернемся к нашему разговору, - сказал Цезарь и развернул первый пергамент. Там было донесение о пропаже священного золотого орла – символа не менее древнего, чем знак Энея… С этим орлом главные силы Республики всегда ходили в бой и спасали Государство от великой опасности, например от карфагенян, которые некогда под предводительством Ганнибала вторглись в Италию и угрожали самому существованию римского народа, а затем против диких племен кимвров и тевтонов, что также осмелились бросить вызов Риму и, подойдя к нему, лишь с величайшими усилиями, с огромным напряжением всех сил были разбиты в кровопролитных битвах великим полководцем Гаем Марием… Второй свиток являл собою послание от некоего человека Молса с извещением о том, что данный орел был якобы случайно обнаружен в Коринфе… - Кажется, сейчас появилась необходимость и предлог отправиться на борьбу против противников Богов в Элладу, - поведал Цезарь Ахиллу, убирая в сторону свитки. – Видишь ли, наш старинный римский символ и знак побед, легендарный золотой орел был похищен этими презренными богоборцами, но в Коринфе человек по имени Молс сумел разоблачить негодяев и ждет, когда я прибуду, чтобы вернуть орла… Такой благовиднейший повод нельзя упускать! Ведь именно Эллада – основа и центр всего этого мерзкого богоборческого движения, значит, победив противников Богов там, на ее территории, мы окончательно сможем избавить наш мир от опасности и спасти все то, во что мы всегда верили. Мои войска всегда находятся в состоянии полной боевой готовности, а все остальные силы присоединятся по пути следования к месту назначения. «Думаю, моих пятнадцати легионов и вспомогательных сил в лице испанских, галльских и германских союзников вполне хватит, чтобы уничтожить богоборцев и вернуть Грецию в лоно почитания Богов, а если эта страна уже настолько сильно изнутри заражена заразой сопротивления Богам, я не остановлюсь даже перед тем, чтобы полностью стереть ее с лица земли, как мы, римляне, поступили с Карфагеном!»
Achelles: Грек еще несколько мгновений приглядывался к символу который он видел у троянца Энея, а тем временем его собеседник подтвердил догадку Ахилла, этот символ и впрямь перешел к римлянам из Трои. Цезарь поведал герою Троянской войны о дальнейшей судьбе Энея, тот сбежал из Трои, ведомый богами и даже сумел положить начало стране в которой воин сейчас находился. "Я видел как Эней и его родственники бежали от моего гнева... но похоже боги и вправду ему благоволили раз его не убил Аякс или Диомед", - про себя усмехнулся Ахилл, конечно досадно было что давний враг ушел, но теперь это не имело никакого значения. Эней мертв, а его потомки - это уже совсем другие люди.Хотя надо признать Эней заложил основу для весьма любопытной державы, создавая что-то новое он продублировал старое. Во время визита в Рим, Ахилл заметил что эта вроде бы чужая страна имела много общего с родиной - Грецией. Несколько похожая архитектура, те же колонны, храмы в похожем стиле, роспись на амфорах, да же та пресловутая "линия бесконечности" часто изображаемая греками может быть увидена на одеждах римлян, но предметах и т.д. Култура тоже словно имеет общие с греческой корни, но само культурное древо начало расти в другом направлении. Для греков времен самого Ахилла существовал принцип, установленный самим Аполлоном - все хорошо в меру, а судя по тому что он успел углядеть в республике- римляне про этот принцип забыли, предпочитая наслаждение без меры, даже те самые кровавые забавы в которых сегодня Ахилл принял участие не были частью греческой культуры. А самое главное - боги, они верили в тех же богов что и эллины, правда называли их судя по всему на свой манер, но Ахилл уже успел понять что тот кого они зовут Юпитером - никто иной как Зевс-Громовержец, Юноной они кличут Геру, Ареса - Марсом и т.д. "Через Энея боги заполучили целую империю почитателей. Умный ход", - дослушав рассказ Цезаря, Ахилл кивнул. - Вот значит как? Выходит богам не было угодно чтобы я убил его, - задумчиво проговорил воин, вышагивая из стороны в сторону, - я скрестил с Энеем свой меч семь раз, и когда он увидел Диомеда подъезжающего на колеснице, то сразу же сбежал, - немного дополнил он рассказ Цезаря. Можно было спросить, откуда он знает такие подробности, их может знать лишь их непосредственный участник. Он заметил как римский государственный деятель с любопытством разглядывал сына Фетиды, как слушал его речь. и что любопытно - сам пытался отвечать в такой же манере, используя греческий, хотя местный язык - латынь, и Цезарь говорил на том наречии к которому привык Ахилл еще во время своей жизни. Если данный индивид по прошествии стольких лет может использовать язык который скорее всего за это время изменился - говорило о его образованности. Вдруг в помещение вошел тот самый римлянин который отвел его к Цезарю и передал Гаю два свитка. Полководец ознакомился с их содержанием и сказал что у них есть отличный повод покарать безбожников. В Коринфе противниками богов был украден символ власти римлян. От Аида он узнал что за время его отсутствия на земле геополитика несколько изменилась, и Рим смог превратить территорию Эллады в свою провинцию. Конечно же было неприятно осознавать что ранее великая родина теперь подчиняется другой стране, но сейчас вопрос было богах и смертных. И если богам нужно подавить сопротивление в завоеванной Элладе - так тому и быть. - Если все сказанное тобой - верно, то тогда ты можешь рассчитывать на мою помощь. Я сражался под знаменами разных царей, и думаю сгожусь и для твоей армии, Юлий Цезарь, - не без гордости заявил Ахилл, скривив губы в усмешке. "Мне необходим этот союз, и пусть для этого мне придется сражаться за Цезаря. Главное чтобы Аида устраивал результат". - Каков план по разгрому богоборцев, и когда можно выступать? - осведомился Ахилл, не видя от Цезаря знаков возражения его присоединению.
Ивейн: Ивейн всегда сама себя боялась, но теперь, теперь боялись ее. Но имеет ли смысл боятся того, кто сам тебя боится? Пожалуй, Молс только, что утратила свое последнее превосходство перед белым зверем. Да она боялась, об этом свидетельствовал ее взгляд, и кинжал сверкнувший в руках. Страх всегда был и будет самым верным средством обмана и порабощения людей . Он словно черная паутина окутывает твои мысли, заставляя тело дрожать изнутри, боясь сгинуть на веке. Что сейчас для Молс было страшнее всего? Умереть от злости белоснежного, или умереть осознавая, что она ничтожна перед тигром растеряв свое былое королевство власти и всемогущества. Женщина отползла на конец кровати, испуганно смотря на полосатое животное, что неторопливо двигалась все ближе. Ивейн нравилось ощущать ее страх, нравилось слышать, как стучит в груди ее сердце, как учащается ее дыхание. Голубые глаза тигрицы, осмотрели небольшую комнату, а затем вновь вернулись к Молс. - Тише, тише - говорила она, вытянув руку вперед, второй же решила убрать кинжал, чтобы не дразнить лишний раз животное. Верное решение, на жестокость всегда ответят тем же, будь ты человек или зверь не важно, агрессия всегда порождает агрессию. Опасность заставляет нас делать глупость, а страх подталкивает к действиям, к удивлению Ивейн, брюнетка повела себя несколько неожиданно. Да она боялась, но помимо чувств у людей есть рассудок, который сейчас пробился сквозь окутавшую пелену боязни за собственную жизнь, и не дал шанса тигру на атаку. Ивейн не могла атаковать, ведь сейчас женщина сидевшая в дальнем углу кровати, не собиралась испускать агрессию к зверю, более того, она вела себя осторожно, исключая любой намек на атаку со своей стороны. Единственно средство самозащиты в виде кинжала, она только, что убрала из своих рук. И вот неторопливо Молс спускает с кровати ноги, а затем и поднимается. Тяжелый выдох тигрицы, и разочарование, такой шанс отомстить, но тот рассыпался прахом, и сейчас разносился легким ветром по округе. С каждым шагом этой храброй женщины, Ивейн убеждалась лишь в одном, несмотря на все происходящее Молс, не растеряла своего разума и отваги, раз сейчас приблизилась на столь рискованное расстояние от животного. - Как же ты тут оказалось, заблудшее животное? - спросила она. Не уж то узнала в той "знакомую", или же это был вопрос относящийся к ее собственным размышлениям. Полосатое животное, оскалив клыки и шумно выдохнув скопившийся в груди воздух, неторопливо стало обходить брюнетку по кругу. Из коридора послышался шум, к ним кто-то торопился, и кажется Ивейн догадывалась кто именно, а уже через пару секунд совершенно не сомневалась в своих ощущениях. Неприятный и острый запах мужского пота резанул нос тигра, и тот недовольно мотнул головой, делая шаг назад. - Нужно выбираться - пронеслось в ее голове, а взгляд уже искал пути отступления. За спиной была стена, впереди Молс и дверь в которою влетел ошарашенный горе охранник. Его глаза были широко распахнуты, а губы судорожно хватали воздух. Мужчина едва успел затормозить, чтобы не влететь с разбегу в брюнетку, за спиной которой находился зверь. - Он ... тигр... она! - пытался собраться с мыслями мужчина, но когда заметил, что тигр стоит близко к Молс, замолчал, пару раз икнув от страха. Хищник снова обошел Молс по кругу, но на сей раз, ластился словно домашний зверь, мурлыкнув и вновь оказавшись за спиной брюнетки. Мужчина же, потер глаза, пытаясь прогнать дурман. - Я... - вновь пытаясь найти нужные слова, начал тот, однако закончить так и не сумел, потому, как его ошарашенный взгляд застыл на женской фигуре, которая предстала перед ним уже второй раз, заставляя лишь глупо хлопать глазами и молчать. Бесшумно Ивейн стянула с кровати тонкое покрывало, прикрывая собственную наготу. - Он хочет сказать, что не смог устоять - уверенно проговорила Ив, проходя от кровати к тумбе на которой стоял бокал, а рядом кувшин. Женщина подняла сосуд и поднесла ее к носу, чуть взболтав, вдохнула аромат красного вина. - Неплохое вино, учитывая, что сейчас хорошее найти крайне трудно, но не для тебя верно?
Fyiralis: Каждая секунда её жизни оказалась под угрозой. Файралис старалась держать себя в руках и вести как можно спокойней по отношению к животному. И белоснежный тигр кажется также успокоился. Женщина стала спокойней дышать, она почувствовала даже странное непреодолимое желание погладить зверя. Вдруг в этом могущественном существе она найдет своего друга? Да только секундами позднее все изменилось. За дверью послышались шаги, и она вдруг резко отворилась. На пороге оказался один из стражников. Файралис едва сдерживая гнев, прикрыла глаза, возможно, что бы не видеть кровавое месиво и гибель забежавшего сюда дуралея. «Каких идиотов приходится держать подле себя» - с досадой подумала Файралис, но почувствовала, как тигр абсолютно спокойно обходит её, будто ластиться к ней, как милый домашний зверь. Файралис открыла глаза и оставалась на месте. Она гневно глянула на вошедшего. Ох, его до одури глупый взгляд, широко распахнутые глаза, которые уставились куда-то за её спину раздражали Молс. Она взмахнула руками, требуя скорейшего ответа. - Он ... тигр... она! Я.... - Что ты мямлишь? – не выдержала Файралис. Но вдруг за спиной прозвучал до боли знакомый голос. Женщины, что некогда разрушила все планы и виды Файралис на северного бога и его могущество, заключенное в молоте. Кровь вскипела и прилила к лицу. Файралис резко почувствовала жар, что ударил в голову. Но она оставалась стоять на месте испепеляющим взглядом глядя на вошедшего, обернуться же она не желала. У неё и без того достаточно проблем, что бы призраки прошлого заявлялись сюда и теребили и без того теперь несносную её жизнь. - Он хочет сказать, что не смог устоять, - произнесла Ивейн. - Неплохое вино, учитывая, что сейчас хорошее найти крайне трудно, но не для тебя верно? Файралис улыбнулась уголком губ и взмахом руки велела стражнику идти. Он быстро повиновался. Сама же Файралис теперь пожалела, что оставила кинжал в стороне. Она медленно повернулась, глядя, как окутанная в простынь женщина со звериным блеском в глазах медленно пробует вино. Файралис слегка приподняла подбородок спокойно глядя на Ивейн. - Хм, верно, - ответил Файралис с той же улыбкой, уверенной и может быть даже раздражающей. – Как ты позволила поймать себя? Если хотела встретиться со мной могла бы просто попросить об этом. Файралис качнула головой и взмахнула ладонью. - Угощайся, мне не жаль, - с этими словами преступница села на край постели и положила ногу на ногу. Но, увы, до кинжала ей не дотянуться. Спустя мгновение в комнату ворвался Праксис. Файралис вскочила. – Мои покои это проходной двор, черт возьми? С каких пор? Она крикнула в ярости на Праксиса. Тот попробовал сказать о донесении и увидел Ивейн. Собственно из-за неё он примчался сюда, но заметил, что пока все спокойно. Воин понял, что Молс не желает защиты. Неужели что-то вновь задумала? Ему так не хотелось оставлять свою женщину. Да, он считал Файралис своей, хотя все было наоборот. Вот только ослушаться её приказа -не смел. - Иди, - повторила женщина. После того, как Праксис вышел - Файралис обратила взор на оборотня. – Так о чем мы… да, зачем ты явилась сюда и где твой бог, сейчас проломит крышу и явится с громовыми раскатами? Ирония, да только воспоминания о былом с этими двумя совершенно не смешны, лишь печальны. Простите за этот ужас. Что-то плохо слова легли один на другого. Голова плохо варит.
Gaius Julius Caеsar: Разумеется, Цезарь не преминул заметить, что пришедший воин некоторое время приглядывается к знаку Энея, но отнес это за счет внимания к своим собственным словам и даже был немного польщен, тем временем продолжая вести рассказ, кратко объясняя все те загадочные перипетии судьбы, которые привели троянцев в Лаций и предоставили им возможность найти здесь новую родину, основав Рим. Затем полководец отметил на лице героя некую усмешку, но совершенно справедливо посчитал ее связанной с теми событиями, о которых шла речь. Из истории он отлично помнил, каким образом разворачивался ход так называемой Троянской войны, хотя и не чаял увидеть пред собою воочию ее участника, к тому же не простого человека, а столь великого и, можно сказать, даже богоравного предводителя целого народа. Конечно, если только верить его словам… Впрочем, и тут Цезарь разумно решил подстраховаться, но и упускать из внимания такого выдающегося воителя, что мог одновременно стать очень полезным союзником, было бы в данной ситуации просто неразумно. Поэтому, закончив вести повествование о минувших днях, он с удовольствием отметил про себя, как его собеседник кивнул головой, словно бы подтверждая все сказанное римлянином. - Вот значит как? Выходит богам не было угодно, чтобы я убил его, - добавил воин, - я скрестил с Энеем свой меч семь раз, и когда он увидел Диомеда, подъезжающего на колеснице, то сразу же сбежал. - Вероятно, - отозвался на эту сентенцию Цезарь, внешне почти рассеянно глядя в сторону стола, как будто там было нечто интересное, но хорошо знавшие его люди могли бы подтвердить, что именно в таком состоянии, напуская на себя поверхностную холодность, он наоборот становился крайне чутким и сразу, можно сказать, моментально замечал любую мелочь, любую самую незначительную деталь: оттенок голоса, машинальный жест, особенности интонации – одним словом, если и не в самом деле все, то по крайней мере очень многое. – На примере этой войны обучались многие последующие поколения… Она стала не просто легендой, она стала самой настоящей квинтэссенцией героического духа, примером и образцом для сотен и тысяч воинов, что черпали в ней вдохновение, воодушевляясь деяниями великих героев древности и стремясь быть похожими на них… Без всякого преувеличения могу сказать, что это было если не самое, то по крайней мере одно из самых значительнейших событий в мировой истории… Все это прозвучало как философское рассуждение, но Цезарь не стал дальше развивать свои мысли, поскольу и этого сейчас оказалось явно достаточно. Когда же дело дошло до обсуждения последующей кампании, Ахилл отозвался в ответ: - Если все сказанное тобой - верно, то тогда ты можешь рассчитывать на мою помощь. Я сражался под знаменами разных царей, и думаю сгожусь и для твоей армии, Юлий Цезарь, - видно было, что воин говорит это с осознанием собственного достоинства. - Да, все так и есть, - подтверждая вышесказанное, ответил полководец. – Предполагаю, что Боги не напрасно направили тебя сюда к нам в Рим именно в такой трудный и в то же время ответственный момент. В этом я вижу их предусмотрительность… - ему подумалось: «Кстати, люди на улицах, эти простые римляне, что привыкли подниматься затемно и трудиться до полуночи, совсем недаром восхваляют меня: «Рим – это сокровище всего мира, потому Боги и отдали его Цезарю, ведь он потомок Богов и сам божество…» Что ж, не будем разубеждать их в этом». По старинному семейному преданию, основателем их рода действительно был Юл – сын Венеры, или, как ее до сих пор называют эллины, Афродиты, но сколько лет после этого прошло… Затруднительно сказать, сколько именно. А впрочем, даже частица, даже одна – единственная капля божественности всегда служит некоей путеводной звездой, направляя своего обладателя к успеху во всех делах, если конечно это настоящая божественность. Вслух же он изрёк: - С этим у нас не возникнет ничего сложного, итак, будем отныне считать, что мы пришли к согласию, - он быстро и коротко взглянул на грека. - Каков план по разгрому богоборцев, и когда можно выступать? – спросил тот. «Чего и следовало ожидать», - продолжал констатировать Цезарь. По правде говоря, он уже на протяжении ближайших нескольких недель напряженно готовился к очередному походу: провел ряд совещаний с высшими магистратами, составил план экспедиции, отправил вестников в провинции к проконсулам, легатам и трибунам с сообщениями об очередном грядущем противостоянии, развернул концентрацию войск в заранее определенных для этого землях, чтобы потом, соединившись, они могли выступить. Естественно, далеко не все проходило безупречно, встречались и препятствия, например, когда речь заходила о союзных войсках. Нет, никаких трудностей с призывом римских граждан-провинциалов не возникло: они все были бесконечно благодарны лично ему за повышение своего статуса и наделение обширными владениями, сотнями рабов, возможностью выбора практически любого вида деятельности во благо Республики, среди них насчитывалось много верных государству мужей, и посему те из них, кого было решено по тем или иным причинам привлечь к участию в походе, своевременно и без каких бы то ни было опозданий явились в положенный срок в места сбора и получили все необходимое. Однако привлечение людей, происходивших из местных народов, вызвало ряд проблем. Память быстро приводила Цезарю такие примеры: скажем, до сих пор не все спокойно и благополучно было в Галлии. В ответ на письменное распоряжение о призыве представителей местных племен на службу наместник Аквитании Марк Семпроний Бальб тревожно писал в ответ: «Ситуация складывается не самым лучшим для нас образом. Из собранных пяти тысяч человек только семьсот воинов родом из высшей знати являются абсолютно надежными на случай настоящего сражения против врагов Республики. Остальные более чем не внушают доверия». Из самой западной части галльских земель – Бретани поступали еще более неутешительные известия: «Положение крайне сложное. Дезертируют почти все, подлежащие призыву на службу. Сил римских гарнизонов, линейных и вспомогательных войск едва хватает, чтобы продолжать контролировать ситуацию». Особенно неважно дела обстояли севернее, на территории многочисленных племен белгов. Римский наместник этих земель не переставал постоянно просить об отставке или о переводе в другую провинцию, хотя и был достаточно неплохим политиком. Но даже ему было очень тяжело жить и работать посреди этих дикарей, только относительно недавно укрощенных и подчиненных Риму. Хотя случались и приятные сюрпризы (к примеру, месяц назад на службу римлянам добровольно прибыл вождь фризов Эрманрих со всем своим племенем и уже успел доказать свою верность, по дороге разгромив и уничтожив несколько восставших северогалльских народностей; еще более дикие, но оттого более надежные, верные своему слову германцы попросту стерли с лица земли поселения своих исконных заклятых врагов галлов и оказали весьма неплохую услугу Римскому государству), но все же этого было мало… Испания и Луизитания вряд ли могли бы доставить значительные подкрепления, даже если бы их римские власти выжали из них все соки… Несомненно, многие и очень многие народы были только рады засвидетельствовать свою лояльность: уже долгое время римской армии сопутствовали и помогали ей в бою как могли критские лучники, пращники с Балеарских островов, воины Пиренейских гор, но этого тоже явно недоставало… Только за Восток Цезарь не так сильно опасался, хотя и там хватало достаточно спорных и нерешенных проблем. Но самое главное – Греция… Геты, фракийцы, мезы, трибалы и еще десятки, если не сотни племен и народностей продолжали бунтовать севернее Македонии, которая также до сих пор не могла смириться с римским владычеством. Найдя себе помощь в лице бывших помпеянцев, сторонников Красса, Катона и сыновей Помпея, представители греческой оппозиции нашли в себе силы объединиться и сплотить против Рима почти все центральные части страны. Несмотря на наличие крупных военных баз и сильного флота как в самой Элладе, так и за ее пределами, римляне с трудом контролировали ситуацию, ибо не владея в достаточной мере местностью, они не могли себе позволить быстрые передвижения силами небольших подразделений, каждый раз будучи вынужденными отправлять на проведение операций значительные отряды. К тому же призывы и лозунги богоборческого движения, как и пропаганда многочисленных греческих и македонских националистов, быстро находили поддержку в этой оппозиционно настроенной среде. Как известно, с мелочей и начинаются великие падения, поэтому Цезарь и решил укрепить государство, самолично вмешавшись в ход всех этих событий, дабы покарать мятежников. Конечно, он не стал всего этого говорить, а отозвался примерно так: - В настоящее время наши войска собираются как на террирории Лация, так и по всей Италии: в Умбрии, Этрурии, а также других земель - Цизальпийской Галлии, Паннонии, Иллирике… Для них заранее были намечены определенные пункты, находясь в которых они постепенно будут присоединяться к главным силам по мере продвижения последних на восток. Параллельно сухопутным войскам в путь двинется и морской флот… Точки сопротивления противника будут определены и блокированы одновременно с суши и моря. В случае сопротивления враг будет уничтожаться. Подробности можно будет прояснить по мере действия… - это была лишь малая, самая незначительная часть обширной, составленной самим Цезарем и заверенной сенатом диспозиции, но лишь это он и мог рассказать, так как остальное являлось исключительно прерогативой высшего командования. - Что ж, мы выступим уже в самое ближайшее время… - он присел за стол и быстро, как бы между делом, продолжая вести разговор, написал такой ответ на письмо из Коринфа: «Гай Юлий Цезарь, консул, сенатор и верховный понтифик Римской Республики – человеку по имени Молс из Коринфа. Приветствую тебя! Известно, что каждый гражданин нашего великого государства имеет право обратиться напрямую ко мне в случае такой необходимости. Но сей экстраординарный случай оправдывает все существующие, мыслимые и немыслимые прецеденты, доселе случавшиеся в римской практике, посему лично я вскорости прибуду в твой город, славный Коринф, дабы забрать то, что мне принадлежит, и осуществить задуманное. Прощай!» - и, кликнув Лентулла, приказал ему немедленно отправить это послание по месту назначения с одним из самых наилучших вестников, в сопровождении достойного мощного эскорта кавалерии. «Представляю себе лицо этого Молса, - вскользь подумал он и добавил, обращаясь к сенатору: - Сделаем так: пусть письмо будет доставлено накануне моего прибытия в Коринф, чтобы у этого просителя не было ни малейшего времени куда-либо скрыться… И, провожая взглядом удаляющегося поспешно Лентулла, сказал Ахиллу: - Мы начнем собираться в дорогу немедленно. Если желаешь, найди казначея в Палате Квесторов и передай ему вот это, - полководец снял с пальца перстень. – Он примет тебя и даст все необходимое: новую одежду, лучшее наше оружие, провизию и, конечно же, деньги, если ты, конечно, в этом нуждаешься. Затем я отдам все необходимые распоряжения и выступлю из Рима с частью войск, можешь принять командование над одним из отрядов… Встретимся здесь же, как только завершим все дела на сегодня, я освобожусь через час после захода солнца, - и, кивнув на прощание, он отправился в сенат.
Ивейн: Волшебство всегда окружало нас, однако для приземленных умов всегда было, чем-то невероятным и слабо объяснимым, но когда видишь собственными глазами, миф о котором слышал в легендах, трудно подобрать верных слов, собственно с этим столкнулись люди Молс. Странные звуковые изречения мало напоминали связанную речь разумного человека, и от того вызывали легкую улыбку в глазах Ивейн. На них девушка не держала ни зла ни обиды, эти подневольные простые слуги той, что до сих пор обладала властью над ними. Пусть и не такой обширной, как раньше, но оставшиеся псы до сих пор служили ей, что уже значило не мало. Услышав женский голос, Молс жестом руки отправила стража прочь, а затем неторопливо развернулась к Ивейн, что с интересном вдыхала аромат пряного вина, представляя какой наверное у него терпкий вкус. - Хм, верно - отвечает она с улыбкой. - Как ты позволила поймать себя? Если хотела встретиться со мной могла бы просто попросить об этом - услышав вполне ожидаемый вопрос Ивейн, лишь мельком подняла взгляд точно в глаза собеседницы, а после тихо ухмыльнулась, отмечая про себя раздражительную улыбку Молс. - Угощайся, мне не жаль -взмахнув ладонью проговорила она, а затем присела на край собственной кровати. - Спасибо - мягко проговорила тигрицы, а затем уверенно поставила кувшин на место - но подобные напитки больше подходят для празднования, а на мой взгляд нет поводов для веселья - в этот момент в комнату влетел еще один ошарашенный мужчина, его появления заставило Молс буквально таки вскочить с места. Недовольство хозяйка скрыть не могла, однако же ее человек не стал испытывать судьбу и поспешил удалиться. Но даже за эти несколько секунд, что Ивейн смотрела на него, она успела увидеть, Молс дорога ему, и это не просто привязанность к начальнику, это нечто большее. – Так о чем мы… да, зачем ты явилась сюда и где твой бог, сейчас проломит крышу и явится с громовыми раскатами? - продолжила женщина, однако ее фраза, смогла коснуться тех струн души Ивейн, которые по воле судьбы ей пришлось запечатать толстым слоем самоконтроля и своеобразного льда, что не терпел чьих либо касаний. Отвернувшись в сторону и подняв взгляд к потолку, Ив резко выдохнула, а после ответила, ледяным голосом, полным уверенности. - Думаешь это необходимо? - она обернулась, устремив взгляд сапфировых глаз на собеседницу. - Если бы мне хотелось твоей смерти, я воспользовалась бы моментом, когда ты сидела на кровати схватившись за нож. Но давай не будем о грустном. Прошлое есть прошлое, его не вычеркнуть из памяти, однако же, наше настоящее куда более важнее не так ли? - подтянув покрывало, Ив выпрямилась в спине и продолжила. - Я видела имперского орла, и слышала о твоих планах касательно этого символа. - тигрица выдержала паузу. - Не связывайся с Цезарем, если тебе еще дороги остатки твоей власти - уверенно произнесла Ивейн, после чего неторопливо направилась к выходу, но остановилась в дверном проеме. Внезапная мысль посетила ее голову, делиться ею она конечно же, не собиралась, но почему бы не воспользоваться возможностями Молс. - Скажи, .... как тебе удалось выжить? Ты ведь смертная, как тебе удалось миновать ярость богов ? откровенно говоря не знаю, что дальше делать . Ахилл нас покинул, втроем дальше и как без понятия
Fyiralis: Разве можно было удержаться от того, что бы не надавить на самое больное место. Кажется, это в самом человечестве заложено, невозможно быть ко всем добрым, чистым и откровенным обязательно нужно кольнуть больней, что сейчас и сделала Файралис. Она заметила, как ощутимо переменилась Ивейн при упоминании об Торе. «Несчастная любовь, брошенное сердце?» - задалась вопросом Файралис. Но разве это возможно, ранее она своими глазами видела то чувство, что полыхало между этими двоими так не похожими на друг друга. Тор не мог бросить Ивейн, как и она его. Может, что-то произошло? Признаться, когда Файралис наблюдала за этими двоими во времена их противостояния, она откровенно завидовала их чувствам. Женщина знала, как Праксис относиться к ней, но увы она не чувствовала к мужчине того же. Он был другом, любовником верно подданным, но Праксис не вызывал у Файралис никаких нежных чувств, того трепета в сердце, той теплоты, которую должен пробуждать внутри любимый человек. Файралис всегда хотела любить, но не встречала еще того, кому бы смогла не просто доверять, но и отдать своё сердце. А так хотелось… Теперь она может уловила ту пустоту, которая сейчас волнует Ивейн, ибо сама живет с этой пустотой в сердце. Удивительно, но, кажется, между этими двумя нашлось что-то общее. Пустота в сердце. У одной из-за потери, другую же пустота преследует вечно. - Я видела имперского орла, и слышала о твоих планах касательно этого символа. Не связывайся с Цезарем, если тебе еще дороги остатки твоей власти, - Файралис приподняла бровь в вопросительно интересующемся взгляде. Преступница прекрасно знала, кто такой Цезарь и на что он способен. Прошедшая война уничтожила практически всё и Файралис нужно было зализывать раны, даже подставляя все, что осталось под угрозу удара. С одной стороны заручиться поддержкой Цезаря было выгодно, а с другой - никто не знает, чем это обернется. Он превосходный стратег, тактик и политик. Молс не знала, были ли в ней все эти качества и откровенно говоря, вести с ним дело было слишком рискованно. Но кто не рискует, тот не пьёт вина. Благодаря риску женщина имеет то, что у неё есть. - Ты переживаешь за мою власть? Улыбнулась Файралис. У многих были опасения. Файралис не должна была потерять свою власть над преступным миром Греции иначе начнётся хаос. Ранее Файралис держала весь преступный мир под контролем, теперь многое утеряно из её наблюдения, но это не меняет положения. Если её устранят, чего многие и желают, то кто знает, что произойдет. Может, ничего, а может все кардинально измениться. - Скажи, .... как тебе удалось выжить? Ты ведь смертная, как тебе удалось миновать ярость богов? – ответ очевиден. Файралис поджала губы, она подошла к столику, где стояла бутылка вина и пригубила его прямо с горла. Весьма интересное зрелище, учитывая саму хрупкость женщины. - Они заставили меня отправить моих людей воевать под их началом против человечества. Ответила Файралис. - Здесь всё просто. Боги это не цари, которых можно обвести вокруг пальца, стоит только голову сообразительную иметь. Они все видят и всё знают. Во мне олимпийцы увидели чудесную возможность пополнить свои ряды живым мясом, что беспрекословно пойдет на смерть, ради них. Собственно так я многое и потеряла. Файралис печально улыбнулась, она вспомнила Нэсса и Лаэн, её лучших друзей, лучших из её людей. Тех, кому она доверяла, и кто верил ей. Ведь их она тоже предала, что бы спасти свою шкуру. - Насколько мне известно, Цезарь любимчик богов. А я, откровенно сказать, с удовольствием лишилась бы их покровительства, если бы это не грозило мне лишением жизни. Вот что делает вино и отчаяние. Открытая душа перед врагом. Бывшим врагом и противником. Но разве уже может быть хуже для женщины, потерявшей столько? Праксис каждый вечер говорил ей, что нужно начинать всё сначала, отстраиваться, собирать новых людей, вновь выводить на шахматную доску своих шпионов и пополнять ряды новыми людьми. Может, вскоре она этим и займётся, но не сейчас. - Мне нужно вернуть орла Цезарю в любом случае. Завершила Файралис, а затем посмотрела на Ивейн внимательно. - Тор отчалил в Скандинавию? Почему ты не отправилась с ним? Файралис подошла к шкафу, открыла его и достала первую попавшуюся рубаху со штанами, подошла к Ивейн и протянула одежду девушке. - Возьми, оденься, и давай спокойно выпьем. Я тоже без понятия, что делать.
Gaius Julius Caеsar: «Наше благородное искусство достижения равновесия в политике, мире и войне может стать источником и предметом зависти. Глупцы глядят заискивающе, но вместе с тем надменно на нашу Республику, потому что постижение её недоступно им. Поэтому наши достижения они полагают отвратительным, не верят, что они возможны…» Настоящий деятель – прежде всего художник. А искусство бессмертно. Тайные мастера знают и хранят не только технологии, они владеют еще и силой слов. Бессмысленные для непосвященных, они открывают мастеру вход туда, куда никогда не заглянет случайный человек. Глупцы, домогавшиеся великих тайн, уходят ни с чем, ибо забывали, что сила этих слов – искусство. Что имели, то и теряли. Глупец становился безумцем, богач – бедняком, философ – болтуном, приличный человек напрочь терял всякое приличие. Тайна… А почему нет?.. Разве нет чего–то высшего в самом этом желании вступить в прямое состязание с природой, творить наравне с нею? В конце концов, любой человек, старающийся понять, что в нашем подлунном мире возможно, а что невозможно и почему, в каком–то смысле ищет истину. Особенно эфир... Вещество, способное плавить стекло, укрупнять жемчуг и драгоценности. Только последнее могло бы дать любому государству огромную прибыль. Вещество, снимающее опьянение, возвращающее память, охраняющее от огорчений и тоски, способное возвращать к жизни умирающих! Как говорится, «Если бы только умирающий мог взглянуть на эфир, то, ослепленный красотой его и потрясенный его достоинствами, он воспрял бы, отринув увечья, в полном здравии». И только ли это!.. Недаром сказано: «В один прекрасный день может открыться внутреннее зрение, снимающее покровы с божественных тайн и открывающее новое – высокое и небесное – боговдохновенное знание, которое так очищает и иллюминирует тело и душу, что тот, кто обладает эфиром, видит, как в зеркале, движение светил… Для этого ему вовсе не надобно глядеть на небо – окна комнаты могут быть закрыты…» А как его получить? Например, Пифагор считал это делом непростым, но возможным. «Возьми ртути и накаливай, пока она не превратится в красного льва. Нагревай этого красного льва на песчаной бане с кислым виноградным вином, выпари жидкость, и ртуть превратится в камедеобразное вещество, которое можно резать ножом. Положи его в обмазанную глиной амфору и не спеша дистиллируй. Собери отдельно жидкости различной природы, которые появятся при этом. Ты получишь безвкусную флегму и красные капли. Киммерийские тени покроют амфору своим темным покрывалом, и ты найдешь внутри нее истинного дракона, потому что он пожирает свой хвост…» И так далее. Ладно, порошки для получения наследства, те тончайшие яды, следы которых в организме человека нельзя обнаружить? Или секрет герметической закупорки, когда в сосуды при нагревании не может проникнуть даже окись, а она ведь проникает и сквозь керамику, и сквозь металл. Или негасимый огонь? Кто отказался бы от вещества, действие которого во много раз превосходит действие огня обычного? – Что толку в ключах, – будучи ещё совсем молодым, спрашивал Цезарь у жрецов, – если сама тайна утеряна? – Ее можно найти, - отвечали они. А он усмехался: – Ну да… Шептать магические слова… Перемешивать пепел с золой… – Нет, – укоризненно качал головой старый жрец. – Как учил Демокрит, все вещи состоят из атомов, каждый атом занимает свое, вполне определенное, место. Поменяй атомы местами – изменится вся вещь. Нам не обязательно читать заклинания. Наша задача – найти нужные нам вещи. – Но где они? Жрец медленно процитировал: – «И те первые люди преуспевали в знании всего, что есть на свете. Когда они смотрели вокруг, сразу же видели и созерцали от верха до низа свод небес и внутренности земли. Они видели даже вещи, скрытые в глубокой темноте. Не делая далее попыток двигаться, они сразу видели весь мир с того места, где находились…». Я цитирую древний текст – название этого свода тебе должно быть известно… Я убежден, что знания, хранящиеся в руках немногих людей, помогут судьбе человечества… Величественно, не правда ли? Вопрос был сильный. И тогда Цезарь отвечал: – Мы узнаем истину, и она сделает всех свободными! *** И вот теперь, спустя много лет, подготовка к очередному походу была завершена. «Почему бы теперь, наконец, не воплотить в жизнь свою давнюю мечту?» - думал он в ночь накануне выступления, оставшись в одиночестве после очередного долгого и трудного дня. – «А заодно и помочь Богам, которые по достоинству вознаградят за подобную помощь. Сначала во что бы то ни стало следует отыскать нашего пропавшего священного орла, без него ничего не получится. Ещё эта Греция… И как только она нашла в себе силы, чтобы снова, через десятилетия, попытаться вернуться к своей древней анархии? Надо признать, что идеи богоборческого движения нашли там весьма благоприятную для себя почву. Вот поэтому и надо усмирить этих мятежников, пока не поздно». Затем его размышления вернулись к эфиру: «Да, политика - дело ясное и конкретное, но почему, собственно, нам отказываться от вещества, дарящего человеку некие невероятные парапсихологические возможности – от «напитка забвения», или, скажем, от секрета холодного свечения? А ведь судя по сведениям, почерпнутым из старых рукописей, мыслители работали при самодельных лампах холодного свечения, которые, не нагреваясь, светили десятилетиями. Это и есть ключи к тайне. Солнце – золото, Луна – серебро, Венера – медь… волк с открытой пастью – сурьма, старик, он же Юпитер, – олово… Лисица ест петуха, огонь гонит лисицу…» «Существуют и другие великие тайны, о которых не хвастают посвященные. Если правда то, о чем говорят, эти тайны нельзя постичь без того, чтобы мир не оказался в огромной опасности…» Однажды один правитель, потрясенный видом поля боя, усыпанного истерзанными окровавленными трупами, навсегда отказался от насилия, и посвятил свою жизнь наукам, основав, возможно, одну из таких вот тайных каст хранителей и сберегателей опасных знаний. А разве оно одно? «Внимательно приглядывайся к людям, Цезарь, ты это умеешь. Внимательно приглядывайся к каждому человеку…»
Ивейн: Сердце грохочет, стучит в виски, Взведенное, словно курок нагана. От нежности, ярости и тоски Оно разрывается на куски. А все-таки рано сдаваться рано" (с)Э.А. Какими сильными мы можем быть, когда рядом находится человек, вселяющий в тебя уверенность, наполняет своей силой, и просто заставляет твое сердце биться быстрее. Ты дышишь им, живешь и готов свернуть горы, не ощущая земли под ногами, но когда из твоей жизни вырывают драгоценность, без которой ты уже не видишь ярких красок окружающего мира, вырывают силу, что движет тобой ради побед, выключают кислород и ты начинаешь жадно хватать его подобие губами, все становится бессмысленным и пустым, даже тот, кто всегда ходил с прямой спиной, склоняется к земле, моля ее забрать страдания и память, что напоминает о некогда счастливых минутах. Ивейн не была бессмертной хоть и значительно отличалась от них, однако единожды полюбив по настоящему, ты никогда не сможешь забыть какого это. Единственное за, что винила себя девушка, были не сказанные вовремя слова богу, любовь к которому позволила ей найти гармонию с собой и взглянуть на мир другими глазами. Вера - это единственное, что осталось у тигрицы, только благодаря вере она продолжала свой путь, однако с каждым днем он казался ей все более бессмысленным. Таисия подарила Ивейн новую цель, но она порой тоже казалась наваждением. Бесконечные призраки могли завести в густой лес, из которого придется выбираться не один день, или же доведет зверя до безумства, которое в итоге погубит его. Чувства делились надвое, как и мысли жив он, или погиб. Гетера была смертной, а Тор - он был богом, хоть и был из плоти, он все-таки был богом, поэтому сказать наверняка трудно. Все мысли вновь обращались к вере, хватаясь за нее и вселяя надежду на туманное будущее. Разум бесплоден, если человек лишен надежды и веры. Фейралис была умна, ее хладнокровию и расчетливому уму можно было бы позавидовать, даже в войну она не сдается и не падает духом, сидя в развалинах по сравнению с тем "замком", что некогда у нее был. Сапфировые глаза поднялись на женщину, когда та сообщила о возвращении императору его орла. - это уже не мое дело - безразлично махнув рукой, пробурчала Ивейн, она предупредила о коварстве римского императора, все остальное ее мало волновало, однако следующий вопрос брюнетки, причинил боль, казалось бы, оледеневшему сердцу тигрицы. - Тор отчалил в Скандинавию? Почему ты не отправилась с ним? - Ивейн чуть вздернула правую бровь, а глаза сверкнули опасностью, и даже не смотря на самообладание и ледяное выражение лица, любой дурак мог разглядеть в ее глазах бурю эмоций связанных с именем громовержца. Трудно быть беспристрастной, когда вслух произносят имя, от которого все внутри переворачивается с ног на голову, ты теряешь контроль и падаешь в бездну безумия, пытаясь разглядеть среди пыли его силуэт. Множество ночей проведенных в одиночестве, ночей полных северной прохлады, что с таким восторгом бушевала внутри тигрицы. По-другому было бы жить невозможно. Тебе приходится строить эти стены, выкладывая камень за камнем, чтобы выжить в новом мире полном зла. Нет рядом близких, нет и друзей, вокруг одна пустота и холод, носящий в себе память о его голубых глазах и теплых касаниях. - Я не знаю где он - процедила Ивейн, наблюдая за тем, как Фейралис достает одежду из шкафа, а после сокращает небольшое расстояние между ними, отдает сверток. - Возьми, оденься, и давай спокойно выпьем. - произносит она. Ив несколько секунд, молча, наблюдает за Молс, а после одевает, предложенную одежду, все же лучше чем разгуливать в покрывале. - спасибо - тихо говорит она, присаживаясь на кресло.- я не знаю о чем ты собираешься говорить со мной, но знай у меня нет времени на бессмысленные разговоры. - она сделала паузу - чем медленнее я двигаюсь, тем меньше у меня шансов найти - девушка замолчала, поднимая взгляд на собеседницу, она понимала, что проговорилась о своих планах, но с другой стороны какая разница, Молс не сможет помешать тигрице, а посмеет по препятствовать ее уходу, узнает какой белый в ярости. Ив сложила руки на груди, и чуть откинулась на спинку стула. - Если тебе есть, что сказать - взгляд ярких глаз уставился на Молс в ожидании ее речей.
Fyiralis: - Что ж, если ты не хочешь выпить со мной и поговорить, тогда преступим к делу. Загадочно улыбнулась преступница. Она достигла много за свою жизнь. Конечно не путём справедливости и честности. Наоборот всё, что она некогда имела, было сделано благодаря хитрости, умелой руке и убийствам. Убрав всю верхушку, руководящей преступности женщина стала одной главой для всех. И только где-то появлялся слух о новой фигуре на шахматной доске - та была ликвидирована. Также Молс любила подчинять. Убив всех, не окажешься на верхушке. Главной хитростью преступницы было подчинение себе остальных. И даже за морями люди слышали о Молсе, руководящим всеми черными делами Греции, вплоть до отмывания денег. Деньги у Файралис были и сейчас, только стало вдвое меньше людей. Камни можно отстроить, она не беспокоилась на этот счёт, но людей – не вернёшь. Предательство порожденное собственными поступками оставляет глубоко в душе страх, заставляет вздрагивать холодными ночами, вспоминая тех, кого ты некогда предал. Поэтому Файралис искала в Ивейн союзницу. Молсу нужны люди, и кажется, Файралис сочувствовала тигрице. Не для того, что бы приблизить её к себе. Наоборот искренне. Хоть женщина и не знала, что такое настоящая любовь, но отлично представляла себе это чувство и понимала, через что довелось пройти Ивейн. - Праксис! Крикнула женщина. Дверь отворилась, а на пороге стоял мужчина, словно верный пёс, ожидавший команды от своей хозяйки. По сути, он и был таким. Иногда он представлялся Молсом, иногда посредником. Но всегда оставался приближенным и верным Файралис. Возможно, только его женщина не позволила бы себе предать. Только им она дорожит. - Снаряди нам с Ивейн конвой. Орла запечатай в 5 одинаковых коробок. Но прежде изготовь 5 таких же орлов, что бы отличий не было. Говорила Файралис не глядя на Ивейн. Она поднялась с кровати и отставила бокал с вином. - Хорошо, Хром сейчас же исполнит, - ответил Праксис. - Нет, не Хром! Найди мне другого мастера. У Хрома кривые руки, копия должна быть безупречна. Орла в руки никому не отдавай, пока будут делать копию, стереги его. - Сколько дней даёшь? - Дней? Удивленно и одновременно с этим требовательно посмотрела женщина на своего верного подданного. - Пять часов максимум, с учетом поиска и доставки мастера. Ты же знаешь, где искать? Сроки были действительно нереальными. Но этим Молс и славился скоростью, нельзя медлить. Все старались исполнить поручение в сроки, известное наказание за промедление. Не единый лишался головы за опоздание. Хоть Молс и была женщиной, но опозданий не переносила, так как её холодная расчетливость буквально заставляла идти на крайние меры. Главное в её деле принципиальность и жестокость. Убийство с улыбкой – тогда тебя начнут бояться и уважать. Праксис кивнул. - Где я смогу тебя найти? - У полей. Ответила женщина, после этого Праксис ушел исполнять приказ. Каким образом Файралис не волновало. Она посмотрела на Ивейн. - Прогуляемся верхом? И ты мне расскажешь, что произошло между вами. Я хочу тебе помочь. Война показала мне, что стоит искупить прошлые грехи. Файралис сделала паузу. - Я доставила вам с Тором много неприятностей. Мне искренне жаль, Ивейн.
Gaius Julius Caеsar: Люди много чего рассказывали о ситуации на этом побережье, но почти все, конечно, оказалось ложью. Pассказывали, что отсюда все люди ушли, ни птиц, ни зверей, даже цикад не слышно. По поводу цикад ничего сказать было нельзя, но, проезжая, Цезарь видел чаек над проливом, видел зеленую листву, а время от времени встречал на своем пути римские отряды, которые по-прежнему старательно несли службу, и обид на них у него не было. Крошечные прибрежные городки, когда–то пышные и торжественные, как праздничный пир, сейчас тихие и пустые, но вовсе не вымершие, как о том говорили. Волна вольнодумства и сопротивления сюда не дошла. Сюда пришлось взять с собою многочисленные войска; на марше легионеры настороженно улыбались. Цезарь слушал донесения, рассматривал пустынные, тянущиеся по левую руку пляжи, поднимал глаза к темному от зноя небу и в который раз дивился злым языкам. Да, земли явно не на пике развития, но они оставались послушными. Скажем, с Британией их не сравнить. Он хорошо помнил берега Британии – морскую пену, накатывающуюся на берег, диковинные виды рыб, перетертый с грязью песок, тухлые водоросли, зеленую слизь на камнях. Тут ничего такого быть не могло. Куда ни глянь, белые пески оставались чистыми, и не были забросаны сухими водорослями, выбеленными солнцем: все равно, это другие земли. Они не отсвечивали зеркалами ненависти и не отпугивали птиц. Воля Богов. Если на все действительно воля Богов, чем так прогневили их жители одной из земель Греции? Время от времени в воздухе слышалось странное журчание. Тревожное, звонкое, но и тонкое, будто шумел ручеек. Нелепая мысль. Но так всегда. Чем нелепее мысль, тем труднее от нее отделаться. Полдень. Солнце, слепящее глаза, сонные полуденные городки, злобный зной, хотя по всем календарям давно уже подступило время осенних шквалов и ливней. Легионеры, конечно, тоже давно знали ответы по сообщениям предыдущих, встреченных по пути воинов из гарнизонов и подразделений, которые находились здесь по долгу службы но, в общем, Цезарь понимал их обеспокоенность. Пустые дороги, зной… Люди достаточно быстро привыкают к собственному упадку. Даже гнилые почвы, даже пузырящийся мертвый закат быстро становятся привычным зрелищем, но то, что те, кто восстал против Богов, продолжали действовать, просто раздражало. Разве не жаль им самих себя, мало им собственных производных? Оказывается, пустые дороги могут здорово действовать на нервы. Понятно, что гостей не манит в эти края, но транспортное, торговое движение не должно полностью прерываться. Цезарь только пожал плечами, услышав сообщение о том, что из мятежных частей Греции пытались бежать и присоединиться к нему, – кто–то, будучи там неподалеку, слышал шум ночной битвы. Тоже, наверное, только слухи. Он медлительно улыбнулся, но в его прищуренных глазах отсвечивал синеватый лед: «Похоже, ты единственный человек, Гай, который рвется туда». И ответил вестнику коротким кивком головы, отпустив его прочь. В общем–то, будничное задание. Неизвестная прежде угроза получила известность по единственному ее внешнему признаку – убивающему стремлению, вдруг охватывающему обывателей. Нет, никто не корчится от боли, никого не разъедают язвы и фурункулы, никому не ломают костей, никто не обмирает в ознобе, просто вдруг бросает в жар от мысли, что кому-то пришло в голову воспротивиться власти Богов. Это далее приятный жар, человек весь впадает в пламя, он сам ищет его, он пылает, как факел, он несет счастливую чушь, а потом… это идеальное средство от бессонницы. Никто и никогда не сталкивался прежде с такой опасностью. Первыми забили тревогу воины расположенных по наиболее важным пунктам отрядов, когда мятежники начали попадать в их руки, и первыми жертвами этой странной войны пали две застигнутые врасплох на заготовке зерна центурии, зато меры были приняты – движение не перекинулось за пределы нескольких областей, по сути говоря, всю Грецию и Македонию перекрыли. В проливах курсировали военные суда, продовольствие и медикаменты перевозила конница. Зной… Зной… С вершины высокого мыса Цезарь увидел скучные от пыли домики и деревья. У пустого причала серебрился широкий конус поставленного на прикол большого тогрового судна. И далеко, очень далеко – искаженная знойным маревом – белая полоска известняковых скал. Здесь начинались территории Эллады. Неизвестно, что он ждал, конечно – не хоров из древнегреческой трагедии, но все равно увиденное в ближайшем городе его разочаровало. Колючие пальмы, пустующие корпуса домов, пыльные улицы, но под желтой стеной временной казармы действительно наготове для встречи высокого гостя располагалась конница. Цезарь неторопливо поднялся в здание магистрата, сиротливо нависшее над маленькой площадью. Хмурый чиновник настороженно вышел из своего кабинета и, как положено, приветствовал главу государства. В целом это было тоскливое зрелище. Рабы принесли угощение, но Цезарю совершенно не хотелось сейчас ни пить, ни есть. Хмурый магистрат действовал ему на нервы, поэтому он перебрался в другой зал, качая головой и отгоняя вялые, выполощенные зноем мысли. В оке виднелась скучная площадь… Желтая стена казармы… В просвете между колючими пальмами ртутная полоска пролива… В отличие от жителей побережья, от многочисленных воинов, от хмурого магистрата, он почувствовал себя ясновидцем. Его не могла обмануть тишина, его не могли сбить с толку зной и пустынность города. Он отчетливо видел мерцающую мглу, тени, смутную обстановку. Он знал, откуда и куда надо стремится, он знал, где окажется к следующему утру. Цезарь вызвал к себе одного из легатов и сказал ему: - Нам требуются более эффективные меры. Сначала мне нужно добраться до Коринфа и посетить человека по имени Молс. Это очень тайное дело, поэтому только ты и твои отборные люди будут сопровождать меня. Выбери и подготовь для этого задания лучших воинов. Затем главные силы направятся дальше, а мы посетим храм на горе Фалакрон и присоединимся к ним позднее. Поэтому небольшой отдых и затем снова выступаем. Придётся поторопиться. Тот послушно кивнул в знак повиновения и отправился известить подчиненных о полученном приказе.
Ивейн: Молс видно, не привыкла болтать не по делу, а потому, едва Ивейн присела в ожидании ее ответных речей, та позвала своего человека. Дав ему ценный указания по поводу орла, которые словом сказать, были весьма ценными и стратегически правильными. Тигрице была интересно наблюдать за ней, ведь Молс была обычной смертной. Как ей удалось подчинить своей воле столько народу? Определенно в этой женщине было, что-то от самих богов, раз она с такой легкостью управляет людьми. Когда же приближенный брюнетки покинул комнату, она наконец, обратилась к сидящей на стуле Ивейн. - Прогуляемся верхом? И ты мне расскажешь, что произошло между вами. Я хочу тебе помочь. Война показала мне, что стоит искупить прошлые грехи. - проговорила она, выждав небольшую паузу - - Я доставила вам с Тором много неприятностей. Мне искренне жаль, Ивейн. Молс снова упоминает имя громовержца, заставляя сердце тигрицы замереть на миг. Ив уже стала привыкать, к этому ощущению в груди. Пробитая дыра, в которой гуляет холод на месте где должно биться сердце, и каждое упоминание о боге грома, лишь очередной порыв сильного ветра, заставляющий эту самую дыру на миг сжаться. - Тебе не о чем сожалеть - тихо произнесла тигрица. По сути она могла поблагодарить Молс, за ее прошлые поступки в отношении ее и Тора, ведь именно общее дело, объединило их, сблизило настолько, что расставание с ним равносильно смерти. Но она жива. Благодаря ему Ивейн перестала бояться, благодаря ему нашла себя, стоит сказать спасибо и отпустить. Начать жить заново, но она не может, не может потому что любит его. - Отличный ход с орлом - решила сменить тему Ивейн. - Ты все еще планируешь встречаться с Цезарем и вести с ним деловые переговоры? -она увела взгляд в сторону, вспоминая события давно минувших дней. Тогда император был удивлен появлению в его рядах женщины в окружении собственных солдат и еще больше он был удивлен когда ночь спустилась на землю. Интересно вспомнит ли он дикого зверя, разглядит ли в Ивейн ту самую гостью, что обрекла его на проигрыш в борьбе с Завоевателем? В те времена девушка готова была довериться любому, кто снимет с нее это проклятье и избавит от ночных кошмаров. Но не снимать его нужно было, как оказалось, все гораздо проще. - Цезарь не из тех, кто будет принимать предложенные условия, скорее ты примешь его ультиматум - Ив поднялась со стула, и прошлась по комнате. - Хороший стратег и психолог, он ловко управляется с теми кто не знает его способов воздействия - указательный палец прошелся по столу вырисовывая очертания Рима. - Он великий император отдавший жизнь Риму, и не станет мелочится - девушка подняла взгляд на Молс - Каков твой план? Создать копии, хорошая идея, но он отличит оригинал от любой копии, у нас будет шанс если за птицей прибудут его люди, но обмануть самого Цезаря - она усмехнулась, вспоминая их обман с Зеной - впрочем, все возможно
полная версия страницы