Форум » Архив игровых тем » «Жизнь раба» » Ответить
«Жизнь раба»
Kyara: -Время действий: год назад. -Место событий: Наксос -Участники: Кьяра и Тэрон -Краткое описание сюжета игры: Кьяра вместе со своим поселком попадает в рабство. Её покупает богатый вельможа, который в своих владениях для развлечения народа устраивает различные жестокие игры и гладиаторские бои, а после предоставляет своим гостям девушек на выбор, за определенную плату, которая шла естественно ему в карман. Мучительное пребывание в рабстве для Кьяры принимает иной более положительный оборот, когда она встречает Тэрона.
Kyara: Кьяре казалось, что уже однажды она пережила самое тяжелое в своей жизни. Когда девушка попала сюда, в мгновение, когда ее достали из клетки, как животное и продали, подобно вещи - чувства и эмоции Кьяры атрофировались. Она сама пожелала избавиться от них, в поисках легкого пути. Без эмоций легче пережить то ужасное, что готовит тебе судьба. Лучше быть ходячим мертвецом с бьющимся неизвестно для чего сердцем. Кьяра рассчитывала, что именно так и пройдет ее жизнь, пока фиванку не убьют, либо пока она сама не умрет. Да, у нее были цели, но они казались нереальными и невыполнимыми. Проще было отрешиться от всего и от этого мира в частности. Но затем она встретила мужчину. После того случая, фиванка была уверенна, что никогда и никакого мужчину не сможет полюбить. Но она встретила здесь Тэрона и влюбилась в него сильно, так сильно, что это чувство в ней будет томиться до конца ее жизни и никого другого она больше не сможет полюбить. В то самое мгновение мужчина вернул девушке все чувства и эмоции. Не передать словами, сколько всего пережила Кьяра за это время. А та ночь… недавняя, до сих пор хранилась в памяти, как что-то невероятно замечательное. И разве могла потерять Кьяра своего возлюбленного? Могла. Он обезопасил ее, устроил к Литее, но какой ценой. Рабыня не хотела принимать эту цену, она не готова была к такому. Если бы Тэрон хоть словом обмолвился, чего ему стоило это соглашение, Кьяра ни за что не согласилась. Сейчас у нее был Тэрон, хоть она и не часто могла с ним видится, но ведь имела возможность, но что будет, когда его не станет? Сердце девушки до сих пор билось с неистовой силой, а воображение строило опасные и неприятные картины, что вызывали только ужас и отчаяние. Никогда не стоит заглядывать и задумывать наперед, ибо все случится не так, как вы на то рассчитываете. На что надеялась Кьяра? В данный момент на то, что Тэрон выживет. Но ведь из-за нее он подвергает себя таким испытаниям, которые никому не под силу выдержать. Кьяра отличалась от остальных девушек присутствовавших здесь тем, что владела боевым искусством – не в идеале, но умела держать в руках оружие и постоять за себя также. Конечно, ее боевое мастерство требует большего развития, но пока знаний Кьяры хватало для того, что бы определить, какого будет Тэрону. Страх пронзал сердце девушки маленькими иголками, заставляя биться быстрее, как некий неистовый механизм, иногда даже становилось тяжело дышать. Впрочем, Кьяра постаралась отогнать от себя эти страшные картины, что возникали перед ее взором. Она потеряла родителей, свой дом, людей, которые надеялись на нее, и теперь есть все возможности лишиться еще и Тэрона. Разве выдержит такое хрупкое девичье сердце еще одну утрату? Где-то вдали послышался шум, но Кьяру это не волновало, она стояла перед Тэроном и смотрела в его глубокие зеленые глаза. Девушка пыталась отыскать в них понимание и соглашение. Как же она хотела услышать, что это все не правда… хотя сама понимала, что подобного не будет никогда. - Давай присядем, - гладиатор указал взглядом на кровать. Кьяра помедлила, кивнула головой и присела на край кровати вслед за Тэроном. Но теперь она не смотрела на него, а куда-то перед собой в стену, у которой мирно спал, иногда похрапывая, тот самый Галат, который способствовал знакомству Кьяры и Тэрона. Гладиатор молчал. Сохраняла тишину и Кьяра, по-прежнему глядя перед собой. Ее мучили все те же опасения. И казалось, больше не отпустят, что бы Тэрон сейчас не сказал. Он не сможет лишить девушку беспокойства, бессонных ночей. Кьяра до сих пор чувствовала, как ее знобит. Здесь совсем было не холодно, но девушку трясло, как кленовый лист в сильный дождь. Наконец, Тэрон стал говорить, но фиванка так и не повернула головы в его сторону. Обреченный взгляд смотрел куда-то перед собой. Она увидела, что Тэрон посмотрел на нее и сглотнула комок, застрявший у нее в горле, но все еще боялась к нему повернутся и посмотреть прямо в глаза, словно была в чем-то виновата. Именно так и было. Кьяра винила себя в том, что теперь случится с Тэроном. Не всегда стоит думать о плохом скажете вы – это верно. Но Кьяра была в первую очередь женщиной и самый худшие варианты развития событий возникали в ее подсознании, как бы возникли в голове любой другой девушки. - Ты сделала свой выбор, Кьяра, вопреки всему, и подвергая себя опасности не меньше. Стоит ли спрашивать, почему ты так поступила? Мне известен ответ так же, как и ты понимаешь, зачем я всё это делаю. Скажи я тебе правду, разве ты согласилась бы принять моё предложение? - говорил мужчина. Кьяра поджала губы и посмотрела на него. Взгляд девушки был настолько красноречив, что Тэрон понял все и без слов, хотя Кьяра сопроводила свое молчание легким отрицательным поворотом головы. Тэрон понимающе кивнул и продолжил. - Не осуждай моего молчания, Кьяра, я не могу смириться с тем, что ты будешь выполнять те грязные поручения, на которые здесь обязывают девушек. Уж лучше я позволю поразить себя мечом, физическая боль мне кажется куда приятнее, чем та, что изведёт меня раньше, когда я буду знать и видеть, как ты страдаешь. Такой конец мне не по душе. Кьяра не знала, что ответить. Некоторое мгновение между возлюбленными возникла тяжелая пауза. Она понимала его чувства. Ведь сюда была взята, как раба любви та, что должна будет исполнять все похотливые и грязные желания хозяев тех, кто выберет ее из ряда остальных рабынь. Так здесь было заведено, гость выбирает, а девушка избранная им подчиняется ему и выполняет абсолютно все, ведь платят за девушек много и они обязаны были исполнять не только эротические танцы, а все вплоть до самых грязных и отвратительных желаний. Да, подумать о таком действительно становилось страшно и Тэрон хотел уберечь Кьяру от этого. Она будет служить у Литеи таким образом окажется вдалеке от всей похотливой грязи. Но девушка так сильно любила Тэрона, страх не давал покоя. Она понимала, что и ему тяжело будет осознать такое существование Кьяры, ни одному мужчине не под силу выдержать, когда над его любимой женщиной так издеваются. Кьяра понимала это, но все равно понимание не лишало ее тех волнений, что бушевали внутри. - Физическая боль… Загадочно и обреченно произнесла Кьяра, покачав головой, глядя теперь в пол. Тогда она подняла серьезный взгляд на Тэрона, и на свою перевязанную ладонь. Она отмотала перевязку, что сделал ей Амфисс и посмотрела на глубокий порез на ладони. Вспомнила, как она его сделала и как именно эта бол заставила ее больше не думать о прошлом, девушка кивнула. - Возможно, ты прав. Её испытывать легче. Фиванка опустила ладонь и отвела взгляд куда-то в сторону вновь. В ней сейчас бушевало столько эмоций. Она была не согласна с Тэроном, только потому, что боялась за него настолько, что все тело до сих пор брала назойливая дрожь, даже темная накидка не помогала. Но ведь он был прав, иного выхода не было. Тэрон сделал это ради Кьяры и она должна была принять ту действительность, которую он предложил. Гладиатор был прав, если бы он сразу рассказал девушке все, она не согласилась бы ни за что, но и его понять можно, кто сможет выдержать, когда над его возлюбленной издеваются. - Бальдавир поведал мне о дурных намерениях Флианта наказать тебя за проявленное неуважение к нему. Я думаю, он не ошибся, заверяя меня в том, что после его отъезда этот любитель лёгкой наживы непременно возьмется за тебя, Кьяра. Он будет не в силах тебе навредить, только когда ты станешь служанкой его дочери, против Литеи царь не пойдёт. А я приму любые условия, если, выполняя их, сумею отвести от тебя все эти несчастья, - говорил Тэрон. Кьяра вздрогнула, почувствовав на своей ладони прикосновения Тэрона. Он пальцем поглаживал кожу на ее руке и вызвал этим миллион приятных ощущений, которые заставили на мгновение отступить тот горячий страх, который не давал фиванке покоя. Она посмотрела на Тэрона, в его наполненные глаза любовью и ответила: - Я не боюсь наказания Флианта, Тэрон. Если бы я знала, что меня настигнет наказание - я все равно сделала бы то, что сделала. Кьяра на мгновение замолчала, облизнув так быстро обсохшие губы. - Мне не страшно. Но слова Кьяры не убедили мужчину. И это в очередной раз показывало, насколько гладиатор был благороден. Может, кто-то другой только бы и ждал подобных слов от женщины, что бы избежать самого худшего в своей жизни, но только не Тэрон. В это мгновение Кьяра поняла, что он готов был умереть за нее. И это напугало фиванку еще больше. Но недолго она пребывала в страхе и смятении. Вторая рука Тэрона коснулась ее щеки и Кьяра прикрыла глаза, накрыв сверху его руку своей, но затем отняла. Сердце билось с неистовой силой, заставляя грудь вздыматься и опускаться при каждом вдохе и выдохе. Тэрон говорил о том, что он не сможет жить, понимая, что грозит Кьяре, как над ней издеваются их враги. Он лучше сделает все возможное лишь бы обезопасить ее. Но почему-то фиванка все еще не хотела принимать эту истину. Девушка не желала, что бы ее благополучие было построено на жертве Тэрона. Тыльной стороной ладони Тэрон провел по щеке рабыни. Кьяра опустила взгляд вниз, но Тэрон прикоснулся к ее подбородку и слегка приподнял. - Нет, не отводи глаза, взгляни на меня. Я буду побеждать, Кьяра, слышишь? Я выживу и обязательно к тебе вернусь. Ты мне веришь? – могла ли сказать фиванка, что слова мужчины заставили ее быть спокойной? Наверняка нет. Кьяра подняла тяжелый и глубокий взгляд на Тэрона. В ее глазах отображалась печаль и какая-то безысходность. Некоторое время Кьяра просто пребывала в молчании, поедая взглядом Тэрона. - Я вернусь, несмотря ни на что, но ты не должна сомневаться во мне. Ведь если ты потеряешь веру в меня, тогда мне уже будет не на что надеяться. Верь в нас, Кьяра, тогда и я не посмею сдаться. - Я верю. Сначала неуверенно произнесла Кьяра, но в следствии она сама почувствовала силу своих же собственных слов и несмотря на то, что дрожь в теле возросла еще больше, глаза фиванки загорелись огнем и она добавила: - Я верю, Тэрон! Мужчина изучил свою возлюбленную внимательным взглядом, он заметил, что она вся дрожит. А ведь правда, дрожь в теле усилилась вдвое, подпитываемая эмоциями и страхом. Он заключил Кьяру в свои объятия и девушка наконец-то прижалась к нему всем своим телом. Она положила голову на его плечо, а руки обхватили обнаженную спину. Но вдруг Кьяра резко отстранилась с лицом, полным ужаса. Фиванка нахмурилась: - Тэрон, что это? Откуда такая рана? Не церемонясь, девушка ухватила Тэрона за плечо и неизвестно как развернула его так, что бы ее взору открылась его спина. Глаза привыкли к темноте и рассмотреть огромную зияющую на спине длинную рану Кьяре не составила труда. Кто-то прошелся лезвием по его спине. Насколько Кьяре было известно, то боёв не было. Откуда же это взялось? Рабыня продолжала ломать себе голову. Она аккуратно прикоснулась указательным пальцем в районе кожи возле раны так, что бы не задеть саму ее, ведь Тэрону будет больно, а причинять боль мужчине она не собиралась. Но ничего не ответив, Тэрон отстранился от фиванки встал и сделал несколько шагов вперед, закрывая своей мощной фигурой саму Кьяру. Девушка не высовывалась, даже неподвижно застыла на месте. Сердце неистово колотилось в груди, а взор наблюдал эту страшную рану. Воображению Кьяры вновь явились различные страшные картины. Одно дело, когда ты сражаешься полон сил и твое тело без уязвлений. Другое дело, когда тебе нужно выйти на ринг уже с еще не зажившими ранениями. Насчет приближавшегося беспокоится не стоит, это был Амфисс. Очередное заявление о том, что Кьяра и Тэрон делают что-то не правильное. Девушка не выдержала, поднялась и выпалила: - Лучше бы посмотрел его спину, чем вновь разбрасываться пустыми словами! Это было грубо, но в данный момент мягкости от Кьяры мог дождаться только Тэрон. Хотя. Откровенно говоря, даже так девушка не ощущала в себе нежности. Прежняя уверенность и ярость на жизнь, и складывающиеся обстоятельства оживала внутри фиванки. Но Тэрон смягчил обстановку, которую Кьяра накалила своим выпадом. Лекарь в свою очередь продолжил говорить об опасности, которой они подвергают не только себя, но и его. Кьяра стала за спиной Тэрона, стараясь не смотреть на ту страшную рану и перевела взгляд на Амфисса. Между мужчинами прошла легкая беседа, в которой Амфисс сказал, что если Кьяру заметят, то будут проблемы. Кьяра невозмутимо пожала плечами и скинула накидку, явившись мужчинам полуобнаженной. - Я рабыня, Мелиагр заверил стражу, что я здесь … Кьяра сделала паузу. - Сами знаете для чего. Ведь здешние гладиаторы могут получить рабыню, если того захотят, если им позволит Мелиагр, либо Флиант. Так вот, Мелиагр специально привел меня развлечь какого-нибудь шпиона. Улыбнувшись уголком губ, Кьяра посмотрела на Тэрона, что бы тот понял, что речь шла именно о нем. Но слова Кьяры не убедили никого. Тэрон согласился с лекарем и улыбка исчезла с лица Кьяры. Она нахмурилась, как упрямое несмышленое дитя и сложила руки на груди. - Мы так долго шли к тому, чтобы осуществить задуманное. Находясь здесь, ты сильно рискуешь, Кьяра. Литея не должна усомниться в тебе, только её покровительство способно обеспечить тебе защиту. А потому нам следует соблюдать осторожность, - пока Тэрон говорил это, Кьяра наклонилась, подняла накидку, надела ее на себя и поправила кинжал, что вот уже некоторое время отдыхал в ножнах. Гладиатор не захотел отпускать так Кьяру и попросил лекаря постоять на стрёме. Естественное дело тот стал бурчать и противится, но все же сделал, как просил Тэрон. Кьяра же приподняв голову посмотрела на своего героя вопросительным взглядом. В это время послышалось шуршание в конце камеры и какие-то неясные звуки. В отличие от Тэрона, фиванка отвлеклась на это, увидела, что это Галат и тут же вернулась к Тэрону, но невольно взгляд ее стал намного мягче. - При малейшей возможности я буду появляться во дворце, - сказал он. Кьяра отрицательно покачала головой. - Нет, это очень рискованно. Девушка опустила взгляд к земле, нахмурилась, а потом вновь глянула на Тэрона и в ее глазах замелькали опасные огоньки. - Хотя, к черту это все! Я буду тебя ждать. Кажется, потихоньку в фиванке стала просыпаться ее дикая натура, доселе еще никому неизвестная, даже ей самой. Иногда эта дикость в ней просыпалась, но чаще всего засыпала надолго. Сейчас же происходило что-то иное в ней. Следующие слова Тэрона, откровенно говоря, успокоили Кьяру. Она мягко улыбнулась гладиатору, он медленно приблизился к ней и их губы сошлись в сладком поцелуе. Девушка приподняла руки. Прикоснувшись руками к обеим щекам Тэрона, а через закрытые глаза погрузилась в мир прекрасных любовных грез. - Я вернусь с победой, и мы вновь будем вместе, - Кьяра отстранилась от Тэрона и мягко улыбнулась. - Береги себя и помни, мое сердце и моя любовь всегда с тобой. Рабыня приложила руку мужчины к своему сердцу, а свою к его. Двое возлюбленных почувствовали ритм сердец друг друга. Откровенно говоря, это успокоило Кьяру, а про себя она подумала: «Я буду верить, любимый. Вера – моя сила. Я буду верить в тебя». Отняв руку от сердца Тэрона, Кьяра вновь мягко улыбнулась и сказала: - Буду ждать нашей встречи. С этими словами девушкам, к огромному удивлению лекаря покинула камеру также, как и попала туда. Изящно пробравшись изнутри через прутья камеры. - Нет, ну додумалась, а если бы застряла?! – тут же высказал свое возмущение Амфисс, которое Кьяра открыто проигнорировала. - Иди своей дорогой, Амфисс, я выберусь сама. Не отрывая взгляда от Тэрона, произнесла Кьяра, лишь потом посмотрела по сторонам. Ей нужно было найти Мелиагра. В том, что ее отсюда выведет Амфисс без проблем и проведет во дворец, она сомневалась.
Тэрон: Двое возлюбленных вновь прощались. Им не хотелось разлучаться, но оба понимали, что и быть вместе так надолго пока не дано. Тэрон смотрел на свою единственную, и вспоминал те счастливые часы, что они проводили в объятиях друг друга, позабыв о том нелёгком бремени, возложенном на них. Гладиатор желал в полной мере проявить свои чувства, но не мог, понимая, что в таком случае не захочет отпускать Кьяру вовсе. Однако его сердце, наполняющееся такой небывалой жизнью рядом с ней, тянулось к девушке, и просило своего обладателя проявить к красавице ту любовь, что зарождала муки в долгие минуты ожиданий их следующей встречи. Он ведь мечтал увидеть её снова, и вот, имеет возможность прикасаться к любимой, чувствовать её, слышать её голос. Вся его жизнь отныне заложена в ней одной, мужчина не мог выдержать и дня в разлуке с Кьярой, он утешался мыслью, что очень скоро сможет вновь обнять её. Фиванка коснулась его руки и приложила её к своему сердцу, отчего Тэрон задышал тяжелее, ощущая учащённое биение его мечты, и чувствуя тепло её ладони, согревающее его собственное сердце. Он смотрел в обожаемые им карие глаза, ловил взглядом проявлявшуюся на алых губах чарующую улыбку, и непроизвольно улыбнулся сам, хоть и испытывал приближение безрадостной тоски. Кьяра держала руку на его груди, и Тэрон чувствовал, сколь они были едины. Тяжело пребывать на расстоянии от дорогого тебе человека, настолько близкого и родного, что ты был бы не прочь отказаться от всех благ этого мира, только бы быть с той, без которой удушливый мрак и с рассветом не рассеивается. Только она… только Кьяра сумела смягчить душевную грубость воина, подарила ему свою любовь и научила его так же искренне любить в ответ. Он хотел заключить её в объятия, хотел напоследок украсть её поцелуй и одарить своим, но решился только взять руку девушки в свои ладони, когда она более не касалась рукой его сердца, но по-прежнему оставалась в нём. Поднеся ладонь возлюбленной к своим губам, мужчина согрел поцелуем тот самый порез на её внутренней стороне. Она обещала ждать его и с таким жаром в голосе молвила, что верит в него… верит в их любовь… Пусть же Кьяра никогда не усомниться в своих словах, а гладиатор сделает всё, чтобы не обмануть её надежды. Как же сильно… неудержимо… страстно… он любил её. Разум можно обмануть, но только не сердце. Только не острую боль, изводящую его каждый раз, когда две души покидают друг друга. Тэрон будет сражаться со всем отчаянием, он не позволит себя сокрушить. Осознание того, что его единственная будет ожидать их встречу и верить, укрепляло дух мужчины. Он нехотя отпустил руку Кьяры, с печалью наблюдая, как она отворачивается и уходит. Каким же приятным и неожиданным был её приход. И каким предсказуемым и болезненным является прощание. Было бы легче опустить глаза, скрыть от них память этой тяжёлой разлуки, но Тэрон не отводил взор, провожая взглядом свою единственную. Амфисс ждал девушку снаружи, и, заметив, как своеобразно и не менее рискованно она покидает камеру, не преминул упрекающее прокомментировать и данное действие. Воин не особо чётко, но всё же услышал слова лекаря, хоть тот и говорил шёпотом, по его лицу уже можно было понять, что высказывание не несло никакой похвалы. Но вот того, что ответила врачевателю Кьяра, Тэрон, увы, не расслышал, ибо она стояла на дальнем расстоянии от решётки и так же не имела возможности громко говорить. Амфисс в свою очередь, немного обескураженный неожиданным отказом от его помощи, изобразил кривую и какую-то совсем уж неестественную улыбку. Она была предназначена гладиатору, дескать, всё под контролем, можешь не беспокоиться. Мужчина не видел этого подбадривающего выражения на его лице, он смотрел только на любимую, не предполагая даже, что она надумала положиться лишь на собственные силы. Если бы он понял сказанное, то непременно воспротивился бы, а там уж в спорах мог подняться не малый шум, и лекарь это понимал. Потому он и не стал уговаривать фиванку, дабы не давать Тэрону даже малейшего повода думать, что его избранница последует во дворец самостоятельно. Целитель не хотел оставлять её, но знал, что если уж Кьяра идёт против чего-либо, её не переубедить, так же, как и мужчину, которого выбрало её сердце. Словно меж двух огней. Тэрон оставался стоять напротив своей красавицы, пока она не стала недоступна для его взора. А самому Амфиссу ничего иного не оставалось, кроме как проводить девушку до конца коридора, плетясь сзади, он позже замедлил шаги, следя, как бы никто на пути не попался и только завидев, как где-то вдали открылась дверь, и в коридоре появился наставник, лекарь вздохнул облегчённо и последовал в комнату охраны, где пробыл достаточно длительное время. Поначалу целителя туда направила потребность захватить лечебные зелья и настойку с иглой, да нитками для лечения раны Тэрона. До своего жилья ему добираться пришлось бы долго, к тому же не хотелось говорить воину о том, что Кьяра сейчас находилась с Мелиагром. Пусть даже девушка заверила их обоих в том, что наставник напротив помог ей пробраться в камеру к любимому мужчине, Амфисс знал, что сам Тэрон может по иному на это отреагировать, да и попусту начнёт волноваться за фиванку, а там уж ещё и его погонит проверять, как там она. Лекарь и так позже проверит, всё ли в порядке, но пока побудет в комнате охраны, которая сейчас стояла на постах. Им часто доводилось усмирять буйных воителей арены, а потому в месте обитания стражи всегда имелось всё необходимое для самостоятельного лечения. И как же это было пригодно сейчас. Спустя примерно час, может чуть меньше, захватив всё нужное, Амфисс направился к Тэрону. Он застал его сидящим на краю постели, углублённым в сосредоточенные размышления. Долго целитель стоял у открытой двери решётки, думая, стоит ли беспокоить мужчину. В итоге решил, что уходить всё равно уже поздно. - Я подозревал, что ты не спишь. Тэрон почти что сразу повернул голову, как только услышал голос пришедшего. Вначале он и не заметил, как тот вошёл. - Проводил Кьяру во дворец? – спросил воин о том, что его более всего беспокоило. - Вас не остановили? Как же лекарь опасался данного вопроса. Не потому что не был уверен, что девушка в безопасности, но опять же, пересказывать всё дословно мужчине он не мог, а лгать тем более. - Беда миновала. Амфисс решил ответить с некой недосказанностью, избавляющей его от обмана, но, тем не менее, и не открывающей правду. Оставив иглу с воловьими жилами на столе, как и прочее, пока что не нужное, лекарь взял только чистый кусок ткани и настойку, затем попросил Тэрона пересесть на стул, дабы как следует осмотреть его спину. Значительно повлияли слова Кьяры на него, прежде полагавшего, что ничего серьёзного не случилось. Но теперь, видя вблизи, как худо приходилось мужчине на самом деле, Амфисс принялся корить себя ещё больше прежнего. Его руки не подчинялись никакому контролю, они буквально тряслись, разливая наружу целебную жидкость. Страх вновь поглотил целителя и неясно что больше его волновало, факт того, что он укрыл от Тэрона правду об отказе девушки, ныне возможно сопровождаемой человеком, что далеко не являлся другом гладиатору. Или же Амфисс беспокоился о завтрашнем поединке мужчины, в котором неизвестно выживет ли он. В конце концов лекарь чуть не уронил горшочек с настоем, еле его удержав. - Что с твоими руками? – Тэрон не мог не заметить странного состояния человека, чья трясущаяся ладонь промывала его рану. - Не ты ли недавно сказал, что опасаться нечего. Амфисс потянулся к столу, беря новый лоскут ткани, прежний полностью пропитался до сих пор понемногу идущей кровью. - На долго ли. Невольники, да прочая царская прислуга только и судачат о рабыне и гладиаторе, устроивших роман в тайне от Флианта. Не многие из них знают, что вы вместе, но слухи здесь распространяются очень быстро. Я даже не знаю, что предпринимать в таком случае. Тэрон решил проигнорировать два не очень понравившихся ему слова: «устроивших роман». Хоть лекарь и говорил это без какой-либо язвительности, но всё же неуместно было заявлять, будто два любящих друг друга человека делали нечто не то, чтобы неестественное, а крайне несерьёзное. - А ничего. Ты всё равно не понесёшь никаких потерь, Амфисс. Мужчина ответил с присущей ему грозностью и безразличием, чем вызвал очередной поток тревожных вопросов: - Но как же ты и Кьяра? Утешает, что от злых деяний Пелия удерживает та выгода, которую он получит с твоих побед. Тэрон усмехнулся. - Мои победы ему не нужны. Пелий хочет убить меня, и он попытается сделать это завтра. Вот тут целитель не на шутку забеспокоился. Ведь получалось, что его опасения не были напрасными. Более того, гладиатор сам сознавал, что его стремятся не просто уничтожить, а убрать с изначально хорошо продуманным планом. - То есть… ты всё это время знал о его истинных намерениях… и всё равно пошёл на это?.. Лекарь недоумевал, и Тэрон намеревался потихоньку приблизить его к истине, пусть даже и не столь утешительной. - Когда соглашаешься на сделку с врагом, глупо полагать, что он будет соблюдать все поставленные условия. Для вида, может быть. Мужчина изъяснялся с такой простотой в голосе, как если бы лекарь распрашивал его о погоде. По правде воину действительно было всё равно, он уже давно ведал, чего ждать и был готов к этому. В отличии от Амфисса, что дрожал за него так, будто это ему предстояло завтра выходить на кровавый бой. - Тэрон… но ведь если ему удастся осуществить свой ужасный план… что же тогда станется с Кьярой?.. Тут действительно было чего опасаться. Ведь дело даже было не в сильном противнике, а в стороннем участии некого третьего лица. Вот теперь лекарь понимал, что именно подразумевал Пелий под данными высказываниями, об участии ещё одного человека в данном процессе. Разумеется, он имел ввиду себя. Одно стало ясным, кроме главного: к каким именно прибегнет хитростям подлый убийца, дабы убрать лучшего воина….. Сам Тэрон в этом даже не копался, больше думая о безопасности своей любимой. - Ты выведешь её из дворца, как я тебя прежде и попросил. Мужчина склонил разговор к былой теме, затронутой много раньше, ещё когда он только собирался заключить сделку с Пелием. Несомненно, Амфисс всё понял и заволновался ещё пуще былого. - Священный трезубец Посейдона, так вот в чём дело! Ты просто тянешь время… укрываешь девушку во дворце, чтобы усыпить бдительность Пелия, пока сам будешь умирать…. Нет, я не верю. Ты же говорил об этом не серьёзно. Да и сейчас это не может быть правдой!.. Лекарь не поднял истерического крика, и уже за это Тэрон был ему благодарен. Сам он оставался столь же спокоен и тих. Но лишь внешне, душа же его наполнялась давно изученной агрессией, вызванной отговорами человека, не знающего никакого иного чувства, кроме необузданного страха. И то, что гладиатор сказал в последующем, он относил так же и к себе самому, ибо тоже практически терял терпение. - Успокой свои эмоции, Амфисс. И выполни то, о чём я тебя попросил. Врачеватель уже давно принялся зашивать его разорванную рану, и в какой-то степени та боль, которую при этом чувствовал Тэрон, так же постепенно склоняла его к гневу. Как часто бывает с воинами в бою, когда, получая уроны, они лишь сильнее свирепеют и с большей яростью нападают на своих врагов. Это черта вызываемого физической болью гнева так же имелась и у гладиатора, что сейчас в придачу страдал ещё и душевно. - Не обрекай девушку на такую судьбу, Тэрон. Без неё ты бы не смог жить. - Я не стану терпеливо смотреть на её погибель!.. – не сдержал своего гнева мужчина, явив низкий львиный голос. Он тяжело задышал, стремясь успокоиться, ибо вдали коридора послышался какой-то странный звук, будто кто-то проснулся. Позже Тэрон молвил уже тише, но так же резко: - Делай свою работу, и закончим на этом. Некоторое время оба провели в полной тишине. Лекарь понемногу завершал свой труд над раной воина, он изрядно уже её осмотрел, и то, что сказал в итоге, произнёс достаточно уверено, ибо не мог ошибиться: - Я знаю руку, способную оставить такую рану. Его удары подобны твоим. Наносятся с тем же хладнокровием и точностью. Мелиагр знал, куда бить. Хороший повод сменить тему, а заодно попытаться вновь заговорить с гладиатором, который, замолчав единожды, уже навряд ли бы пошёл на контакт снова. Но только не при упоминаний о наставнике. - Ты нас сравниваешь? Тэрон не терпел сравнений в любых проявлениях, даже просто предполагаемых. Да, возможно их силы с Мелиагром и были равны, но ни в коем случае не подход к сражениям, даже, несмотря на то, что множество из тех приёмов, в которых был осведомлён мужчина, его научил именно наставник. Всё равно Тэрон использовал чужие знания по-своему. Амфисс осознал свою поспешность в высказываниях, которые толком не обдумал, и поспешил исправиться. - Скорее не могу понять, почему ты позволил ему сделать это. Ты ведь знал, куда именно он ударит. В данных словах тоже имелась своя правда. Лекарь удачно подметил произошедшее, даже не видя самого поединка, как и не ведая его причины. Тэрон не собирался ими делиться, ответив лишь то, что считал нужным донести. - Я не стремился проливать его кровь. Зато ему вполне оказалось достаточно моей. Мужчина не особо удивился тому, что Амфисс так успешно прознал, кто именно оставил багровую полосу на его спине. Целитель повидал множество ранений оставленных тем или иным бойцом. Так же ему доводилось лечить мужей, пострадавших от руки наставника, что не являлось ничем удивительным. Всякие бойцы встречались, и не многие вообще были подвластны учениям, больше нуждались в дисциплине. За годы того, что Амфиссу довелось увидеть, он разбирался во многом, а уж в том, что являлось его работой, тем более. - На Мелигра это совсем не похоже, очень сложно вызвать его гнев. Вот тут Тэрон решил разрушить ошибочное предположение. Не для того, чтобы что-то доказать, а дабы ложные представления не завели врачевателя в ещё больший самообман. - Разве только страху это по силам, - поведал воин. - Мелиагр всегда страшился свободы, он боится её и сейчас. Мужчина не говорил ничего точного, но всегда умел наводить в разговоре на нужные мысли. И вот даже сейчас, отвечая загадками, он смог подвести врачевателя к верному заключению. - Не хочешь ли ты сказать, что…. О, нет, Тэрон, задуманное тобою, осуществить невозможно. К тому же гладиаторы… - Я не нуждаюсь в их союзничестве, как и не разделю с ними это безвольное коленопреклонство, - перебил воин, прекрасно зная, что ничего нового ему не довелось бы услышать.- Изверг понесёт расплату за свою жестокость и алчность, а я предпочту умереть в сражении, но лишь после того, как отниму его жизнь. Амфисс думал промолчать, но не мог утаить того, что вводило его в ещё большую панику. - Но что если… что если Аид заберёт тебя раньше… Лекарь ожидал, что мужчина вновь попытается замкнуться и оборвать разговор. Но Тэрон оставался спокоен, и с той сдержанностью сказал: - Тогда ты сделаешь всё, чтобы Кьяра не последовала за мной. Амфисс не мог понять, каким образом воину удавалось смириться с собственной смертью, а он действительно её не страшился. Хоть и отчасти, ведь оставлять любимую он не хотел. Но если обстоятельства не предоставляют выбора, иного конца ждать не следовало. - Но, Тэрон… - Она сильнее всех нас вместе взятых. Её жизнь здесь не закончится. Будь я проклят, если допущу обратное. Мужчина отвечал решительно, он знал, что нужно делать. Амфисс более не стал развивать данную тему. Он уже закончил возиться с раной гладиатора, обрезая ножницами оставшиеся сантиметры воловьих жил. - Вот смотрю на тебя и думаю… не зря о тебе молвят, как о боге. Тэрон не сдержал тронувшую губы усмешку. - Много же земной крови течёт у бога из спины. Амфисс лишь покачал головой, ведая, что мужчина не тепел своего громкого прозвища. - Не хочешь равняться на великих. - Ничтожно равняться на кого-либо, имея свой собственный путь. Я рад тому, что смертен, - говорил Тэрон со всею пылкостью души, но по-прежнему тихо. - Человек величественнее богов. Он бесподобен данной ему жизнью, заключённой в одном лишь миге, который более никогда не повториться и не будет изменён. И в этом миге состоит вся вечность, которую я проживаю любя. Я уже познал своё бессмертие, Амфисс, и оно не дано мне ни войной, ни обретённой ею славой. Кьяра и есть моё возрождение, моя победа, и единое мгновение вечности. Любовь не может приблизить человека к богам потому, что она делает их прекраснее и совершеннее создателей мира, чьим душам не дано познать смерть, а стало быть, и истинного смысла самой жизни. Амфиссу было не привыкать к столь сложным речам гладиатора, имеющим глубокий смысл. Он впервые за всё время улыбнулся, походя к столу, и беря горшочек с лечебной мазью, затем вновь встал за спиной Тэрона. - Обладали бы все гладиаторы таким красноречием, я бы здесь поселился. Мужчину позабавили его слова. - Хватает и того, что ты и так проводишь здесь больше времени, чем положено. Так ведь и было. Иной раз доводилось задумываться, что ведь у лекаря не было ни жены, ни детей, по крайней мере он ничего о том не рассказывал. Вполне возможно, что вся его жизнь, как и у Мелиагра, прошла здесь и нигде более. - Залечивать раны, это вам не резать друг друга, - закивал целитель, завершая питать лечебной мазью зашитую рану воина. - Один на всех, где такое видано. От помощников толку не много, а второго целителя Флиант не приводит. Вот теперь Тэрон улыбался. - Ты же не одобришь конкурентов. - Бесспорно!– не раздумывая над ответом, молвил Амфисс, всплеснув руками. - Но если бы новый лекарь оказался хуже меня, то я бы не плохо мог поработать над повышением своей самооценки. Ох, и позабавил же мужчину ответ врачевателя, прекрасно знающего, что равных ему нет, но любившего лишний раз себя показать. Дабы не забывали. - Амфисс, ты поставил на ноги Нагора, и не раз спасал мою жизнь. Я думаю, доказательств твоих великолепных познаний в медицине приведено достаточно. Казалось бы при этих словах, лекарь должен был приободриться и лишь высмеять собственную склонность к постоянному самоутверждению. Однако лицо его вдруг стало озадаченным, являя прежнюю неуверенность и страх. - Я того и боюсь, что они мне завтра очень пригодятся, - воин ничего не ответил, и целитель понял, что пора было завершать неприятные для обоих разговоры. - Ладно, чего тут сделаешь, если ты всё уже решил. Возвращайся с победой, Тэрон, а главное, живым. Тебе есть ради кого стремиться к этой жизни. После данных слов Амфисс и ушёл, а мужчина ещё долго размышлял над тем, что от него услышал. Он и не думал оставлять жизнь, Кьяра поселила в его сердце надежду, и всё, чего Тэрон более всего хотел, так это познать счастье рядом с ней. Но коварные враги распоряжались иначе, склоняя обоих к иной судьбе. Ночь благо ещё не окончилась, и гладиатор всё же попытался хоть немного поспать, пусть даже недобрые мысли его упорно не оставляли. Он не примет поражение со смиренным духом, ни за что. Тэрон обещал любимой вернуться, и как бы не пришлось тяжело, он сдержит данное им слово. С рассветом за ним явилась стража, и хоть мужчина пробудился без особой телесной бодрости, он был готов к поединку. Закованный в цепи, он вышел из своей клетки на свет и вместе с охраной последовал к повозке. Своим ходом до намеченного места довелось бы добраться не скоро. Мужчина принимал новый день как возможное завершение всей его жизни, он ничуть не сомневался в себе, но не мог недооценивать и своих врагов. А Пелий к тому моменту уже пробрался в оружейную комнату, прежде прознав, какой именно меч будет вручён бойцу, что выйдет сражаться против гладиатора Флианта. Откупорив сосуд с ядом, советник вылил нужное количество капель на белую ткань, которой и принялся смазывать лезвие двуручного меча. Одного пореза будет достаточно, чтобы отравить кровь, а вместе с тем и лишить жизни всё тело. Самодовольно посмеиваясь, Пелий закончил смазывать ядом клинок, и, положив меч на прежнее место, со зловещей улыбкой вышел из комнаты, направляясь к трибунам. Он был уверен в успешном завершении задуманного убийства.
Kyara: Кьяра не хотела уходить. Прощаться было тяжело, но девушка сделала это и покинула камеру своего возлюбленного. Она понимала, что в любой момент может стать востребованной во дворце тем же Бальдавиром и беды не миновать. Но одно фиванка поняла точно – она любила рисковать и никогда в жизни не будет придерживаться рамок, в которые ее пробуют загнать, особенно здесь. Почувствовав, что все получилось, несмотря на то, что девушка не дошла до дворца к комнате, где должна была присутствовать, внутри нее уже присутствовало некое ощущение и чувство триумфа. Вот она, практически самостоятельно пробралась к Тэрону, а значит, нет ничего невозможного. Мысли о побеге не посещали еще голову Кьяры, в отличие от Тэрона. Фиванка скорее просто была увлечена им, по уши влюблена в него и не думала ни о чем-то, кроме как быть только рядом с ним. Пока это для рабыни было целью номер один, но, увы, скоро все изменится. Жизнь не будет такой плавной, как сейчас. Да, в дальнейшем Кьяре будет что с чем сравнить. Отказавшись от помощи лекаря, прекрасно понимая, что сейчас ему лучше остаться с Тэроном, нежели проводить девушку, рабыня отправилась по тому же пути, какому и попала сюда. Кьяра была очень осторожна и в любой момент готова схватиться за оружие. Она повернула в один из коридоров и там встретилась с Мелиагром, вероятней всего он ждал ее. Вначале Кьяра схватилась за кинжал, но тут же облегченно вздохнула, когда поняла, что это наставник гладиаторов. Она поджала губы, едва заметно улыбнулась и готова была идти дальше, но он всем своим огромным телом перекрыл ей дорогу. Девушка остановилась и удивленно взглянула на мужчину, не произнося при этом ни слова. Действия Мелиагра Кьяра расценила, как помощь, может, там за дверью находилась стража и он таким образом хотел ее предупредить. Но слухом Кьяра уловила, что большинство вернулось на свои посты именно к камерам гладиаторов. А кладовая, кудою подпольно вывозились пустые бочки и завозились полные была свободна. Тогда рабыня тут же моментально стала мыслить, ведь Мелиагр не знал, что она собралась уходить, а что если бы рабыня все еще была там, то стража застала бы ее. Именно на это и рассчитывал Мелиагр. Мужчина надеялся, что если девушку увидят, отберут у Тэрона и накажут, то, может, гладиатору больше на захочется на свободу и он успокоится. На какое-то мгновение наставник проникся пониманием к бывшему полководцу, но, увы, страх свободной жизни взял свое. - Отойди, мне нужно уходить. Тихо, но настойчиво произнесла Кьяра. Мелиагр продолжал стоять на месте. Кьяра попробовала его обойти, но он не дал. Нападать на мужчину было бесполезно, это поднимет много шума, да и что может фиванка против опытного воина? Возможно и нанесет ему небольшой урон, но никогда не выйдет победительницей в этом деле. А выходить отсюда ей нужно было и как можно скорее. Пожалела ли в этот момент Кьяра, что не ушла вместе с Амфиссом? Да, так было бы гораздо проще, но нет. Рабыня была рада тому, что оставила лекаря вместе с Тэроном. Тому нельзя выходить завтра на жестокие бои раненным. Кто так хладнокровно нанес урон возлюбленному девушки, она не знала, если бы все было иначе, она явно вступила бы в сражение с наставником и плевать, что ей никогда в жизни не победить. - Я помог тебе попасть сюда первый и последний раз, - сказал Мелиагр и встретил острый взгляд девушки. Она это понимала и без его слов. – Больше не ходи сюда. - Я сама решу, что мне делать. Нагло ответила Кьяра, с вызовом глядя в глаза огромного мужчины. Ему такой ответ не понравился. Он стал говорить о том, что в следующий раз, когда она появится здесь и встретится ему, он не станет помогать, а, напротив, сделает все, что бы ее наказали за подобные проделки. Кьяру не волновали слова мужчины, она даже не собиралась к ним прислушиваться. - Ты рабыня! – в конечном итоге заключил Мелиагр. – Здесь не ты решаешь, что тебе делать! Кьяра улыбнулась, поправив прядь длинных волос, и набросила капюшон на голову. - Напротив, наставник. Я не являюсь рабыней, пока сама решаю, что мне делать и как поступать. Это всего лишь статус и слово. Может и так. Может, я действительно рабыня, ведь меня купили также как и остальных. Но ни одному человеку не удастся меня приручить, и до тех пор я свободна. Мелиагр растерянно смотрел на девушку. Его одолевали мысли о том, что она чертовски похожа на Тэрона, по крайней мере вольным нравом. Не удивительно, что эти двое нашли друг друга здесь. Мужчина уже понял, что рабыня не простая девушка, не такая как сотни здешних, но не ожидал, что в Кьяре столько огня. Объединившись с Тэроном они могут многое натворить, такие выводы последовали в голове мужчины. А тем временем где-то неподалеку послышались шаги и голоса стражников, что с каждой секундой становились более ясными. - Пропусти меня. Либо отдай на погибель. Решай, великий воин! Твердо сказала Кьяра, без тени страха в глазах и голосе. Она готова была принять любое развитие событий и пережить то, что сулит ей судьба. Только одна тревога не покидала сердца девушки. Тревога за своего возлюбленного. Как бы Тэрон не пытался убедить Кьяру, что все будет хорошо, он не смог искоренить из ее души чувства страха за его жизнь. Мало того с того самого момента, как Кьяра узнала о незаконных боях от Пелия в ее сердце поселилось плохое предчувствие. Рабыня не любила их, потому что всегда они сбывались. Замышляется что-то совершенно не хорошее. Ну, разве могла Кьяра не бояться за того, кого любила больше жизни? Схваченный врасплох такой решительностью и неподвластным характером Мелиагр отпустил Кьяру и решил отдать все события в руки судьбы, пуская та решает, что делать с девушкой и гладиатором. Далее Кьяра проделала свой путь, на удивление, без препятствий. Оказавшись на улице, девушка оправилась прямиком к входным дверям во дворец. Но остановилась, увидев вдали огромные ворота, что ведут за пределы территории Флианта. Вот там свобода. Кьяра застыла на месте, заворожено глядя в ту сторону. Стоило попробовать бежать. Сейчас стража не была бдительна, может, у нее бы вышло? Но разве могла Кьяра оставить Тэрона. Девушка мягко улыбнулась, вспоминая облик возлюбленного, его теплые и нежные зеленые глаза, такие мужественные скулы, легкую щетину, приятно покалывающую лицо во время поцелуя. Девушка вздохнула и отвернулась от ворот, уверенно зашагала к главному входу. Кьяра планировала войти также как и вышла. Фиванка притаилась за углом, подобрала камень и бросила его, но на этот раз стража никак не отреагировала на ложный вызов. Как говорится, эти люди дважды на одни и те же грабли не наступали. Вот теперь девушка, откинувшись и прислонившись к стене, стала лихорадочно мыслить, каким же образом ей попасть обратно внутрь. В общем, Кьяра ничего лучше не придумала, чем просто выйти и напрямую предстать перед стражей. Те удивленно уставились на девушку в темном плаще, и не успела Кьяра опомнится, как была схвачена за руки, а стража уже что-то говорила о наказании и о том, что все донесут хозяину. Один из дозорных так тряс Кьяру, что даже капюшон спал с ее головы обнажив длинные черные волосы. Рабыня сохраняла молчание и бесстрастными глазами смотрела на мужчин. Сейчас ей было плевать, главное, что она увиделась с Тэроном перед поединком, что его ждет. Но вдруг откуда-то ни возьмись, появилось спасение. Крепкий мужской кулак настиг стражника, который крепко держал Кьяру. Тот ударился головой об каменную колонну и упал, второго спаситель также просто обезвредил. Удивленная Кьяра с широко раскрытыми глазами обернулась. На мгновение ей подумалось, что это Тэрон. Но этого не может быть. Её возлюбленный гладиатор сейчас в своей камере, и над его раной работает лекарь. Но тогда кто? Фиванка обернулась и увидела перед собой Бальдавира. Интрига исчерпана, а девушка разочарована, хоть и безмерно ему благодарна. - Мне есть о чем с тобой поговорить, - сказал он. В это время стражники уже стали приходить в себя. Бальдавир опустился на корточки перед одним из них, взял того за шкирку и предупредил. – Лучше вам молчать о вашей глупой неосмотрительности. Иначе Флиант от меня узнает, как вы посмели обращаться с моей личной рабыней. Кьяра невольно поморщилась, услышав, как Бальдавир назвал ее, но ничего не сказала. Единственное, что ей хотелось ответить мужчине так это то, что им не о чем говорить. Она все ему сказала. Но северянин взял рабыню за руку и они вместе пошли коридорами дворца, пока, наконец не достигли их покоев. Кьяра настойчиво миновала комнату Бальдавира, отправившись прямиком через нее в свою. Таким образом, фиванка показывала мужчине, что не намерена с ним говорить. Но он терпеливо последовал за ней. В своей комнате, Кьяра сбросила с себя плащ и моментально ощутила на себе внимательный взгляд Бальдавира. Вероятней всего, он именно такой ее и хотел запомнить. Кьяра некоторое время постояла в этом наряде, набедренная повязка, едва закрывавшая ягодицы и откровенный топ. Такая здесь была стандартная одежда для любовных рабынь. С минуту вот так простояв, Кьяра плюнула на мужчину, не в буквальном смысле конечно и стала собирать все валяющиеся вещи, при этом говоря: - Я сейчас соберу вещи. Не беспокойся они все в таком же состоянии, в котором ты мне их предоставил. Так что осталось просто собрать сложить, и я тебе их верну. Говорила рабыня, поднимая очередное платье. Но Бальдавир лишь отрицательно покачал головой, пришел в себя, словно проснулся ото сна, подошел к Кьяре и взял ее за кисть. Он мягко опустил ее руку забрал платье и положил на кровать, после чего пригласил Кьяру присесть. Девушка невозмутимо села на край кровати не глядя на северянина. Он присел возле нее. - Это все я оставляю тебе. - Зачем? Тут же спросила Кьяра. - Зачем мне все эти вещи здесь? Бальдавир пожал плечами: - Это не обсуждается. Я не могу тебя увести с собой, потому что ты этого не хочешь, но не лишай меня возможности сделать тебе подарок. Прошу, прими эти вещи от меня, как подарок, - говорил мужчина. Кьяра некоторое время смотрела на него проникновенным взглядом, а затем на вещи. У девушки промелькнула мысль: «Зачем они мне здесь?». Но Кьяра понимала, что это было важно для Бальдавира, поэтому слабо кивнула головой. Она примет подарок. – И еще, я завтра уплываю. - Я знаю. Прервала мужчину Кьяра, но он попросил больше этого не делать. Вероятней всего сейчас в ночи именно тот момент, когда мужчина собрался попрощаться со своей возлюбленной, с той, которую любил безответно. Кьяра внимательно смотрела на него, ожидая, что он скажет. Мужчина взял девушку за руку и в этот момент Кьяра напряглась. Северянин явно это почувствовал, но не отпустил ее руки. - Я хотел тебе сказать перед тем, как уеду, что ты всегда можешь рассчитывать на меня. Я буду любить тебя, несмотря ни на что. Я вернусь сюда через год, но стоит тебе написать, что ты передумала, или отправить мне весточку я явлюсь незамедлительно и заберу тебя отсюда. Кьяра поджала губы и отрицательно помахала головой. - Бальдавир… Бальд, этого никогда не будет. Я не передумаю. Тихо промолвила рабыня. Северянин и так это знал, он просто поставил Кьяру в известность, всякое в жизни бывает. Но Бальдавир надеялся на случай зря. Даже если Тэрон погибнет, Кьяра и в этом случае не будет искать утехи на крепком плече северянина. Не будет просить, что бы он ее освободил отсюда. Скорее она доведет все до того, что и сама здесь же погибнет. - Нет, я просто хочу, что бы ты знала. И еще одно помни, что ты всегда можешь рассчитывать на меня и на мою помощь. В любое время, в любой день и всегда. Кьяра улыбнулась, ей было приятно все это слышать и последние слова девушка оставила себе на заметку. Она вздохнула и прикоснулась к гладко выбритой щеке мужчины. - Ты великодушен. Мне жаль, что ты полюбил не ту девушку. Бальдавир улыбнулся Кьяре в ответ. - Нет, я полюбил именно ту. Просто судьба меня наказывает за грехи безответной любовью. Далее Кьяра поинтересовалась о жизни Бальдавира. Ему никогда не стать ее любовником, но он бы мог быть хорошим другом. Все оставшееся время они разговаривали, и Кьяра все больше узнавала о северянине, только молчала о себе. Когда мужчина спрашивал о ней, девушка говорила мимолетно, упуская самые важные детали своей жизни. Словом, Бальдавир считал, что все было хорошо, а в рабство она попала по случайности. Вскоре разговоры утомили рабыню. У нее был тяжелый день, и она все еще переживала за своего бога, поэтому спустя некоторое время девушка прилегла и уснула. Бальдавир же не спал. Он смотрел на спящую фиванку, и аккуратно прилег рядом, осторожно проводя рукой по ее щеке. Вскоре и он уснул, но проснулся с рассветом и поцеловав Кьяру в губы, прошептал: - Прощай. Фиванка ничего не почувствовала, слишком крепок был ее сон. Это был конец, мужчина уехал, покинув остров, и как только это произошло, Флиант тут же отправил людей за Кьярой. Несколько мужчин ворвались в комнату и наглым образом разбудили девушку, резко содрав с постели. Вот и пришло время страшной действительности. Кьяра не стала задавать вопросов, она знала и предполагала, куда ее ведут. Девушку вели коридорами к Флианту, дверь в зал открылись, на троне восседал царь, Кьяру впихнули в зал и закрыли за собой двери. - Уехал твой Бальдавир, - тут же съехидничал правитель, поудобней умостившись в кресле. Он ожидал ответа от Кьяры, но девушка молчала, сохраняя невозмутимый и стальной вид. Только сжатые руки могли показать действительные чувства и ощущения девушки. – Молчишь. Ну, молчи, от этого мне хуже не станет. Я позвал сюда, что бы торжественно тебе напомнить о том уроне, который ты мне нанесла. Я обид не прощаю, красавица. Еще никто не смел поднять на меня руку и пустить мою кровь, даже каплю. Ты слышала о своем наказании. И теперь я объявляю, что готов его исполнить. Ведите ее в подвал! Скомандовал Флиант, Кьяра попробовала сопротивляться, но на нее тут же надели кандалы с цепями и ей ничего не оставалось делать, как следовать вместе с людьми царя за ним. Наконец-то пришло время расплаты и царь сделает то, о чем мечтал уже долгое время. Накажет наглую рабыню. Кьяру вели коридорами, Флиант шел впереди, как вдруг на пути им встретилась Литея. - Отец? – это наверно было своего рода приветствием, девушка даже улыбнулась ему, но увидела за его спиной Кьяру закованную в кандалы на руках у нескольких человек. Литея заволновалась, ведь она уже решила взять Кьяру к себе в служение, просто не успела поговорить об этом с отцом. Кстати говоря, как раз с самого утра и шла к нему за этим. – А… куда ты ведешь Кьяру? - О, вы уже знакомы, - не столь удивился, сколько иронизировал правитель. – Она получит наказание за то, что посмела поднять на меня руку. Глаза Литеи расширились от ужаса. Она посмотрела на Кьяру, которая равнодушно смотрела в пол. Оставалось удивляться силе воли этой рабыни. Кажется, принцесса переживала за ее судьбу больше, чем сама фиванка. Дочь Флианта ухватила его за руку и стала умолять. - Я прошу тебя, отец, не делай этого. Я хотела забрать ее к себе во служение, сделать личной рабыней. Прости ее за оплошность, она больше никогда не посмеет. Только отпусти ее со мной и позволь стать моей рабыней. Это все, чего я прошу, - Литея говорила одновременно с таким жаром и мольбой в голосе, но Кьяру это ни капли не тронуло, наоборот девушка еле сдерживала себя, что бы не опровергнуть каждое сказанное принцессой слово. Ей становилось тошно от сложившейся ситуации, но Кьяра смиренно сохраняла молчание. Флиант же удивленно уставился на дочь, затем оглянулся на рабыню и вновь глянул на дочь. - Я не могу отдать тебе ее. Она будет зарабатывать много денег. Эта девушка нужна мне не для прислуживания, а для предоставления утех моим гостям. Не могу позволить, что бы такой талант прозябал в роли обычной служанки, - говорил Флиант, избегая взгляда дочери. Литея знала, что он так ответит, поэтому оставалась упорна. - Она нужна мне. Ни одна рабыня, которую предоставлял мне ты, так не нравилась, как Кьяра. Ты лишаешь меня многого, неужели твоя дочь, принцесса - наследница трона не может получить от отца в подарок рабыню? Тебе деньги дороже меня? – принцесса также не отступала от своего. Флиант помнил, как недавно посмел поднять руку на нее и для него оказалось неожиданностью, что дочь заговорила с ним сейчас. Если он не подарит ей Кьяру - это может навсегда создать пропасть между ними. Этого Флиант не хотел. – Я прошу тебя, ради меня. Вокруг зародилась небольшая пауза, породившая назойливую тишину. И ее нарушил Флиант. - Хорошо, дочь моя. Я подарю тебе эту рабыню. Но лишь после того, как она испытает наказание. Взгляд Литеи взволнованно скользнул по Кьяре. Принцесса понимала, что ей очень посчастливилось, отец так легко разрешил фиванке стать рабыней Литеи. А теперь просить, что бы он ее не наказывал – это было слишком. Литея боялась даже заикнутся об этом. Поэтому принцесса виновато взглянула на Кьяру и согласно кивнула отцу, судорожно сглотнув, а следом поспешила удалиться, схватившись за лоб, пытаясь унять биение собственного сердца. Теперь Литее придется еще заставить себя без вины смотреть в глаза своей рабыне. Но ничего, она сможет. Кьяру же повели дальше по коридорам, все вниз и вниз, словно в саму преисподнею. И вот, наконец, они остановились перед огромной дубовой дверью. Где-то позади девушка услышала шорох и мимолетно заметила фигуру мальчика, что прополз куда-то. Дверь отворилась, Кьяру грубо втолкнули внутрь, сняли с нее кандалы. Она не сопротивлялась. Мужчина сняли с нее топ и положили на специальную доску животом вниз. После чего пристегнули за руки и ноги поручнями. - Двадцать ударов кнутом, как и обещал, - прошептал Флиант девушке на ухо, а затем выпрямился и сказал палачу. – Я хочу слышать ее крики. После этих слов Флиант удалился. Обычно он оставался, но впервые ему приходилось наказывать девушку, поэтому он решил удалиться. Смотреть, как издеваются над мужчинами еще можно, но вот с женщиной – это другое дело. Правитель обойдется просто тем, что послушает. Кьяра лежала на деревянном ложе, тяжело дыша и пытаясь унять страх. В это же время, когда поднялась плеть палача, где-то там начался бой Тэрона с противником. Первый удар и раздался пронзительный женский крик, параллельно с этим гладиатор начал сражение. На лице царя появилась удовлетворенная улыбка, а мальчик, что находился поблизости, затаился и весь сжался от страха и сопереживания, настолько крик был ужасным и раздирающим. Он знал эту девушку, встречал уже. Второй удар плетью, третий, за ним следующие и так дальше, каждый из них сопровождался неистовым криком фиванки от боли. Такую боль она еще не испытывала никогда. Кожу раздирало до крови, палач бил так, что добирался до мяса, оставляя на спине девушки непоправимые уроны. С каждым ударом и криком мальчик в коморке сжимался все больше и больше. Позже он напишет об этом. Кьяра испытывала сильную боль, из глаз текли слезы, она неистово кричала. А это был всего десятый удар, впереди еще десяток таких. Выживет ли она? И рабыня поняла, что должна быть сильной. Кьяра решила не думать о боли, девушка закрыла глаза и стала думать о чем-то, что могло бы хоть на каплю ее отвлечь. Она думала о Тэроне, вспоминая их первую встречу, первые разговоры… признания, ночь любви… и опасность, что нависла над ним. Кьяра закрыла рот и теперь удивительно, он она сдерживала крики, каждый удар сопровождался лишь болезненным стоном и не более. Девушка затихла, перестала радовать криками негодяев и низкого правителя. - Что такое, почему ты перестал?! – влетел Флиант в комнату, чем остановил следующий удар. Кьяра чувствовала, как истекает кровью ее спина. Она испытывала невероятную боль, и каждый раз старалась мысли об этой боли опустить на дальний план. С глаз лились слезы, а девушка думала лишь о любви, только она могла спасти. Палач невозмутимо ответил, что рабыня просто перестала кричать. Флиант посмотрел на Кьяру разозлено, но и одновременно с этим испуганно. После чего добавил. – Бей сильнее. На этот раз царь остался здесь, что бы удостоверится, что палач не щадит девушку. Удар за ударом, тело Кьяры содрогалось от насилия, кожу раздирало до мяса. Девушка прикусила губы до крови и наконец все это закончилось. "Тэрон... я люблю тебя" - про себя произнесла фиванка. И это были ее последние мысли. Кьяра не слышала, что ей говорил Флиант, она едва чувствовала, как ее освободили и стянули с деревянного ложе. Девушку поддерживали за руки, так как стоять она была не в состоянии. С глаз все еще лились слезы. Но Кьяра нашла силы в себе открыть их и взглянуть взглядом полным ненависти на правителя. И в последний раз, подумав о Тэроне, Кьяра потеряла сознание. Царь был удовлетворен, несмотря на то, что ожидал мольбы о прощении. В таком случае он бы прекратил портить рабыню и ее прекрасную спину. Но ничего, Амфисс сможет все исправить и раны девушки от кнута быстро заживут.
Тэрон: «Я буду тебя ждать» - вспоминал Тэрон слова любимой, ожидания которой придавали ему силы и цель. Раньше воина никогда никто не ждал, особенно после смерти его деда, да и то это была юность, не связанная с серьёзными битвами. Но позже Тэрон всегда следовал лишь вперёд, понимая, что оглядываться назад ему было незачем. И вот сейчас, он вновь стремиться идти дальше, но и впереди отныне виден свет, которого было не дано узреть во мраке прошлой жизни, что была пустой и бессмысленной. Теперь же мрак рассеялся, и путь стал виднее. И по нему нельзя следовать в одиночку, да и незачем. Тэрон намеревался вернуться, чего никогда прежде не делал потому, что его ждали, и он сам стремился к той, без чьей любви прежде был мёртв. Сходя с повозки, воин даже не брался осматривать своё местонахождение, ему было всё равно. Арена, на которой ему предстояло биться, была меньше той, где проходили тренировки гладиаторов, а уж про главную арену и вовсе говорить нечего. Бои без правил, как прежде говорилось, не отличались особой жестокостью, но они могли происходить по пять раз на дню, а то и чаще. И присутствовать, в качестве зрителей, на них могли не только люди, имеющие деньги, допускались так же и вовсе бедные, но и то в разумных количествах, иначе ведь на трибунах было бы негде разместиться. Как и подобает, Тэрона провели не через главный вход, а к неприметной двери, расположенной с обратной стороны здания. Проходя через подземные коридоры, мужчина был вынужден остановиться, ибо в оружейную комнату его не пустили, оставив у одной из широких дверей, ведущей к выходу на круг. Гладиатор понял, что выдавать оружие ему будут на их собственное усмотрение, а точнее, на усмотрение тех, кто стоял выше. Что ж, Тэрон мог использовать в нужных целях даже кусок дерева, так что не было особой проблемы доверить кому-то другому выбрать оружие для него. Благо на смену привычного меча не было вручено ничего иного. А вот с щитом конечно вышла неурядица, ибо он был точно такой, с какими обычно бойцам приходится тренироваться, то бишь не приспособленным для серьёзного поединка. Да и снаряжения никакого не было принесено, что не менее удивляло, хотя Тэрон участвовал в боях без правил впервые, а потому принял это, как должное. Дескать, видимо, здесь защитой старались особо бойцов не снабжать для большего впечатления. Именам так же не придавали значения, а потому мужчина выходил на круг без уведомлений о том, как именно его звали. Это было и не нужно. Стоило лишь ему выйти и показать себя, как трибуны дружно загудели, и в бессвязном шуме их воплей, Тэрон услышал своё имя, его не могли не узнать, ведь почти что все присутствующие наблюдали когда-то его бои на главной арене. В отличии от иных бойцов, любящих играть на публику, гладиатор никогда не брался им позировать и даже взглядом не удостаивал тех, кто всех громче ему кричал. Мужчина не высматривать и Пелия, который несомненно присутствовал и сейчас наблюдал за ним. Воин спокойно встал в центре небольшой арены, ожидая, когда появится его противник. Тот предстал перед взором очень скоро, и, завидев его, Тэрон сразу подметил, что ошибался, думая, будто здесь пренебрегают надёжной экипировкой. Его соперник был очень хорошо снаряжён. У него был прямоугольный щит, чьи края и выпуклость в центре были укреплены листовой бронзой. Передняя поверхность щита была обтянута кожей, на которой красовались разноцветные орнаментальные рисунки. Рабочая рука была почти что полностью защищена стёганой накладкой от плеча до запястья. На левой руке была та же стёганая накладка, только поверх неё ещё и надет металлический доспех с тремя толстыми шипами. Голова укрыта шлемом с широким гладким полем, а вершина его была увенчана большим прямым металлическим гребнем. Тяжёлая экипировка, ничего не скажешь. Противник стоял, повернувшись левым боком к мужчине, слегка согнув колени и прикрываясь длинным щитом. Он был так же спокоен в действиях, как и Тэрон, что сейчас изучающим взором рассматривал своего соперника, прекрасно понимая: перед ним стоит гладиатор. Не простой боец, коего обязали сражаться, дабы выкупить собственную жизнь, а тот же закалённый в битвах воин, что победив здесь, сможет участвовать в поединках на главной арене царя Наксоса. Так часто и продвигали гладиаторов, присланных с других земель. Вот только бой чаще предусматривался равный, нынче же один чемпион имеющимся снаряжением заметно превосходил другого. Самого Тэрона это не особо волновало, он изначально был готов к сюрпризам и знал. Что всё происходящее является ни чьей более затеей, как проделками трусливого Пелия. Тому ничего не стоило просветить знать в великих умениях своего бойца, но не ради хвастовства, а чтобы приблизить его смерть в итоге. Дескать Тэрон и без защиты легко расправится со своим противником. То-то один меч в его руке и мог сослужить службу, а лёгким деревянным щитом можно было только кое-как отвлекать внимание. Тэрон в редких случаях нападал первым, вот и сейчас он не спешил начинать сражение, прежде желая проверить своего противника, чьи ноги и торс не имели защиты, а потому боец прикрывал их длинным щитом, выставив наготове меч, отравленное лезвие которого очень ярко блестело на солнце. И его радужные переливы отражались в зелёных глазах мужчины, чей противник так же не был осведомлён в том, что его клинок пропитан ядом. Оба гладиатора стояли друг напротив друга в полной тишине, с трибун не доносилось ни звука, Тэрон более не слышал своего имени из чужих уст и был этому рад. До ушей не доходил привычный хруст песка под ногами, ибо земля здесь была твёрдой. Бывший военачальник внимательно следил за бойцом, что спрятав лезвие меча под щитом, медленным шагом направлялся к нему. Противник был опытный, он знал, как нападать. Хотя первая атака всегда являлась чем-то не серьёзным, устраиваемым лишь для того, чтобы начать бой, но в данный удар воитель вложил большую часть своей силы, которую Тэрон встретил без видимых стараний, он задолго предугадал, куда будет направлено оружие, мечущее из-под щита вверх, затем стремительно вниз. Звучное столкновение ярых клинков сопроводили одобрительные возгласы оживших трибун. Нападавший вновь спрятал лезвие под щитом, понемногу отдаляясь назад. Тэрону не совсем был ясен данный подход к атаке, если учесть, что при ответном нападении боец может не успеть оборониться, то и дело пряча меч под орудием защиты. Очень скоро ему доведётся не раз в том убедиться при стараниях нанести урон мужчине, отбивавшего удары с заметным хладнокровием, но с не меньшим упорством. Ядовитый клинок всё норовил вонзиться под кожу, хватило бы одного пореза, чтобы славная жизненная история великого воина стала легендой. Тэрон ощущал прилив нарастающей в нём ярости, давно знакомой, острой на вкус, но такой соблазнительной. Здесь, в сражениях, он познавал долю необходимой свободы, которая не была равна той, что обреталась в объятиях любимой, но имела свою особенность. И она заключалась в возможностях самому решать, каким окажется финал боя. Не знал мужчина, что советник уже давно вмешался в ход поединка, думая, что Пелий вполне обошёлся тем, что сейчас гладиатор сражался без доспехов. Да, не многие осмелились бы идти против воли царя, без его ведома устраивая травлю лучшего воина. Но змееподобный умел выкрутиться, не исчерпывая оказанного ему доверия. Он восседал в удобном кресле на возвышенной платформе вместе со знатью, вкушая фрукты и распивая вино. Пелий представлял чемпиона Флианта и сейчас был равен своему господину, наконец-то, имея возможность почувствовать власть, о которой всегда мечтал. С упоением наблюдая за боем, советник еле унимал рвущийся из него самодовольный смех. Он никуда не торопился, желая в полной мере насладиться последними минутами жизни величайшего гладиатора, из когда-либо существовавших. Допускал ли Пелий, что если Тэрон однажды войдёт в историю, то его смерть может прославить и самого советника? Вполне. Корыстный слуга царя только и искал, где бы и чем поживиться. А следовало бы знать, что слава воина погибает вместе с ним. О Тэроне помнят, покуда он жив и на смену его бессмертному имени не явился иной человек, которого толпа будет желать ещё более жадно. Мужчина же об этом хорошо знал, он никогда и не стремился угодить глупому люду, выкрикивающему несуразности и в порывах происходящих зрелищ, совокупляющихся друг с другом публично. Его противник вновь атаковал, получив мощный отпор. Пусть щит был лёгок и не особо служил необходимой обороной, с ним было куда легче двигаться, нежели с 18 кг сковывающего в движениях веса. Тэрон сделал два быстрых разворота, ударяя мечом, что так и не сумел достать бойца, тот защитился щитом, а после ударил своим оружием по клинку воина и тут же сделал выпад в сторону его лица. Тэрон ловко отстранился назад, опускаясь на одно колено, встал и, укрывшись своим щитом, ударил вновь, но лезвие в который раз прошлось лишь по кожаной поверхности расписного орудия защиты. Однако мужчины не отходили друг от друга, продолжая нападать и отбиваться. Тэрон стремился пронзить открытую грудь бойца или же ударить в ноги, но щит соперника был столь огромен и прочен, да к тому же тот им пользовался без особой натуги, а потому добраться до оголённых участков тела было очень не просто. Тогда бывший военачальник решил поражать не снизу и не в середине, а сверху. Сперва атакуя щит, гладиатор дождался, когда его противник пустит в ход своё оружие, и как только лезвие последовало отвести его клинок, Тэрон ударил по нему, наклоняя бойца вбок и чуть вперёд. Всё происходило так быстро и продумано, что соперник даже не успел осознать мотивы человека, с которым сражался, но очень скоро почувствовал на своей голове всю силу его ярости, которую гладиатор проявил, ударив по шлему деревянным щитом. Мужчина явил такую мощь, что его противник упал на землю, чудом удержав в руках оружие и щит, несмотря на то, что, то орудие, которым его сбили с ног не состояло из такого уж тяжёлого дерева, на прочном шлеме всё же образовалась вмятина, а укрытая им голова неприятно гудела. Если умело проявить силу, можно сломить и железо. Тэрон недвижно стоял, ожидая, когда поднимется его соперник. Жаркий ветер слабо развивал тёмные волосы мужчины, он знал, для кого сражался сегодня. Где-то там, достаточно далеко отсюда, но, тем не менее, близко, билось его сердце. Казалось, гладиатор слышит его громкий, частый стук, раздаваемый вместе с нежным голосом любимой. Вновь видит её проницательные карие глаза, чувствует, как ласкают его пальцы шелковистые густые волосы прекрасной фиванки, ощущает тепло её кожи, и всю необычайную страстность её любви. Но вместе с тем… Тэрон чувствует ещё кое-что. Присутствие некой внутренней боли. И это не боль разлуки, не страдания, основанные на нелёгком пути к желаемым мечтам… не телесные раны. Боль шла из глубин самой души, как предупреждение о чём-то, зарождающем былую тревогу. Мужчина не успел понять внезапное беспокойство собственного сердца, крепкий боец уже бежал на него. Меч, устремлённый в живот гладиатора, был остановлен вовремя подставленным щитом, Тэрон гневно надавил им, отталкивая от себя противника, затем с одного шага сам настиг его, прижавшись лезвием к его щиту, а своим орудием защиты стал придерживать пущенный клинок соперника. И вот так сдерживая друг друга, оба воина стали медленно разводить руки в стороны, и этого было достаточно, чтобы бывший военачальник разом ударил с ноги, вновь отправив бойца отлёживаться на земле. Тому явно мешало тяжёлое снаряжение, особенно слегка помятый шлем, что, будучи подпорченным, вероятно ощутимо давил на голову. Тэрон устремил взгляд на толпы кричащих людей, неспокойно сидевших на своих местах. Они махали руками, толкались, некоторые уже стояли на ногах, и пуще всех подгоняли воплями гладиаторов, чей бой приостановился. Требующие зрелища мужчины свирепели вместе с бойцами, большинство женщин оголялись по пояс, дабы привлечь к себе внимание сильных мужей. Тэрон наблюдал всё видимое сквозь, воспринимая, как путающую завесу визуального обмана, скрывавшего от него нечто совсем незримое, но очень важное. Воин подумал о Кьяре, хотя любимая и прежде не покидала его мыслей. На миг Тэрон перестал слышать шумный голос толпы, он поднял голову и встретился с хищными глазами Пелия, что таращились на него с усмешкой, выглядывая из-под кубка с вином, уверенно говоря: «Ты проиграешь». Мужчина не придал значения тому, что увидел в язвительном взгляде советника, он чуть согнул колени и прижал щит плотнее к своей груди, а меч выставил вперёд, возвращая внимание к своему противнику, который вновь шёл на него. Гладиаторы снова сошлись и трибуны загудели громче, подбадривая их боевой дух. Тэрон щитом блокировал выпад соперника, и резким шагом приблизился к нему, чтобы ударить, но тот успел нагнуться, отступая назад и не переставая защищаться. Не долго боец отражал атаки, вскоре принявшись бить с не меньшим гневом и быстротой. Мужчина ловко уворачивался от данных нападений, он предугадывал каждый следующий удар. Однако когда противник чуть отступил, скрыл меч под щитом и мгновенно развернулся, Тэрон пусть и понял, откуда вырвется острый клинок, и даже отразил его приближение, он не миновал иной угрозы. Как только лезвия столкнулись, и соперник оказался очень близко к тому, кого стремился поразить, он скользнул клинком вниз от конца меча гладиатора, и отдаляясь без замедлений, прошёлся острыми шипами наруча чуть выше зашитой раны на груди Тэрона. Бывший военачальник ощутил, как его собственная кровь брызнула ему в лицо, но боли он не почувствовал поначалу, отражая стремительные удары своего противника, что нанеся урон гладиатору, испытал прилив новых сил и приближение своей победы. Ошибочное предположение, но Тэрон пока был вынужден отступать, сознавая, что его припирают к стене, к которой он и прижался спиной, когда укрытый защитой недруг ударил ногой по его щиту. Очень скоро в голову мужчине устремился ядовитый клинок, которому было суждено пронзить лишь стену, после, чуть не выскочив из руки своего хозяина, когда воин ударил по нему своим мечом. Тэрон мигом исправил положение, при ударе шибанув стальной рукоятью по шее противника, вынуждая его податься назад от поразившей тело боли. Мужчина не дал ему опомниться, наступая. Он бил мечом по прочному орудию защиты, будто стремясь пробить его, ударял по шлему деревянным щитом, что хрустел от мощи проявляемых атак и вот-вот грозил разлететься на части. «Ты проиграешь» - настойчиво повторял уже менее довольный взгляд советника, ожидавшегося, что Тэрона скоро настигнет смерть. Ведь чего стоило ядовитому лезвию один раз коснуться кожи, дабы отравить кровь. Часто бойцы получали раны в сражении, не было таковых, что возвращались без единой царапины. Бывший военачальник так же получил урон, но не от отравленного клинка. И это неуместное для задуманного коварства везение уже начинало напрягать Пелия, надеявшегося, что его идеальный план никак не потерпит фиаско. Но вот гладиатор вновь ударил щитом по голове своего противника, отчего у того слетел шлем, открывая взору квадратное безбородое лицо с маленькими глазками, и не имеющую волос голову. На лбу бойца явно проступал багровый синяк, оставленный ранней атакой чемпиона. Застанный врасплох частыми и удачными нападениями мужчины, соперник по инерции укрыл макушку щитом, когда Тэрон нанёс удар сверху, нарочно вынуждая воителя открыть свои незащищённые доспехами ноги. И тот это сделал, давая возможность мужчине поразить его мечом прямо в колено. Когда же противник с болезненным криком опустился на землю, почти что, полностью спрятавшись под длинным щитом, гладиатор сделал несколько шагов назад, затем остановился. Не долго раздумывая, он рывком побежал на сидевшего на коленях бойца, его чуть наклонённый щит послужил удачной опорой для прыжка, который Тэрон совершил с небывалой ловкостью, кувыркнувшись в воздухе, и перемахнув через своего противника, мужчина оказался позади него. Он даже не обернулся, уверенным движением меча пройдясь острым лезвием по его спине, а вместе с тем разрезав и кожаные ремни, на которых крепилась стеганая накладка с металлическим доспехом. Левая рука, держащая щит разом лишилась необходимой защиты, и когда боец обернулся, дабы поразить оружием того, кто уже трижды пролил его кровь, Тэрон отразил его атаку своим щитом, а после со всей силой ударил лезвием по левой руке, отрубив её по локоть. С первого раза это конечно сделать не удалось, пришлось бить дважды, быстро и беспощадно. Трибуны ахнули, некоторые принялись показывать пальцами на страшную рану, оставленную мечом лучшего воина Флианта. Все уже поняли, что победа Тэроном, это осознал и его противник, чей крик продолжал разноситься по всей малой арене. Проще было добить однорукого, ибо боец из него отныне никакой. Мужчина и сделал бы это без промедлений, или же пощадил бы достойного воина, попроси тот сохранить ему жизнь. Но противник предпочёл сражаться до последнего, терять ему было уже нечего. Отрезанная рука безжизненно лежала вместе со щитом, который держала до последнего. Могучий боец подавил в себе боль, не выпуская из целостной руки отравленным меч, с ним он и пошёл на Тэрона, что даже не шевельнулся, спокойно наблюдая, как его противник стремительно приближается к нему. Их бой возобновился. Только вот нападение однорукого для него же самого оказалось неудачным. Гладиатор отбил атаку, притом с такой силой, что стремящееся его поразить оружие наклонилось к своему хозяину, который, успев отстраниться, почувствовал, как конец лезвия оставил тонкий порез под его левым глазом. Казалось бы, всего лишь царапина, но яд моментально проник в рану. Однако его действие развивалось не столь стремительно, и поединок ещё длился некоторое время, в которое поверженный выкладывался полностью, ибо знал, что это его последнее сражение. Тэрон уклонялся, отражая удары, прежде он сам оставил свой щит, желая биться на равных, пусть даже и с тем, чьи старания нанести ему хотя бы один малый урон были бесполезны. Мужчина бил в полсилы, для него поединок был уже завершён, но только не для однорукого, надеявшегося на последок достать непобедимого воина. Решая закончить эти никчёмные махания оружием, Тэрон стал наступать, с одной попытки выбив меч из руки своего противника, он ловко поймал его в воздухе, затем совершил разворот и отравленным клинком оставил кровавую полосу на животе однорукого бойца. Тот попятился, ухватившись ладонью за глубокий порез, но даже этот урон был не смертелен. А потому Тэрон намеревался совершить последний решающий удар, но остановился, завидев, как округлились глаза его соперника, которого вдруг начало трясти, а из его широко открытого рта вместе со сдавленным хрипом вырывалась алая жидкость, окрасившая подбородок, шею грудь. Не сразу осознав, что происходит, мужчина сделал два шага назад, не сводя глаз с упавшего на колени бойца, захлёбывающегося в собственной крови, потоком идущей у него изнутри. Наблюдавший за происходящим народ стал подниматься со своих мест, испуганно озираясь и что-то крича. Знать, прежде тихо восседавшая на своих креслах, так же поддалась охватившему всех волнению, и только Пелий испытывал гнев, в бешенстве вскочив на ноги и во все глаза смотрел на гладиатора, чью смерть давно предугадал, помогая ей свершиться, а вместо этого был вынужден наблюдать действенность своей отравы совсем на другом человеке. Противник в агонии корчился на земле, сквозь хрип пытаясь просить помощи, но не мог произнести ни слова. Чем ему теперь поможешь… Постепенно все стали понимать, что именно с ним происходило, очень скоро Тэрон со стороны услышал собственные мысли: - Яд! – кричали с трибун. – Клинок отравлен! Держа в руках два меча, воин бросил изучающий взгляд именно на то оружие, что принадлежало его сопернику. Минута раздумий, затем ставшие ярче зелёные глаза мужчины подобно летящей стреле разом устремились на советника, чьё раздражение сменилось неподдельным страхом, когда он увидел, с каким нечеловеческим взором Тэрон смотрел на него. Всего доля секунды, и гладиатор отбрасывает в сторону свой меч, оставляя в руке тот, имеющийся яд на котором ещё мог отнять не одну жизнь. Недоумевая, что именно задумал этот опасный раб, Пелий видит, как Тэрон отворачивается и уходит куда-то. Пристально следя за ним, советник с нарастающей паникой обнаруживает, что воин, перебравшись через невысокую каменную ограду, направляется к лестнице, ведущей через трибуны прямо туда, где находились знатные персоны, в том числе и сам змееподобный плут. Таких отчаянных действий Пелий никак не мог ждать от невольника, которого, в случае покушения на кого-либо из важных лиц, могли подвергнуть жестокой казни. Но нет, всё происходило наяву, и Тэрон с присущей ему невозмутимостью, видимой в каждом его шаге, уже следовал к бесноватому ничтожеству, дабы навсегда заткнуть ему глотку. Застывший от страха советник, даже не смог позвать охрану, что и не пригодилось, ибо, завидевшие неладное, солдаты царя уже бежали задержать взбунтовавшегося чемпиона. На трибунах происходил настоящий переполох. Многие из людей, видевших, что грозный воин осмелился покинуть круг, бросились бежать к выходу, опасаясь, что гнев гладиатора бедою отразиться и на их безопасности. Но Тэрону был нужен только один человек, и сейчас он направлялся к нему, проходя мимо кричащих от радости женщин, что, будучи полуобнажёнными, тянули к нему свои руки (да, нашлись и такие сумасшедшие). Возможно, и они боялись его, но желание быть поближе к мужчине, чьё тело, мощь и гремящая по всему Наксосу слава, изводили их ночами в объятиях нелюбимых супругов, и на данный момент все эти идеализированные представления подавляли чувство страха, сподвигая хоть одним пальчиком дотронуться до объекта своих бурных фантазий. Тэрон чувствовал на себе их прикосновения, смотря прямо перед собой и продолжая идти, он не проявлял никаких эмоций. Девушек не отпугивала даже кровь, имеющаяся у него на лице, широкой груди, торсе и руках. А отравленный меч, сжатый в крепкой ладони, разве что изрядно настораживал саму охрану, что в количестве семи человек осторожно подходила со всех сторон. Вскоре должны были примчаться на подмогу и остальные, но у Тэрона пока ещё имелось время. Он не собирался использовать ядовитый клинок против людей Флианта, достаточно было убедительного кулака, да иных приёмов, которые в гуще присутствовавшей толпы было сделать не так то просто, но и солдатам царя будет так же не легко. Они безжалостно разгоняли зрителей, мешавшихся на пути, одна молодая женщина даже намеренно встала перед ними, не пуская свору гнусных псов к её любимому гладиатору. С ней особо не церемонились, отшвырнув в сторону, как не имеющую душу вещь. Тэрон встретил двоих, ударом своего оружия минуя направленный ему в шею меч, затем рукоятью вмазал по носу охранника, напавшего на него первым, и, разбив ему лицо кулаком, отправил в толпу, что вместо помощи, стала добивать солдата, жестоко обошедшегося с простой женщиной. Второй воин не стал замахиваться, выставив меч вперёд, он с криком побежал на мужчину, что даже не взялся прилагать никаких усилий, чуть отойдя в бок, и выставив ногу, споткнувшись об которую, стражник полетел вниз по лестнице, сбив ещё двоих поднимавшихся охранников. Тэрон не промедлил, восстановив движение, а пропускавшие его люди находили в себе смелость сдерживать охрану, прибегая к каким угодно хитростям, вплоть до падения в обморок. Вот что значит земной народ, а не заевшиеся богатеи. Ты этим простым жителям известен, как лучший боец арены, но они не знают, что ты за человек, а всё же хотят оказать помощь, хотя большинство делали это ради простого участия, ибо были изрядно пьяны. Тэрон бы справился с охраной и без стороннего вмешательства, он и не обращал внимания на происходящее, постепенно приближаясь к своей цели. - Остановите его!.. – вопил Пелий, обезумив от ужаса. - Остановите его!!!.. Растерявшись поначалу, советник оглянулся, понимая, что из всей присутствующей знати, остался один, как и работорговцы, купившие себе почётные места и те дали дёру. Вернув подвижность своим окаменевшим ногам, Пелий собрался было бежать, в процессе раздумывая какому наказанию подвергнуть тупоголовую охрану, так долго не являвшуюся в полном составе. Но далеко советник не ушёл. Выхватив у очередного нападавшего солдата копьё, Тэрон метнул его в сторону убегающего пародия на мужчину, пригвоздив подол его длинного хитона к полу высокой платформы, с которой так и не сумел сойти шипящий плут. Дрожащими руками он ухватился за древко копья, пытаясь высвободиться, но наконечник глубоко вошёл в деревянный пол. Долгие, казалось бы, бесполезные попытки, и вот советнику удаётся вытащить сдерживающее его копьё, он облегчённо вздыхает, оборачивается и его багровое от недавних усилий лицо резко становится бледным, когда Пелий видит перед собою Тэрона. Верный слуга царя не успевает даже пикнуть, как сильная рука сжимается у него на горле. Мужчина нависает над ним, направляя к лицу змееподобного отравленный клинок. Будь оно что будет, гладиатор слишком долго щадил этого лживого мерзавца, и вопреки всем запретам и правилам, он убьёт его, прямо сейчас. Пелий и сам понимал это, он видел ярость зверя, оживавшего в глазах воина, остывающая чужая кровь на котором вводила советника в ещё больший ужас. - Испробуй вкус собственного яда. Пальцы Тэрона сильнее сдавили тонкую шею отвратного существа, а блеснувшее в лучах солнца лезвие постепенно направлялось к его щеке. Всего доля мига, чтобы положить конец одному из приспешников подлого тирана, и вдруг мужчина замирает, чувствуя, как что-то кольнуло его в спину. Это не было похоже на нож и тем более меч, но было достаточно ощутимым. Рука гладиатора даже не дрогнула, он не отстранился и ничуть не ослабил хватку, намереваясь сделать то, зачем пришёл. Однако вскоре почувствовал повторную боль в спине, и по тому как резко начало меняться его самочувствие, Тэрон стал сознавать, что именно проникло ему под кожу. Оборачиваться не было смысла, шум толпы заглушал голоса подступавших солдат, которых не дано было одолеть, ибо то, чем они надумали обезвредить мужчину, он не мог избежать. Дротик… Не имея возможности остановить Тэрона оружием, а ведь его следовало оставить в живых, охрана использовала более безопасный метод. Вот только для самого гладиатора он не был таким уж приятным. Рука, крепко державшая меч онемела, он не опускал её и тогда, пусть уже и не чувствовал. Умри же…. Очередной укол теперь уже в плечо, гладиатор пошатывается, по-прежнему не выпуская оружия, и, сжимая зубы, сильнее вонзает пальцы в шею советника. Он не может отступить… только не сейчас. Но глаза его начинают обманывать, сменяя свет ночью, Тэрон уже не видит ничего, и даже не ощущает, как падает на колени, опуская руки. Тьма накрывает его, воин поворачивается и проваливается в бездну, из которой не скоро отыщет выход. И уходя, он слышит голос… голос любимой… и вопли толпы сливаются в один истошный крик… её крик… - Кьяра… «Тэрон… я люблю тебя» - ответила тьма, охватывая сознание воина. Сложно объяснить и понять, как всё это случилось, Тэрон и сам бы не поверил, что до него донеслась реальность. Но вышло так, что именно познав долю забвения, он почувствовал свою единственную, их нерушимая связь приблизила его к ней, когда они оба оказались повержены. Но лишь на то время, пока им не удастся воссоединиться… стать едиными снова. Поражённый тем, как удачно его миновала беда, Пелий всё же не мог унять того страха, который продолжал сотрясать его хрупкое тело, даже после того, как он наглядно убеждался, что гладиатор уже не опасен. Он лежал у его ног, сильный, грозный, и побеждённый. Удивительно, как Пелий раньше не додумался усмирить этого зверя подобным образом. Он смотрел на лежавший поблизости отравленный меч, еле борясь с искушением проткнуть им, по-прежнему сохранявшее жизнь, тело. Советника отвлёк один из его слуг, спешивший убедиться, что с его хозяином всё хорошо. Пелий думал прогнать ненавистного раба, подоспевшего к нему после завершения бури, а не тогда, когда он более всего нуждался в помощи. Но не стал проявлять своё недовольство, расспросив слугу о том, чем именно сейчас был занят царь, которому не следовало знать о столь неприятном инциденте. Вездесущий раб подошёл к хозяину ближе и, наклонившись к его уху, поделился более приятным известием, недавно произошедшим во дворце, узнав про которое Пелий злобно заулыбался. И сохраняя это чувство упоения и настоящей радости, он посмотрел на лежавшего перед ним Тэрона, что прежде был подобен посланнику самой смерти. Змееподобный опустился к нему, доставая лоскут белой ткани, которую стал прижимать к свежей ране на груди воина, пропитывая чистую тряпицу ещё идущей кровью. Завершив данное занятие, Пелий отдал лоскут уже алой ткани своему слуге, поручая ему передать его Кьяре с наилучшими пожеланиями от него. Девушка поймёт, что этим хотел сказать советник, и чьею кровью пропитана ткань. Поклонившись, раб мигом поспешил исполнять волю своего господина, а змееподобный к тому моменту с предвкушением потирал женственные руки, не переставая улыбаться при мысли о том, что именно почувствует возлюбленная Тэрона, когда увидит его кровь, как знак конца, не ведая даже, жив он или нет. Как и сам мужчина будет изводить себя тяжёлыми мыслями, когда советник в красках опишет ему те мучения, через которые прошла его избранница. Да, всё сложилось не так, как того хотел Пелий, а гораздо лучше. Ведь именно теперь у него появилась возможность насытиться болью не одного, а двух любящих сердец.
Kyara: Флиант был чрезвычайно доволен собой. А главное он чувствовал какое-то облегчение. Не знал царь, что ему вот так полегчает, как только он накажет девушку за ее поступок. Как же ему пришлось долго этого ждать и вот наконец-то желанное исполнилось. Кьяру вынесли несколько человек за пределы комнаты, но что делать с девушкой дальше не знали, так как царь не отдал никаких распоряжений, казалось, он сейчас был так счастлив. Еще бы наживаться на человеческой боли и страданиях. На самом деле Флианту никогда не приходилось таким образом наказывать женщину или девушку. Не важно. Суть в том, что все остальные рабыни спешили исполнить то, что им приказано, лишь бы избежать наказания кнутом. Каждая из них, только слышала об угрозе подобного, моментально становилась сговорчивой. Здесь же все было иначе. Кьяра посмела ударить Флианта и получила за это соответствующее наказание. Но также не передать словами, сколько удовольствия получил при этом Флиант. Царь и сам не ожидал от себя. Он думал, что не выдержит такого зрелища, поэтому для начала находился за дверью, довольствуясь лишь криками девушки, но затем она просто затихла. Тогда Флиант решил сам лично удостоверится, в чем дело, именно в то время ему довелось испытать странное удовольствие от увиденного… как наказывают девушку. - Царь, куда её? – наконец спросил один из стражников, который вероятней всего устал придерживать полуобнаженную девушку. Флиант обернулся и вернулся в это время к реальности. Он пробежался взглядом по кровоточащей спине Кьяры, только хотел сказать, что бы ее отнесли в крыло рабынь, но вспомнил, что обещал дочери. - Отнесите ее к Литее в покои. Она хотела эту рабыню, пусть получает, - махнул рукой Флиант и отправился своей дорогой. Два недоумевающих стражника стояли и смотрели вслед царю. Но к принцессе, так к принцессе, тут никуда не деется. Но не тащить же ее полуобнаженную через весь дворец. Ни один из стражников не хотел быть замеченным за подобным. Просто эти двое не хотели быть причастными к тому, что царь сделал с девушкой. Или точнее, что бы кто-либо знал о том, что эти двое были здесь. И что же тогда делать? Возник у обоих вопрос. Жаль, сама Кьяра дойти не сможет, так как рабыню настолько измучили, что она потеряла сознание, и приходить в него не собиралась. Мелкими каплями и небольшими струйками кровь Кьяры стекала со спины и падала на пол. А стражники все еще не знали, что же с ней делать. Руки сильно устали и они сошлись на том, что положили ее на холодный пол, пока один из них вернулся в комнату пыток, что бы найти топ девушки. В это время Ярис до последнего сидевший в своем небольшом укрытие в ямке под стеной, вылез оттуда. Он знал, что стража ему ничего не сделает, так как он посыльный царя. Мальчик стал перед одним из стражников, который внимательно разглядывал Кьяру. Тогда тот перевел взгляд на ребёнка и вопросительно качнул головой. Мальчик не отрывал испуганного и полного ужаса взгляда от Кьяры, а точнее от ее спины. Ярис так хотел сказать, что ей нужна помощь немедленно, но он не мог, да под руками не было ни свитка ни пера. А если и было, то мальчик четко помнил указания Амфисса, никому не рассказывать и показывать, что он умеет писать и читать. Иначе его убьют. Еще несколько секунд с широко раскрытыми глазами мальчик постоял, в последний раз взглянул на стражника и бросился бежать со всех ног отсюда, прочь. Ярис помчался искать Амфисса. В свою очередь, наконец, вышел второй стражник с топом Кьяры в руках. - Кто будет надевать? – спросил он. Сидящий возле девушки нахмурился. - А ей не будет больно? Посмотри, на спине живого места нет. - Она без сознания, - пожал плечами второй. – Остальное не наша забота. Далее они перевернули Кьяру на спину, и некоторое время оставили ее лежать в таком положении, пока разбирались, как надеть на нее этот топ и как его застегнуть, или завязать. Один рассматривал непонятную женскую вещь, а второй саму Кьяру. Он убрал с ее лица длинные пряди черных волос. А тогда подергал за руку друга. - Смотри, какое у нее симпатичное лицо, - сказал тот стражник, который был помоложе. Тот же, что пытался разобраться с топом, обернулся и посмотрел на Кьяру, а тогда похотливо улыбнулся. - Не знаю, как лицо, мое внимание увлекла больше ее грудь, - воин Флианта сделал паузу, а тогда посмотрел и на лицо. – Но да ты прав. Она красива. Наконец, разобравшись с топом, воин велел своему напарнику приподнять ее, и таким образом тот надел на Кьяру топ. Но, к сожалению, на спине он не скрывал тех увечий, которые были ей нанесены. Тогда оба решили накрыть ее покрывалом. Они договорились с палачом, завернули Кьяру в покрывало, скрыв полностью в нем ее тело и понесли. Идти к покоям Литеи предстояло далеко, очередной повод стражникам возмущаться своей не легкой судьбе. Наконец они достигли своей цели, лишь у дверей принцессы, они сняли с Кьяры покрывало, постучали в двери. Литея незамедлительно открыла. Девушка знала, что в данный момент происходило и почему-то чувствовала в себе вину, хотя бы за то, что не смогла предотвратить того, что случилось. Она увидела перед собой двоих мужчин, которые держали под локти Кьяру. Литея ужаснулась, хотя еще даже не видела спины фиванки. Она велела занести девушку в ее покои в комнату для слуги. В каждых покоях для вельмож обязательно выделялась комната для слуг, как в случае с покоями Бальдавира. Мужчины кивнули и понесли Кьяру в комнату, Литея спешно отправилась за ними. Воины уложили Кьяру на кровать и откланялись, поспешили покинуть это место и приступить к своим обычным обязанностям. Что же происходило дальше, как только дверь покоев принцессы закрылась Литея подбежала к постели Кьяры и с широко раскрытыми от ужаса глазами, трепещущим сердцем смотрела на девушку, боясь даже к ней прикоснутся. Литея увидела, как побагровели под спиной Кьяры белые простыни. Дочь царя растерялась, она не знала, что ей делать. Литея аккуратно коснулась Кьяру плечом и развернула девушку, заглянув на ее спину, ахнула от ужаса и отпустила фиванку. Конечно, та до сих пор пребывала без сознания и не имела ни малейшего понятия, что сейчас делают с ее телом… А сама Литея даже не додумалась первой очередью послать за Амфиссом. Принцесса поднесла ладонь ко рту, пытаясь унять сильно бьющееся от страху сердце и подумать, что же ей делать дальше. В это время Ярису наконец-то удалось найти Амфисса. Тот был в крайне беспокойном состоянии и рассекал шагами свою небольшую комнату, которая еще и являлась не только ему комнатой, спальней, но еще и личными кабинетом. Здесь как всегда наблюдался его рабочий беспорядок и пахло лекарственными травами. И, несмотря на все это мальчик застал лекаря в крайне неспокойном состоянии. Амфисс расхаживал туда сюда по комнате, то и дело что-то приговаривая об успокоение. А потом сам же себе и перечил. Словом, как только появился Ярис Амфисс обрадовался, что наконец, сможет отвлечься от своих мыслей. Но крайне взволнованный вид мальчика сразу сказал лекарю о том, что спокойствия ему не найти. - Ярис, что произошло? Ты чего так напуган? – спросил лекарь. Мальчик стал махать руками, изображая жесты, что он хочет написать. Амфисс стукнул себя по лбу за неосмотрительность и мигом вручил мальчику пергамент с чернилами. Тот кое-как мокнул перо и стал быстро шкрябать на нем: темная красавица в беде. Кровь льётся ручьями из ее потрепанной злыми демонами спины. Вот что написал мальчик и тут же передал трясущимися руками своему другу. Амфисс бегло прочел с широко раскрытыми глазами, взглянул на ребёнка. - Какая темная красавица? Кто…? – но не успел лекарь договорить, как мальчик не стал ждать, вырвал пергамент из рук и мокнув перо в чернила, легкой рукой нарисовал Кьяру. Ярис был одарен во многом, то, как он нарисовал девушку, дало возможность Амфиссу понять, о какой темной красавице идёт речь. Не думал Амфисс, что беда придет не с той стороны, с которой он ее ожидал. И также не знал лекарь, что в этот раз ему придется действовать очень быстро, ибо в это время и Тэрону необходима помощь лекаря. – Ярис, ты не знаешь где она сейчас? Темная красавица, девушка по имени Кьяра? Мальчик оживленно улыбнулся, ведь он знал, что лекарю под силу ей помочь. Поэтому ребенок незамедлительно написал лишь одно слово: принцесса. Амфисс понял, что Кьяра у Литеи. Пообещав Ярису за это буханку хлеба и сладкий пирожок лекарь прихватив свою сумку, не зная, в чем дело так как даже не догадывался о наказании побежал к Литеи. Вскоре Амфисс был у покоев дочери царя. Лекарь даже не стал стучать, бесцеремонно отворил дверь и вошел внутрь, в поисках Кьяры. Литея, сидевшая подле фиванки и наблюдавшая, как та истекает кровью в полной растерянности выскочила навстречу лекарю, так как услышала, что кто-то вошел в ее покои. Как же она облегченно вздохнула, когда увидела, что это был Амфисс. И только сейчас до нее дошло: стоило позвать лекаря с самого начала. Литея подлетела к Амфиссу, схватив его за рукав лекарской мантии и отчаянно заговорила: - Боги, Амфисс, как хорошо, что ты здесь. Я не знаю, что делать… она там… вся в крови… , - торочила Литея, перекрывая не нарочно Амфиссу вход в комнату для слуг. Лекарь некоторое время постоял на месте, выслушав Литею и попробовал обойти принцессу, но она перекрывала ему путь, пытаясь быть перед ним. Опять-таки не специально, просто девушка была слишком взволнованна и потрясена, ведь на постели в ее комнате умирал человек. Амфисс в итоге не выдержал, но ответил достаточно сдержанною - Нужно было сразу звать меня, - лишь после этого, когда Литея действительно осознала, как сглупила, лекарь смог пройти мимо девушки, прямо к Кьяре. Постель под ней, пропиталась кровью. Не вся конечно, но достаточно. Как только Амфисс прошел в комнату он пораженно застыл на пороге, глядя на это зрелище. Лекарь покачал головой, а его брови сошлись вместе в сострадательном жесте. Амфисс услышал, как подошла Литея и приникла к откосу, словно боялась пройти в комнату. Амфисс поставил на полу возле кровати свою торбу с лекарствами и посмотрел на принцессу. – Что с ней случилось? Литея словно боялась этого вопроса. Светловолосая сглотнула и прошла в комнату. Она посмотрела испуганными глазами на лекаря, ведь чувствовала в случившемся свою вину. - Отец… он её наказал, - девушка сделала паузу, наблюдая, каким неодобрительным стал взгляд лекаря. - До чего докатился твой отец. Он никогда еще не подымал руку на девушек! – высказался Амфисс, он не боялся, что его могли бы услышать, сейчас мужчина пребывал в разозленном состоянии плюс ко всему беспокойство и за Тэрона никуда само собою не делось. Лекарь сам себе не отдавал отчета в том, что относится к Тэрону, как хорошему другу, а теперь, когда еще и появилась Кьяра, лекарь испытывал чувство неописуемого долга перед ними обоими, почему и сам не знал. Может, просто потому что в этом месте Тэрон единственным с кем можно было поговорить? - Он наказал ее за то, что ударила его тогда, - попробовала исправить Флианта в глазах лекаря принцесса, хотя сама не понимала, что в данный момент подписывается под всем, что он сделал. Хорошо, что этого не слышала Кьяра, Литея иногда во многом глупила и действовала необдуманно. Лекарь отвернулся от нее, перевернул Кьяру на живот и ему открылся вид истерзанной спины девушки. Сам лекарь повидавший много ужаснулся. Двадцать полос разных размеров, пролегающих по всей спине: от шеи до пояса, от лопаток до бока. Спина Кьяры была буквально истерзана. - Вы еще и напялили на нее этот топ? Да что за садизм? На открытые раны надевать кожаную одежду?! Скажи, Литея, а солью вы раны случайно не посыпали? – Амфисс был крайне возмущен. Мало того, что над Кьярой так зверски поиздевались, так еще и напялили одежду поверх открытых ран, разодранных до мяса. Литею всю проняла дрожь, ведь только что лекарь сказал слово «вы», будто принцесса принимала во всем этом участие. - Но я не… я не делала этого с ней. Я не была с отцом, напротив я пыталась его остановить, - жалобно проговорила Литея, чувствуя, как слезы подступают к глазам. Частично она соврала, она лишь раз попросила этого не делать, но в основном принцесса хотела, что бы Кьяра служила у нее и она это получила, после этого отступив. – Но не смогла. Амфисс промолчал. Он достал ножницы и разрезал топ, который уже хорошенько прилип к открытым ранам. Литея наблюдала за этим, и когда ей представился полностью вид спины рабыни, принцесса почувствовала, как к горлу подступает что-то неприятное и вышла. Она села на диван и растерянно глядела в пол. Да, Литея видела много ран и много крови на аренах, ведь тщательно следила за сражениями Тэрона, но не так близко. Плюс ко всему девушка переживала, потому что не знала винить себя, или же она действительно ничего бы не смогла поделать. Амфисс старался как можно скорей закончить работу. Но делал он все старательно, прочищал специальным настроем каждую рану Кьяры, затем смазывал необходимой мазью. Разглядывая раны на спине девушки, Амфисс задумался. В заморских странах такие раны лечили прикладывая теплую овечью шкуру, только снятую из животного, тоесть свежую. Но здесь у лекаря не было такой возможности. Ему негде достать свежее снятую шкуру. Флиант не убьёт свою овцу для излечения Кьяры, а если и убьёт, то неизвестно когда, а над ранами нужно было работать сейчас. Некоторое время Амфисс поразмыслил, тогда пришел к выводу, что подобное лечение может заменить одна настойка из трав, которая способствует быстрому заживанию. К счастью у Амфисса было все. Он достал мазь, смазал ею все раны, после чего обмотал тело Кьяры белыми повязками, полностью укутав ее спину и туловище, подобно мумии. Лекарь не оставил ни одного открытого места. Туловище Кьяры полностью перевязано. Но девушке придется появляться у лекаря ежедневно, что бы он смазывало раны и накладывал новые повязки. Уведомив Литею о своих требованиях по поводу Кьяры, Амфисс оставил покои принцессы, проявляя свою обыкновенную рабочую хладнокровность. Нельзя что бы дочь царя увидела, будто Амфисс беспокоится о Кьяре больше остальных. Не стоит порождать лишних слухов, ведь даже из такой мелочи может выплыть истина. Литея согласилась с требованиями лекаря и закрыла за ним дверь. Кажется, она более менее пришла в себя. Дочь Флианта позвала несколько слуг и велела сменить Кьяре постель, а саму девушку пока переложили на диван в гостиной. Никто не задавал вопросов, девушки лишь делали свое дело, они потом это хорошенько обсудят. Когда дело было сделано, Литея вновь попросила стражу положить Кьяру на ее кровать. Они сделали это и вышли. Сама же принцесса отправилась в свою спальню, где уселась у зеркала, заметив, какая она бледная. - Какой тяжелый день… быстрей бы он закончился, - сказала принцесса сама себе и вздохнула. Служанки, которые прибирали постель теперь шли коридорами и как пристало их статусу пошли трепаться. - Ты видела сколько кровищи-то? Мама дорогая, это кошмар, да я еле заставила себя постель ту убрать, - говорила брюнетка, поправив свой чепчик. - Ага, не то слово кошмар. А ты видела саму ее бледнющая лежит без сознания, - ответила блондинка. - Кто она, ты знаешь? - Да вроде рабыня, та, что недавно была личной рабой Бальдавира. - А, это она. Боги, и что же это так, за что ее так наказали? Видела, у нее перевязана спина, не как иначе дурь кнутом выбивали. - Дурь… кнутом? О ком вы говорите? – откуда-то ни возьмись на пути девушек появилась Мирена. Те две застыли, как вкопанные, несмотря на то, что были свободными людьми и за свою работу во дворце получали деньги. Но они знали, кто такая Мирена и боялись ее также, как самого царя. - Мы у Литеи прибирались, видели там девушку. Та, что была раньше рабыней Бальдавира… - сказала одна, а другая ее перебила. - Кровища сколько. Явно кнутом били. Далее Мирена не стала слушать, она грозно глянула на девушек и прошла дальше по коридорам. Сердце женщины неистово колотилось. «Кьяра у Литеи, но что она там делает?» - подумала Мирена. Как бы не хотелось женщине попасть сейчас к фиванке, но та не могла, ибо дорога к Литее была закрыта для нее, теперь также, как и к Кьяре. Но Мира не отчаивалась, разгневанная она отправилась прямиком к Флианту. К наступлению вечера Кьяра пришла в себя. Фиванка открыла глаза и увидела, что она находится в совершенно неизвестно ей месте, ведь прежде Кьяре доводилось видеть лишь гостиную и краем глаза спальню Литеи, в комнате слуги рабыня не была. Кьяра не спешила двигаться, она еще не до конца пришла в себя, но по сторонам посмотрела и увидела сидящую над ее кроватью в кресле Литею. Свое удивление скрыть девушка не смогла. - Где я? Хриплым голосом, пробуя присесть, спросила Кьяра. Но она скривилась так, будто ей скормили только что целый лимон, ибо спина так сильно заболела, что в глазах появились звезды. Те двадцать ударов сделали свое дело. - Ты у меня. Теперь ты моя личная рабыня. Не беспокойся, ты в безопасности, такого больше не повторится. Я обещаю. Да и со мной тебе ничего не грозит. Я… отец он… Ой, не переживай, дальше все будет хорошо и жизнь наладится, - быстро заговорила Литея, от чего Кьяра поморщилась, поскольку половины ее слов даже не уловила. - Воды… Дай мне воды. Кьяра еще не до конца осознавала, где она и в каком положении, что не имеет права просить у Литеи подобного, но фиванка еще не окончательно пришла в себя в ней говорили ее желания и потребности. Для того, что бы хоть как-то восстановить свое состояние, Кьяре нужна была вода. Литея растерялась, ей никогда еще ни от кого такого не доводилось слышать. Никто и никогда ничего у нее не просил исполнить. Несколько замешкавшись Литея все же встала налила из кувшина в стакан воды и принесла Кьяре. Сама фиванка в это время уже смогла преодолеть боль и сесть, так было даже легче. Принцесса вернулась и протянула рабыне стакан с водой. Кьяра взяла его и моментально до дна осушила. - Спасибо. Уже нормальным, а не хриплым голосом произнесла Кьяра, глянув на Литею. Теперь фиванка поняла, что находится в обширны покоях принцессы, а это, скорее всего комната, в которой Кьяра будет жить. Еще мгновение и фиванка вспомнила еще одну важную вещь. Сердце сильно забилось. «Тэрон!» - прозвучало имя возлюбленного в ее голове. Но она не могла ничего узнать. Судя по всему Амфисс уже был здесь. Но каков исход поединка, жив ли тот, ради которого Кьяра готова была пойти на всё и выдержать страшные мучения рабства.
Тэрон: Тэрон пришёл в себя примерно спустя четыре часа после того, как его тело и сознание были парализованы. У его врагов имелось достаточно времени на то, чтобы покончить с ним раз и навсегда. Но видимо, прежде необходимая смерть мужчины отныне не входила в планы его недругов. А точнее одного, проявившего хитрость, неприятеля. Пелий. А ведь Тэрон прекрасно знал, что советник вполне может готовить для него какую-нибудь ловушку. Так и вышло, но гладиатор и не предполагал, что бесноватый плут задумает приготовить яд и пропитать им лезвие меча. Действенный план, ничего не скажешь. Воин запросто мог получить урон от отравленного клинка, а там уж исход очевиден. Сторонний человеческий разум задавался бы вопросом: «Как? Как всего этого удалось избежать?». Тэрон о том себя не спрашивал, он знал, что его спасла не какая-то там удача или счастливый случай, а опыт в бою, полученный долгими годами сражений, только и всего. Да, мужчина полностью выкладывался в битвах, которых прошёл достаточно, чтобы не попадать под каждый удар меча, подобно любителям. Но, по чести говоря, не всегда удаётся избежать ранений, это практически невозможно. И гладиатор сознавал, что его главным спасением были не познания в воинском искусстве, а поставленная цель: во что бы то ни стало добиться победы не ради жизни, но во благо безопасности любимой девушки. Вот в чём заключается истинная причина успешного избежания наступающей смерти. В том человеке, который зародил жизнь. И этим человеком являлась Кьяра. Она и есть то самое благословение богов, имеющаяся удача, и необузданная сила. Люди искали простого объяснения в далеко не простых вещах. Как хотя бы можно было объяснить от факт, что Тэрон слышал голос своей желанной? Это не могло быть обманом сознания, слишком уж реально звучало обращение Кьяры к нему. Гладиатор не верил в приметы и недобрые знаки, но внутреннее ощущение беспокойства по-прежнему присутствовало. Воин не мог отделаться от тревожной мысли, что его любимая в беде. Всё, чего он хотела, так это последовать к ней прямо сейчас и неважно как многие перегородят ему дорогу. Но к сожалению, он не мог этого сделать. Следовало наперво объяснить, где именно сейчас находился Тэрон. Поначалу он и сам толком не поняла места своего пребывания, но ещё когда только начинал приходить в себя, сразу почувствовал холод и сырость какого-то подземелья. Открыв глаза, мужчина обнаружил себя в закрытой камере, чрезмерно мрачной, и только благодаря дневному свету, проникавшему через малое решётчатое окно над головой, гладиатор смог разглядеть деревянную дверь впереди. Он не сразу ощутил положение своего тела и особенно рук, только когда попытался пошевелиться. По сути, мужчина уже полностью отошёл от парализованного состояния, и мог подняться без проблем, если бы не имеющееся препятствие. Попробовав двинуться, Тэрон обнаружил, что был прикован к стене. На его запястьях имелись металлические браслеты, а к ним были пристёгнуты длинные цепи, креплённые к железным кольцам, что поверх прочно держались на каменной поверхности стены. Подёргав цепи пару раз для лишней убедительности, мужчина понял, что отныне находится в западне. Своими силами высвободиться ему не удастся, это уж точно. Ещё следовало понять, где именно он находился, не в подземных ли тюрьмах дворца. Пытаясь сопоставить всё, что не так давно произошло, Тэрон не особо удивился происходящему. Пелий по-прежнему оставался жив, и он, несомненно, будет мстить за поселенный ужас в его жалкой душонке. Мужчина не жалел о том, что хотел сделать. Ему было жаль лишь того, что сделать задуманное он так и не смог. За свою судьбу он не страшился, но отныне Кьяра была в опасности именно из-за его ненамеренного провала. Она ведь понадеялась на Тэрона, а он, ведомый гневом, подверг её ещё большей опасности. Если бы Пелия удалось убить, наказанию подвергли бы только гладиатора, ибо о его связи с рабыней не знал никто, кроме советника и тех людей, кому воин мог доверять. А теперь бесноватый слуга Флианта, держа мужчину взаперти, запросто мог добраться и до Кьяры. Утешало то, что отныне девушка находилась под защитой Литеи, и чтобы её осудить в близости с тем, кого любила дочь царя, понадобятся доказательства, которых у Пелия не могло быть. А потому за свою возлюбленную Тэрон был спокоен. Пусть змееподобный угрожает ему или же подвергает пыткам, всё это не волновало гладиатора совершенно. Длинна его цепей составляла примерно 60 см, что вполне позволяло ему подняться и свободно стоять на ногах, но Тэрон оставался на месте. Тут хоть сидеть, хоть стоять, всё одно. Выбраться из оков он никак не мог, к каким хитростям тут не прибегай. Спустя некоторое время, тяжёлая дверь в камере неприятно заскрипела, отворяясь, и в тёмную комнату вошёл слегка сутулившийся человек. По его неправильной походке Воин сразу догадался, кто именно это был. Пришедший явил голос прежде, чем удалось разглядеть его лицо. - Тэрон, Тэрон… Сильнейший из воинов, чьи многочисленные победы наделили его в глазах простых людей бессмертием и сделали богом, - говорил с ним Пелий, неторопливо приближаясь, как всегда со сложенными на животе руками. - Каково было пасть в самую грязь мирской земли и ощутить муки человеческой боли? Она нестерпима, не так ли? И что же мучает сильнее? Осознание провала или же мысль о наступлении неминуемых несчастий? Былой страх советника перед гладиатором куда-то улетучился, стоило лишь ему увидеть своего грозного врага в цепях. Тэрон был спокоен, как и всегда, он даже не смотрел на Пелия, а тот в свою очередь без боязни двигался к нему, и его маленькие змеиные глазки зловеще поблёскивали в темноте. - Я почти убил тебя, но ты, любимец Фортуны снова провёл Аидовых псов, направленных тебя растерзать, - бесноватый уродец присел на корточки подле прикованного к стене мужчины и зашипел: - Думаешь, на этом и всё? Ты посмел привселюдно оскорбить своего повелителя, напав на его предайнейшего советника без какой-либо видимой причины. Ай-яй-яй, что же это такое делается. Кусаем руку, которая нас кормит? Поединок окончился твоею победой, но тебе оказалось её мало. Ты зашёл за круг и напал на невинных людей, не щадя даже слабых женщин, сопротивляясь сдерживавшей тебя охране, покушался на жизнь самого Пелия, в чьей милосердной душе нашлись благородные чувства для прощения такого низкого поступка. Народ будет видеть во мне того, кто, на проявленное рабом своеволие и непослушание, оправдал его и сохранил ему жизнь. А тебя запомнят безжалостным убийцей, гораздым лишь разрубать людей на части. Твоей славе пришёл конец, Тэрон. Очень скоро в Наксосе не найдётся ни единого человека, который хоть мысленно посмеет назвать тебя героем. Никакой реакции не последовало. При иных обстоятельствах гладиатор возможно даже рассмеялся бы советнику в лицо. Геройство? Слава? Для чего это всё было нужно? Ради восхвалений лицемерной публики? Смешно даже. Тэрону не было дела до того статуса, в который его запихнули. Он не выискивал славы и всеобщей любви. Воину были безразличны и те наговоры, которыми змееподобный собирался его опустить, показывая жестоким мясником. На губах мужчины проявилась лишь усмешка при мысли, что Пелий надеялся уязвить его всей этой ерундой, которая волновала только самого советника. Тот это понял, вновь возвышаясь над гладиатором, и отныне смотря на него сверху вниз. - Ах, как вижу, тебе всё равно. И то правда, ты слишком равнодушен даже к самому себе, чтобы интересоваться помыслами других людей. Однако и у тебя имеется одна кое-какая слабость. И она уже разрушает тебя изнутри. Замечая, что Тэрон пропускает все его угрозы мимо ушей, Пелий решил затронуть самую главную тему, обсуждаемую не первый раз и такую действенную. Советник не прогадал, ибо, осознав, о ком идёт речь, мужчина поднял взгляд на змеиную морду, и в его глазах читался тот самый гнев, с которым воин прежде шёл убивать мерзкого ублюдка. Прежде до судорог боящийся этого дикого взора, Пелий ныне открыто забавлялся, смеясь Тэрону в лицо. – Как жаль, что я не могу разделить с царём всю переполняющую меня радость от сложившихся обстоятельств, которые ты обернул в мою пользу. Флиант сейчас слишком занят иным видом развлечения, думаю, не менее приятным. Ты знаешь, я слышал, будто объектом его жестоких забав стала юная рабыня, чья красота превзошла даже божественные идеалы. Печально, но дикость её нрава навлекла на девушку гнев моего господина, в отличии от меня, он нанесённых оскорблений не прощает, - змеиные глазки хищно впились в гладиатора, чья внутренняя тревога за любимую дала о себе знать, отразившись в его прежде грозном и непоколебимом взгляде. Пелий не упустил случай вновь разыграть ироничное сочувствие. - Что с тобой такое, дорогой Тэрон? Неужто ли ты мог знать эту несчастную красавицу? Возможно, ты даже её полюбил? Ох, не может быть?! Она ли это? Та, что отвергла все богатства мира ради позорного и жалкого существования в рабских кандалах? Но зато с преданной любовью в бесстрашном сердце! Любовью к тебе… Драматичность данной истории трогает душу, не правда ли? Чем трагичнее повесть, тем дольше она сохраняется в памяти людей, из века в век пересказывающих её, как таинства былых предков. Право же, о вас с Кьярой нашлось бы что рассказать, и кто-то, возможно, счёл бы глупость этих чувств примером чистой любви и красивой смерти. Но здесь вы будете умирать долго, не наблюдая ничего прекрасного, кроме боли и ужаса. И она умрёт раньше тебя, Тэрон. А я останусь рядом, чтобы посмотреть, как ты сам будешь себя уничтожать, лишившись последнего смысла для борьбы. Постепенно, миг за мигом, ты без чужой помощи будешь выбивать из себя жизнь, сокрушаясь в нечеловеческих страданиях над её мёртвым телом. Терпение, чемпион, очень скоро я предоставлю тебе такую возможность. Флиант уже оказал мне помощь в этом. Нет, нет, он не возжелал удовлетворить ею свою похоть. Хотя, кто знает, может после долгих истязаний плетью, царь и воспользовался случаем познать наслаждение в недрах этой страстной, непокорной сущности, когда она уже была не в силах понять кто именно желает обуздать её огонь. Советник знал, куда нужно бить, и его чёткие удары глухой болью отзывались в сердце воина, что продолжал сидеть неподвижно, потупив взор, и только его собственной душе было ведомо, какая в ней нарастала разрушительная ярость в помесь с невыносимыми терзаниями. Тэрон уже познал смерть, как только услышал о том, на что обрекли его единственную. Казалось, весь мир порушился на глазах, губящая сердце боль, попусту разрывала мужчину. Он сохранял последнюю долю самообладания лишь потому, что услышанное им исходило из уст двуликого плута, готового придумать, что угодно, только бы уязвить. Его наступление было нещадным, и Тэрон почти что поверил ядовитым словам, ослепшими глазами глядя в пустоту. Внутри него что-то начало неминуемо погибать, позже воин поймёт, что это было то самое благодетельное чувство, надежда, подаренная ему любовью, которая была уничтожена вместе с самим мужчиной. Нет, он продолжал любить, но уже без прежнего чувства справедливости. Тэрон внезапно возненавидел всех людей, живущих на этой проклятой земле, ибо начинал презирать самого себя. Он помнил о наказании, обещанном Флиантом, но разве мог царь посметь изувечить приближённую рабыню своей любимой дочери? Мог… ещё как мог… И от этой правды боль в груди усилилась до невозможного, а сознание стало представлять столь жуткие картины, что гладиатору захотелось расшибить собственный череп о каменную стену. - Ложь… Выдавил Тэрон из себя слово, которым желал прогнать все имеющиеся сомнения. Пелию ведь тоже было известно о наказании, так чего ему стоило просто выдумать свою версию происходящего? Мужчина путался в собственных опасениях, ибо не мог знать правду, а ту, которую слышал, не хотел принимать. Мрак усиливался перед взором, не позволяя различать даже малого луча света, Тэрон ощущал наполнявшую его пустоту, ту самую, которая терзала его в прошлой жизни, когда не было ни цели, ни жалости, ни любви. Это было страшное существование в собственной тьме, не позволяющей отыскать выход. И вот советник возрождал былое зло, некогда забытое, побеждённое обретённой любовью и счастьем. Всё умирало в душе… сам прочный дух воина покрывался трещинами… Пелий видел это, как и замечал, что гладиатор всё ещё не верит его словам. Отчасти ложь имелась, но ведь советник не во всём привирал. Хоть и во многом. Он не стремился вывести Тэрона, змееподобный хотел извести его морально, дабы после иметь возможность окончательно добить. - И она мне по вкусу, - подтвердил он, отвечая на противостояние мужчины. – А знаешь, что ещё более забавляет? Человеческая неспособность признать существование ужасающей действительности. Все эти сомнения, отрицания реальности только потому, что она до слезливых излияний печальна. Но от этого она никуда не денется, и глубокие раны на прекрасной спинке твоей возлюбленной не смоются водой вместе с кровью, - закованные в железные браслеты руки мужчина сжались в кулаки, полумёртвый взгляд явил опасный стальной блеск, а советник продолжал, даже не замечая, какая угроза нарастала перед ним. - Двадцать ударов кнутом, кто бы мог подумать. Представляю, как мучилась несчастная девушка. Ну, ещё бы, любовная сказка так внезапно сменила яркие цвета на пасмурное небо грешной земли. И неужели она продолжала испытывать к тебе самые тёплые чувства, даже когда грубая плеть безостановочно разрывала её нежную кожу? Ведь это ты обрёк её на такие муки, Тэрон. – Пелий вновь опустился перед воином, с торжествующим упоением заглядывая в его сокрушённую душу. - Разве одна единственная ночь удовольствий стоила последующих дней бесконечных физических и душевных пыток? Я догадываюсь, какие мысли терзают тебя сейчас. Ты хочешь знать, жива ли твоя Кьяра. Если ей и удалось каким-то чудом вынести такую боль и остаться в сознании, сомневаюсь, что её хватит надолго. К тому же я слышал краем уха, будто девушку после отдали охранникам. Ну, хоть перед смертью она ещё познает несколько минут наслаждения, вспоминая о тебе под ласками других мужчин. Притихшая во мраке опасность явила свой час, выпустив на волю зверя, бросившегося разорвать омерзительнейшее из всех имеющихся на земле существ. Инстинкт самосохранения у пугливого Пелия работал на зависть молниеносно, он даже сам не успел это осознать, с криками отскочив назад, советник упал на пол, когда на него с животным рыком, звеня цепями, кинулось что-то страшное из темноты. Всё произошло так быстро и неожиданно, отчего богатое воображение взаправду представило глазам советника ужасное чудовище, в которое разом превратился Тэрон. Закованный, он уже стоял на ногах, и малые лучи проникавшего в камеру солнца, выявляли во мраке его тёмный могучий силуэт. Всего миг промедления и хрупкая шея Пелия уже была бы переломана этими сильными руками, что сейчас пытались сломить прочные звенья сдерживавших гладиатора оков. Он стремился высвободиться из них с такой яростью и болью, что, казалось, металлические пластины на стене, к которым были прикреплены массивные кольца цепей, вот-вот сорвутся с болтов. Разъярённый, из плоти и крови, Тэрон всею своею сущностью представлял удивительную мощь, охвативший его душу гнев наделял воина пугающей силой, которая, как думалось советнику, действительно сейчас поможет ему разорвать металлические цепи. Оставаясь лежать на полу, Пелий в страхе отползал назад, поскорее к двери… поскорее к выходу. Его так недавно обретённая самоуверенность вновь сменилась неподдельным ужасом, ибо советник сознавал, какая его ожидала участь, если опаснейший враг окажется на свободе. Следовало позвать охрану на случай, если Тэрону удастся хоть ненамного ослабить те стальные путы, которые его сдерживали. Но Пелий не хотел огласки, не хотел показывать себя настолько уж запуганным и слабым до безобразия. Добравшись ползком до двери, он, хватаясь трясущимися руками за кирпичную стену, стал подниматься на ватные ноги, не сводя широко раскрытых от страха глаз с воина, чья неудержимая пылающая ярость, лишила Тэрона человеческого облика. Он не оставлял тщётных попыток высвободиться, напрягая каждую мышцу своего сильного тела и так отчаянно дёргал прочные звенья, что до крови разодрал кожу на запястьях. Всё более нарастающий гнев затмил разум мужчины, притупляя чувство физической боли, она имелась только в сердце, искренне любящем и растерзанном мучительной истинной о том, что Кьяры больше нет. Гладиатор пребывал на грани безумия, сознанием видя ужасающие картины пыток, которым подвергали его единственную, а после отняли у него навсегда. Нет, слишком прочны были сдерживавшие его цепи, и вскоре застывший у выхода Пелий осознал, что, несмотря на ту ярость, которой был полон гладиатор, он не мог избавить себя от оков самостоятельно. Тут бы стоило порадоваться своей хитроумной затее и посмеяться над никчёмными стараниями великого воина добраться до того, кто был ему ненавистен. Но советнику было не до смеха. Особенно после не так давно пережитого страха, который всё ещё не оставлял его при взгляде на мужчину, уже неподвижно стоявшего, и смотрящего на него в упор. Пелий мог поклясться всеми святынями мира, что те глаза, которые сейчас были направлены на него, не принадлежали человеку. - Ничтожная тварь!.. – гневный низкий голос Тэрона эхом сотряс каменные стены. Гладиатор подался вперёд, разводя закованные руки в стороны. - Беги прочь, скрывайся и ищи спасение под ложной защитой царского могущества, чья власть не убережёт ни тебя, ни того, у чьих ног ты валяешься, поедая объедки с богатых столов, и равняясь на тех зажиточных выродков, цена жизней которых равна стоимости той же грязи под ногтями. Ты не стоишь и её, Пелий. Можешь прятаться и плеваться желчью, не видя опасности в человеке, что прикован к стене. Эти цепи меня не удержат, и, освободившись от них, я увековечу хвалебную песнь о твоей «милосердной» душе на надгробном камне, который не сохранит твоих останков, ибо ни огонь, ни земля не примут в себя подобную гниль!.. Я настигну тебя, как бы далеко ты не ушёл… я настигну тебя… Тэрон никогда не бросался пустыми словами, даже в порыве злобы. Его речи имели действия, и сказанное им однажды, всегда предвещало незамедлительные деяния. Мужчина отыщет любой способ, дабы выбраться. Он избавит себя от оков, доберётся до ничтожного змея и раздавит его. Не знать воину покоя, пока эта трусливая мразь ходит по земле. Стоявший у выхода Пелий, считал нужным покинуть камеру, несмотря на всё имеющееся преимущество, ему было крайне не по себе от всего, что происходило, особенно от услышанного. Уж кто-кто, а советник знал, что если Тэрон намеревался кого-то убить, то это не являлось простой угрозой. И он сделает то, о чём молвит, стоит лишь ему вырваться на свободу, чего никак нельзя допустить. Поражало ещё кое-что. Привыкший вводить людей в безжалостное самоедство одним острым словцом, Пелий не ожидал такой звериной реакции от мужчины, чью ярость намеревался подавить, разрушив волевой дух, и лишив Тэрона единственного смысла жить. Вышло иначе. Гладиатор был разгневан, зол и настроен нести только смерть, он стал ещё более опасен, и от него бы следовало избавиться. Но тогда бы идеальный план советника канул в ничто, а это уже было совсем не интересно. Пробуя собраться и хотя бы внешне не показывать своего волнения, Пелий спокойным шагом направился к гладиатору, что оставался неподвижен, но лютый зверь, живущий в его глазах, всё ещё готовился к прыжку. - Тёмные боги охраняют меня, Тэрон, их воля сильнее повелений земного человека, - до отвращения сладким голосом говорил советник, почти что улыбаясь, хоть и побаиваясь гнева того, кто перед ним стоял. - Я не ищу защиты у Флианта, мои истинные владыки жили до начала времён и вскоре я отплачу им за покровительство славным даром. Твоею любовью, которую принесу в жертву более возвышенной и всепоглощающей силе. Начну с твоей Кьяры, которая возможно уже сейчас принадлежит Аиду. Но лишь душою, а её тело я вручу своим богам, красота твоей любимой достойна их внимания. Да поглотят они тебя целиком!.. Тэрон рванул цепи, желая сцепить руки на горле подлого ублюдка, что уже направлялся к двери, довольный посеянным зерном своей черни. Уходя, он ещё долго слышал звон тяжёлых звеньев и страшный нечеловеческий вопль, рвущийся из погубленной души. Это было действительно жутко, в какой-то момент Пелий даже задумался, а не слишком ли опасную игру он ведёт? Оставляя Тэрона в живых, и истязая его разговорами о смерти любимой женщины, советник создавал настоящее чудовище, которое его же в итоге и могло поглотить. Он держал воина в левом крыле гладиаторских тюрем, там, куда отправляли самых грозных и не поддающихся контролю бойцов. Прочные цепи, крепкие двери… нет, Тэрону не покинуть свою новую камеру, которая вполне может стать последним, что он увидит в оставшиеся дни своей жизни. А мужчину уже к тому времени искали. Сделав всё нужное для Кьяры и оставив ее с Литеей, лекарь поспешил туда, где полагал Тэрон сейчас и находится после поединка. Но, оказавшись возле его камеры, он увидел лишь Галата, что на вопрос о местонахождении воина, ничего не смог ответить, ибо не видел его с прошлой ночи. Данная новость очень не понравилась Амфиссу, которому пришлось возвращаться обратно во дворец и поговорить с Ярисом, мало ли, вдруг мальчонка хоть что-нибудь слышал или видел. Однако по пути, к великому сожалению, целитель столкнулся с советником. Хотя, не совсем столкнулся, Пелий был виден за пятнадцать шагов до того, как их дороги с лекарем сошлись. И вот их разделяет малое расстояние с вытянутую руку, Амфисс, не желая даже смотреть на это отвратное подобие человека, стремиться уйти как можно скорее, но вдруг советник встаёт прямо перед ним. Оба на миг замирают, вглядываясь друг другу в лица, затем, скривившись, целитель делает шаг в сторону, дабы обойти мерзкого змея, но тот повторяет его движение, вновь оказавшись на пути. Шаг в другую сторону и Пелий опять же стеной оказывается напротив, скалясь своею зловещей улыбкой. Не пускал. Весь напрягшись от такого отношения, Амфисс раздражённо поднял глаза на советника, чья издевательская ухмылка так и просила кулака. - Вот так-так. Приветствую тебя, Амфисс. Часто же мы стали с тобою видеться. Пелий явно издевался, отчего врачеватель был готов взорваться, даже не скрывая проявлявшейся на его лице неприязни. - Сам удивляюсь, - буркнул он, сквозь зубы. - А расстраиваюсь ещё больше. После этих слов, Амфисс пошёл прямо на Пелия, которому пришлось слегка отстраниться в бок, и пропустить лекаря, что всё же успел задеть его плечом. И совсем не случайно. - Поумерь свою лесть и лучше скажи, - обратился змееподобный к нему снова. - Как там наша очаровательная Кьяра поживает? Я так понимаю, ты сейчас возвращаешься от неё. Довольно резко обернувшись, целитель так и вспыхнул. - В мои обязанности не входит необходимость отчитываться перед тобою, Пелий. Хочешь добиться каких-либо сведений? Действуй привычным методом – приходи с верёвкой. Может тогда я буду посговорчивее. Амфисс вновь отвернулся, настраиваясь больше не говорить ни слова, и спешно стал уходить прочь, но вдруг остановился, когда услышал тихий ответ змееподобного. - Выходит, никаких вестей о Тэроне она не получала. Горе моему слуге за его медлительность. Хитрый мерзавец, он проговорил это с такой отрешённостью, будто самому себе, хотя прекрасно знал, что лекарь его слышит и, несомненно, заинтересуется сказанным. Так и случилось. Чуть погодя, Амфисс вновь повернулся к нему, размышляя над тем, что донеслось до его ушей, а после, растеряв всё свою гордость, спросил: - И какую же весть ты надумал передать Кьяре? Про себя Пелий уже издавал триумфальный смех, но внешне его физиономия не проявляла даже улыбку, как было прежде. Решив играть до конца, советник оставался невозмутимым, дабы его дальнейшие речи выглядели убедительнее. Змееподобный даже попытался изобразить сочувствующий вид, и у него это получилось, хотя выглядело по-прежнему иронично. - Крайне не утешительную, во всяком случае, для неё, - начал он, как если бы читал пергамент с выписанным на нём приговором к смерти. Формально так и было. - Ждать девушке больше некого, Тэрон не вернётся. Знаю, эта правда разобьёт ей сердце, но все мы не вечны. Пусть будет сильной, и сохранит добрую память о нём. Какая своеобразная театральная постановка. Да, именно так всё и виделось Амфиссу, наблюдавшему актёрские таланты советника с нескрываемым скептизмом. Вот Пелий сам теперь отворачивается от него, дескать своё сказал, а теперь и ему пора уходить. Но целитель так просто смотреть ему в спину не намеревался, выдав заслуженный «комплимент»: - Ты в конец заврался, Пелий! Не сказать, что советник ожидал иного, но он надеялся, что Амфисс хотя бы поначалу заволнуется, как с ним бывает очень часто. Но нет, зная, лукавые подходы бесноватого плута, врачеватель так просто не поверил его словам. Так вот, наивный дурачок, потихоньку набирался опыта и уже мог сразу понять, когда Пелий лжёт. Напрасно, ведь несмотря на то, что Тэрон был ещё жив, советник не собирался выпускать из той камеры, в которую поселил. - Прости? – спросил он невинным голосом, поворачиваясь к лекарю. - Ты меня слышал. В твоих словах нет и доли истины, ты попусту затеял игру, в которую веришь сам и заставляешь поверить других. Левая бровь «змея» ехидно поднялась, а его посуровевший взгляд хищно впился в ненавистного умника, ещё не так давно трясущегося в тени от одного его присутствия. А тут нате, откуда-то смелость взялась. Но даже несмотря на это, Пелий не собирался выходить из выбранного им образа. Демонстративно отряхнув своё одеяние в области груди, будто показывая, что речи лекаря настолько полны грязного наговора, что изрядно пачкают его честь, он с прежним надменным спокойствием, молвил: - Заставлять никого не потребуется, Кьяра скоро всё сама увидит, и ей ничего не останется кроме как принять правду, какой бы тяжёлой она не была. На твоём месте я был бы с ней рядом в этот момент, а то, как бы за одной смертью разом не последовала вторая. Всего доброго. Какую же силу имело данное предупреждение, и как же значительно оно повлияло на состояние Амфисса, что, будучи уверенным в обратном, удивился тому, как много сомнений его одолели разом после ядовитых слов змееуста. Что если он говорил правду… Первое, о чём подумал целитель в тот миг, так это о Кьяре, которая, возможно, уже пришла в себя и терзается, как прошёл поединок того, кого она любила. И ведь надо будет ей что-то сказать. А может и не стоит… Вспомнив о слуге советника, что в ближайшее время должен быть у девушки с недобрыми вестями, лекарь не на шутку забеспокоился. Он просто обязан его остановить, пока не будет ясно, что именно случилось с Тэроном, и где он находился. Или хотя бы его тело… - О, нет, нет… только не это… пожалуйста… Не зная, что делать наперво, идти к Мелиагру, али ловить раба, посланного ничтоженейшим созданием, Амфисс выбрал второе. Не мешкая, он последовал во дворец, языком и мыслями обращаясь с молитвами к неведомым ему богам, только бы не терять надежду на то, что Тэрон был жив и всё это не более чем лживые проделки ядовитой гадюки в человеческом облике. Верить ему было так же нелепо, как в доверительной форме отдавать вору деньги на хранение. Сперва следовало лично убедиться в правдивости услышанного, а уж потом делать выводы. Так Амфисс и решил поступить, чувствуя удивительное облегчение, надежда всё ещё оставалась. И он не хотел лишать Кьяру веры в то, что её любимый обязательно вернётся к ней живым. - Всемогущие создатели мира… если вы меня слышите… помогите же им обоим…
Kyara: Две судьбы, тесно переплелись между собой, как только Кьяра встретила Тэрона, а он встретил ее. Эти две души ничего уже не сможет разорвать. Они находились на расстоянии, но всегда были едины, ибо чувствовали друг друга, даже находясь где-то за огромными каменными стенами. Кьяра выпила воды, которую подала Литея и ей значительно стало лучше, но сердце билось по-прежнему сильно. Перед глазами появлялись страшные картины из недалекого воспоминания, как ее избивали кнутом, а это страшное оружие стояло перед глазами девушки и внушало ей страх. Кнут… самое страшное оружие пыток, в искусной руке палача способное даже доводить свою жертву до смерти. Но Флиант не хотел убивать Кьяру, лишь наказать, поэтому удары палача имели такой характер. Спина была истерзана, Кьяра не видела, какая теперь она там, но представляла, что ее тело больше никогда не будет таким безупречным, как прежде. Нежная кожа на спине разорвана в клочья ударами и когда раны заживут останутся строгие рубцы и шрамы. Кьяра не волновалась за себя, девушка просто боялась. Держа в руках пустоq стакан фиванка заметила, как трясутся ее руки, и все тело пробирает зуд, а перед глазами кнут – страшное оружие, которое вселяло ужас в ее сердце. Кьяре нужно было отвлечься от этого видения. Она не слышала, что ей говорила Литея, только почувствовала, как сердце заполонило волнений. Бой, сегодня проходил бой Тэрона на зверской арене, где нет никаких правил. Что с ним и как, выжил ли? Конечно, выжил и победил. Кьяра верила в это и пыталась унять свои чувства. Она ведь не одна, а рядом сидит девушка и с широкими глазами наблюдает за каждым движением Кьяры с неподдельным интересом, словно за животным. Кьяра постаралась собраться и придать себе уверенный вид. У нее это получилось великолепно. Набрав побольше воздуха в легкие, фиванка посмотрела на свою новую хозяйку уверенным взглядом и отставила стакан на тумбочку, стоявшую возле кровати. Также Кьяра обнаружила, что нет ее одежды. Она лишь в юбке, а тело туловище полностью перевязано белыми повязками. Это за одежду не сойдет. Все осталось там, в бывших покоях Бальдавира. Кьяра робко подобрала ноги под себя и выпрямила спину, насколько смогла, посмотрела на хозяйку, но прежде, чем рабыня успела что-либо сказать, это сделала Литея: - Как ты себя чувствуешь? – Кьяра не отвечала на вопрос, лишь молча смотрела на принцессу. Тогда Литея поджала губы, слегка покраснев. – Ладно. Ты должна уяснить себе, что это я у тебя прошу, а ты выполняешь. Я приказываю, ты делаешь. Это последнее, что я сделала для тебя, что бы помочь, ясно? Литея попробовала возродить свою доминирующую функцию, все-таки она хозяйка этой девушки и таким образом дочь царя попробовала показать Кьяре свою строгость, которую естественное дело девушка не восприняла, ибо все звучало наигранно и выглядело забавно. Но Кьяра даже не изменилась в лице, она была все также без эмоциональна и серьезна, а взгляд ее заставлял невольно принцессу вздрагивать. Нет, фиванка не смотрела на белокурую красавицу взглядом ненавистницы, просто проникновенность глаз Кьяры… Литее к этому еще стоило привыкнуть. - Ясно. Спокойно ответила Кьяра, сделала паузу и улыбнулась. - Но могу я попросить у своей хозяйки еще об одном? Литея ничуть не замешкалась, она вероятно уже и забыла свои прошлые слова, так ее расположило быстрое согласие Кьяры. Принцесса-то думала, что темноволосая рабыня сейчас начнет с ней спорить и ставить какие-то свои условия. Нет, конечно, это был нонсенс. Рабы не имели права такого делать, но ведь это девушка была не простая и Литея отчасти пока побаивалась ее. Точнее не понимала, почему так волнительно реагирует. А все потому, что принцесса неосознанно пыталась понравиться фиванке, что бы иметь в ее лице хорошую подругу, потому что видела в Кьяре достойного человека, идущего за своим словом до конца. Поэтому принцесса незамедлительно ответила, тем самым перечеркивая слова, сказанные ею до этого: - Да-да, проси все, что угодно, - улыбнулась она белоснежной и милой улыбкой. Кьяра внимательно посмотрела на нее, нахмурившись. Фиванка помнила предыдущие слова своей хозяйки, но решила не копаться в этом. - Мой прежний хозяин, Бальдавир. Он оставил мне в подарок одежду, которую я бы могла носить. Есть ли возможность ее перенеси сюда? Я должна в чем-то ходить. Литея мило улыбнулась, игриво поглядывая на Кьяру. Принцессе ведь также было известно о влюбленности северянина в рабыню. Ей очень хотелось сейчас же расспросить Кьяру об их отношениях и почему она предпочла рабство ему. Но не стала. Правда отдавать подобное распоряжение об одежде Литея также не хотела. - У меня достаточно нарядов для тебя, нет необходимо…, - принцесса не смогла договорить, ее перебила Кьяра, которая на удивление резко поднялась с постели, преодолевая боль в спине, при каждом движении живые раны давали о себе знать. Глаза фиванки краснели, слезы норовили вырваться наружу, но силой воли фиванка держала все в себе, и имела несколько хладнокровный вид. - Тогда позволь мне самой их забрать. - Ой, нет-нет. Я сейчас распоряжусь, что бы твои вещи доставили сюда. Там наверно хорошие платья, если это подарок Бальдавира. Да, так даже будет лучше, моя рабыня должна носить лучшие одеяния. Кьяра застыла на месте, выпрямившись во весь рост, так как она была повернута спиной к светловолосой хозяйке, то к счастью Литея не видела того выражения, что появилось на лице фиванки, когда она услышала, слова: моя рабыня. Кьяра лишь хмыкнула и согласилась. Принцесса в свою очередь поднялась с постели и отправилась отдавать распоряжение по поводу вещей Кьяры. Ну а сама фиванка подошла к шкафу. В этой комнате для рабов была абсолютно та же планерка. Такая же кровать, такой же шкаф. Все одинаковое, поэтому никакого дискомфорта Кьяра в данный момент не ощущала. Рабыня открыла шкаф, увидела там на вешалке три невзрачных платья практически одинаковых, поджала губы. С таким же выражением лица закрыла шкаф. Лучше она будет ходить так, чем наденет то платье, предлагаемое ею Литеей. Это выглядело, как издевательство. К счастью принцесса быстро распорядилась и скоро принести все вещи Бальдавира в комнату Кьяре. И как только сама Литея вернулась, она распорядилась, что бы Кьяра выбрала одежду и сопроводила ее. В этот момент фиванка подумала: «Это что мне теперь всюду за нею ходить хвостом? О, боги». Да, мысли Кьяры были абсолютно правильными. Литея хотела, что бы Кьяра отправилась вместе с ней. Принцесса представит девушку свои подругам, что бы они позавидовали, какая рабыня есть у Кьяры. Хотя самим подругам Литеи их отцы купили у Флианта несколько рабов. Рабыни их волновали гораздо меньше. Но все равно Литея хотела похвастаться. Кьяра поняла, что отныне она не сможет быть наедине сама с собой ни секунды. Литея станет таскать ее повсюду, словно игрушку. Но фиванка также нашла в этом выгоду, она хоть отвлечется от боли и навязчивых мыслей о Тэроне, что не покидали ее. Спина по-прежнему чертовски болела, что-то выполнять в таком состоянии было также сильнейшей пыткой, но Литея не понимала этого. Откуда ей было знать, что фиванке лучше бы полежать в постели подольше, чем двигаться, тем самым раздражая раны на спине, и какую боль они приносили. Литея не знала, что такое боль абсолютно. А Кьяра едва сдерживала стоны от боли, что так и норовили вырваться на ружу. Эта боль, она ее терпела с непроникновенным лицом, будто с ней все в порядке, лишь покрасневшие глаза девушки могли выдать ее состояние. Но здесь не было людей, способных узреть это. А Кьяра терпела, многое. Физическую боль, душевную боль в виде страха перед оружием, которое испытала на себе и теперь оно будет являться ей в кошмарах, также, как и огромнейшее волнение за любимого человека, которое выходило на первый план. Кьяра не захотела щеголять перед всеми в одном из платьев, подаренных Бальдавиром, поэтому все же схватила с вешалки одеяние предложенное принцессой. И когда та вышла, Кьяра нацепила на себя платье, но перед этим неизвестно откуда взявшейся силой подправила его, оборвав длинные рукава, лишние кружевные украшения балахоны и прочие принадлежности, которые делали платье нелепым. Из него Кьяра сделала обыкновенное одеяние, действительно подобающее рабыне. одета так Далее ей пришлось идти вместе с Литеей на прогулку в сад с ее подругами. Знакомство произошло так, что фиванка и рта не открыла, она и не собиралась, лишь игнорируя подшучивания насчет того, что она либо немая, либо настолько тупа, что даже разговаривать не умеет. Кьяра сохраняла удивительное спокойствие, тяжело дыша. Правда про себя девушка представляла, как выбивает всю эту надменность из красивых лиц дворянских простушек. Кьяра ведь могла. Но не стала, в конечном итоге, это было бы не правильно. Она вела себя смиренно. Пусть лучше думают, что у нее нет языка, что она их не понимает и, как они сказали – невероятно тупа. А тем временем сама фиванка медленно бледнела, раны не давали ей спокойно двигаться, она делала шаги очень осторожно и пыталась не шевелить руками. А Литея просила подержать веер, затем обмахивать ее ним, когда ей было жарко, то подавать ей платок, то забирать. Все это Кьяра послушно выполняла. Это была ее задача – служить. Далее подруги принцессы решили преподнести ей подарок. Небольшой чемодан, в котором находилось зеркало. Этот чемодан был тут же вручен в руки Кьяры, от чего рабыня чуть не взвыла от боли, ведь при этом напрягались не только мышцы рук, работала еще и спина. Нужно было наклониться взять чемоданчик, и поднять его. Это принесло Кьяре невероятную боль, а легкомысленная Литея настолько была глупа, что даже не подумала о последствиях. Холодный пот выступил у фиванки на лбу. Она переложила чемодан в левую руку, а правой вытерла пот со лба, лицо совершенно стало бледным. Кьяра почувствовала, как ей становится плохо. Но она держалась и молчала, наконец, гуляния закончились, Литея попрощалась со своими подругами и вместе с Кьярой отправилась обратно в свои покои. Там она сказала, что ей еще нужно куда-то сходить, а Кьяра пока может побыть наедине. Поставив чемодан в указанное место, Кьяра с облегчением вздохнула и прошла в свою комнату, она еле держалась на ногах, поэтому животом легла на кровать. В это время Мирена вошла в кабинет Флианта, где он перебирал монеты и подсчитывал траты и доходы. Царь вопросительно посмотрел на свою рабыню. Мирена уверенным взглядом прошла прямо к столу. - Ты что вытворяешь?! – кричала Мирена. – Как ты мог, она же девушка!!! Флиант никак не реагировал на слова женщины, продолжал подсчитывать деньги, но вот одно рабыня царя подметила, это как он улыбнулся, вероятней всего вспомнив те мучения, которые Кьяра пережила. Мирена поняла смысл и значения улыбки, потому не смогла сдержать свои эмоции и одним движением руки сбросила все пергаменты и монетные башенки со стола. Деньги разлетелись по каменному полу, создавая звенящий звук, а бумаги упорхнули куда-то в сторону. Флиант резко поднялся и замахнулся на женщину: - Да как ты смеешь..?! – попробовал остановить ее царь. Но Мирена его перебила с железным видом, словно ожидала удара. Она дышала, подобно разъяренной львице и была напряжена настолько, что стали видны вены на ее белоснежной шее. - Что? Давай, ударь меня, а потом сделай со мной то же, что сделал с Кьярой. Вперед! – кричала Мирена. - Уйди, - отмахнулся Флиант от нее, как от назойливой мухи и спокойно сел в кресло. Это злило Мирену еще больше. Она облокотилась руками об стол и наклонилась максимально близко к царю. - Я не знала, что ты такое ничтожество, - Флиант вновь на это лишь покривился, его не волновали те оскорбления, которые несла по себе женщина. Нет, ее он за это не накажет. Во первых того, что происходило сейчас в кабинете никто не видел и не слышал – это раз, а во вторых он бы не позволил себе изувечить так тело Мирены, тело, которое он любил, или убеждал себя, что любит именно ее тело и красоту, а не саму женщину. - Я напишу Бальдавиру! – вспылила Мирена, на что Флиант спокойно ответил. - Ты не сделаешь этого, - Мира удивленно вскинула бровь. Флиант посмотрел на нее и победоносно улыбнулся. – Разве не ты мне говорила о его праведном гневе и о том, что если разозлить этого человека он может оставить нашу дочь без ничего, уничтожить всю ее жизнь? Я не говорю про себя, говорю о Литее. Подумай хорошенько, кто тебе дороже: рабыня, либо твоя собственная дочь. Мирена поджала губы, Флиант был прав. Если Бальдавир обо всем узнает, он вернется и пойдет на царя штурмом, остров превратится в место бойни. К тому же рабыня не знала, куда писать. Бальдавир не просвещал ее о своих маршрутах. Её тонкие губы стали еще тоньше, Мира резко развернулась и покинула кабинет, шурша подолом своего платья. Но как только она захлопнула дверь, женщина остановилась и задумалась. Она не могла попасть к Кьяре, но вот Тэрон, что с ним? Мирене не хотелось видится с мужчиной, но она должна была хотя бы перекинутся с ним парой слов, сообщить ему, где сейчас Кьяра и что с ней. Не для того, что бы помочь гладиатору, наоборот, что бы его замучила совесть. Это случилось с Кьярой, потому что он ее не отпустил, не убедил, что она должна уходить вместе с северянином. Мирена резко развернулась и опять вошла в кабинет уже с более смиренным видом. Она подошла к Флианту. - А где твой гладиатор, Тэрон? Флиант удивился такому вопросу, но ответил. - В камерах, где же еще ему быть? - теперь царь задумался, с чего бы это вдруг его Мирена интересуется Тэроном. Флиант ничего не знал о сегодняшнем бое без правил, поэтому был уверен, что его чемпион сейчас на своем месте в своей камере. Сама Мирена понимала, что свои поступком, возможно, обрекает Тэрона на худшее, но на самом деле она и представить себе не могла, что сейчас в неком роде спасает его. – Зачем тебе вдруг Тэрон понадобился? Ты что тоже туда же? Ты желаешь его? Вы спите вместе? Мирену аж передернуло, настолько абсурдным было это предположение, но оно с лихвой выдавало ревность царя, и нельзя сказать, что это не понравилось Мире. Любой женщине понравится ревность мужчины, хотя бы маленькая, значит, она действительно для него ценна и что-то значит. - Нет! – воскликнула Мирена. – Пусть боги меня уберегут от этого. Даже не думала! По выражению лица своей наложницы царь понял, что она говорит правду и ее так искривило от абсурдности его предположения. - Тогда зачем он тебе понадобился? – удивился царь. Мирена поправила волосы. Вот тут она не знала, стоит ли обрекать гладиатора на еще один бой, ведь каждый по себе несет опасность. Но тогда действительно чего вдруг она вспомнила о нем. Мирена замолчала и задумалась. - Он обошел в боевом искусстве даже Бальдавира, - наложница сделала паузу, поскольку обдумывала, что же говорить дальше. – На днях к тебе приезжают гости из востока. Думаю, нужно им показать именно Тэрона. Поэтому стоит проверить его состояние, будет ли он пригоден к тому, что бы его продемонстрировать, как лучшего воина. Флиант присел более напряженно в кресле. Было видно, что его заинтересовала идея Мирены. Царь даже согласился с этим. Он приманил женщину к себе, поцеловал, а тогда велел ей идти. Наложница вышла из кабинета и невольно вытерла губы, тогда отправилась прочь. Что касается Флианта, то он позвал своего слугу и потребовал, что бы ему незамедлительно привели Тэрона. Слуга бросился выполнять данное поручение. А другой слуга с пропитанной кровью тряпицей, на которую старался не смотреть спешил в покои Литеи. Он знал, что сейчас принцессы там нет. Слуга Пелия специально выжидал этого момента, поскольку не хотел встречаться с дочерью царя, это из-за нее недавно казнили его друга, того, что передавал послания и поручения Флианта, а теперь его заменяет тот немой мальчишка с отрезанным языком. Когда он увидел, как принцесса покинула свои покои, но без Кьяры, слуга Пелия торопливо проскользнул туда, прошел в комнату для слуг и увидел там Кьяру лежавшую на животе. Он издал звук и девушка резко вскочила на ноги. Но когда она обернулась, слуга слегка отпрянул от ее внешнего вида, она была слишком бледна и болезненна. - С тобой все в порядке? – подозрительно спросил он. Кьяра молчала, глядя яркими темными глазами, несмотря на бледность. – Ладно, тут… вот, тебе передали. Слуга делал паузы между словами и в конечном итоге протянул девушке пропитанный кровлю лоскут ткани. Кьяра взял его и увидела, что это ткань, пропитана кровью, но фиванке и в голову не пришло, что это кровь Тэрона. - Что это? Удивленно спросила Кьяра, едва держась на ногах. Слуга печально опустил глаза в землю и ответил: - Мне жаль. - Что?! Почему тебе жаль, что это за тряпка!? Повысила голос Кьяра, дело в том, что фиванка уже начинала понимать, что это за лоскут ткани и чья кровь на нем. Глаза непроизвольно заслезились, и она подняла их на слугу Пелия. Кьяра почувствовала, как начинает терять силы, но не может подвинуться с места. Руки слабели, но она продолжала стоять. А слуга в свою очередь ответил: - Мне действительно очень жаль, но Тэрон мертв, - сказал он и оставил Кьяру одну. Девушка смотрела в пустоту, широко раскрытыми от ужаса глазами, в которых застыли слезы, как и само ее тело. Но они накапливались и постепенно спадали по щекам, а сама фиванка продолжала стоять на месте, держа перед собой окровавленный лоскут ткани. Позднее она просто заплакала, тихо и не слышно, понесла руку к губам, попробовала вытереть слезы, но у Кьяры ничего не получилось, она плакала тихо. Слезы лились ручьем из ее глаз. Сердце больно щемило. - Не может быть, нет… не правда. Не может быть, этого просто не может быть… Я не верю. Он жив, я бы почувствовала. Тэрон не мог умереть, оставить меня. Он ведь обещал. Нет, все вранье… вранье. Боги…. Вторила себе рабыня. Она почувствовала, что не может стоять на ногах и заливаясь слезами опустилась на пол, бросив лоскут с кровью. Фиванка убивалась потерей, хотя и пыталась себя убедить в обратном, послушать свое сердце. Но не смогла, все эмоции переживания… Тот трест, который держал все это за твердым железом порвался и все, что Кьяра хранила внутри выплеснулось на ружу. Она рыдала, как никогда в жизни. Силы покидали ее тело. Хотелось разбиться об этот пол, застеленный обычным ковром, прямо сейчас. Она склонила голову в рыданиях и лупила кулаками по нему. - Не может быть. Это не правда, нееет. Не правда, ложь… Они лгут. Не правда, боги, это не может быть правдой. Все за один раз исчезло, надежда на жизнь стремления, желание любить и быть любимой, появилось новое… Кьяра хотела умереть. Девушка больше не видела ни в чем смысла. Теперь ее рыдания не были тихими. Она дала волю своим чувствам и эмоциям. Настоящий плач женского сердца, разрывающий собою все вокруг. Неожиданно в дверях появилась Литея, она увидела свою рабыню свернутую калачиком на полу, которая до крови хваталась за ковер, натирая пальцы. - Кьяра, о боги, что случилось? – принцесса бросилась на колени к девушке, которая безудержно плакала, все лицо ее было мокрое от слез, и на нем отражалась неимоверная боль, глядя на которую также у Литеи кольнуло сердце. Настолько наяву проявлялась боль фиванки. – Что с тобой? Рабыня знала, что не может ничего никому сказать. Она постаралась ухватить дыхание, и успокоится. Когда Кьяре это удалось, она с трудом проговорила: - Боль…но. Про…сто… бо..ли…т. Сильно сбивчивое дыхание не давало Кьяре говорить, слова ей давались с трудом. - Мне про…сто… больно. Литея вспомнила про то, что недавно пережила Кьяра и про ее раны. Только теперь принцесса заметила бледность фиванки и подумала, что та говорит о физической боли. Хотя говоря это, Кьяра подразумевала душевную боль, боль утраты, но знала, что это воспримут не так. - Подожди, я сейчас! Я приведу лекаря, все будет хорошо, Кьяра, ты только держись, - робко проговорила принцесса и выбежала, требовала Амфисса сюда немедленно. Кьяра же откинулась на пол и взвыла. Где-то в этом время, в темном лесу взвыли волки, словно чувствовали боль родной души. Слуга Флианта вернулся к царю ни с чем. - Ваше высочество, в камере гладиатора пусто, стража мне сказала, что его уводили люди Пелия еще с самого утра и он с того момента не возвращался, - поведал тот. Флиант разозлился, ведь Тэрона искали достаточно долго, а вернулись только сейчас и ни с чем. - Что значит его увели люди Пелия с утра? – переспросил сдерживая свой гнев Флиант, но слуга стоял смиренно и ничего не отвечал. Тогда Флиант прикрикнул. – Пелия ко мне, немедленно! Тот кивнул и побежал за советником. Пелий знал, что заставлять ждать царя не стоит поэтому, как только узнал, незамедлительно явился к нему. Он прошел в кабинет к Флианту и улыбнулся своей подлизывающейся улыбкой, отвесил какой-то комплимент. Но царь был очень раздосадован. Лясы точить со своим советником он не собирался, слишком был разозлен, поэтому, как только Пелий подошел к столу, Флиант резко вскочил со стула и схватил советника за край хитона. Пелий растерялся. Он почувствовал, что запахло жаренным. Сегодня был день, который сменялся то белыми, то черными полосами. - Где Тэрон? – спросил Флиант. – Где мой лучший гладиатор?! - Я не знаю, - невозмутимо ответил советник, тщательно скрывая свой страх. Его могло выдать лишь сильное биение его немощного и каменного сердца. Флиант пустил Пелия и посмотрел на него крайне недовольным взглядом. Тогда сел обратно за свое кресло. А Пелий отряхнул и поправил свой драгоценный хитон. - Твои люди увели его утром из камер и больше он не вернулся. Пелий пожал плечами. Флиант знал своего советника, тогда продолжил. - Значит, я могу предположить, что ты выпустил этого человека на свободу. Поэтому поплатишься своей головой. Стража! – позвал Флиант и несколько здоровых мужчин тут же появились на пороге. – Взять его и отвести к палачу. Глаза Пелия наполнились ужасом, он был незамедлительно схвачен под руки воинами. Он попробовал сопротивляться и когда его потащили к выходу, Пелий понял, что делать вид, будто он ничего не знает дальше нет смысла. Флиант владел отличными методами убеждения. - Он в подземелье! Я велел посадить его в подземелье и приковать к стене, - по знаку царя стража пустила Пелия и удалилась. - Ты сам лично приведешь мне сюда моего лучшего гладиатора, если не хочешь, что бы твоя голова упала с плеч. О том, почему я не знал о нелегальном бое с участием Тэрона - я с тобой еще поговорю. А теперь ступай и немедленно приведи сюда его! Пелию не стоило повторять дважды. Он лишь спрашивал у судьбы, почему вдруг Флианту так стало необходимо увидеться с Тэроном. Ведь в ближайшее время царь не намечал никаких гладиаторских сражений на арене, поэтому Пелий лелеял надежду, поиздеваться над воином, как следует. А тут все вот как обернулось. Позже, когда в разговоре с царем Пелий узнает, что это Мирена ему посоветовала, он будет проклинать эту женщину и его неприязнь к ней возрастет еще вдвое. Несмотря на то, что советник царя вообще всех женщин не любил.
Тэрон: Флиант был в бешенстве, давно Пелий не видел его таким. По крайней мере, на него он прежде не брался повышать голос. А тут надо же, самый преданный слуга, ни разу не подводивший царя, чуть было не познал ту же участь, что и сам Тэрон, оказавшийся для правителя важнее верного советника. С таким исходом Пелий мириться не собирался, но пока что приходилось контролировать свою потребность в отмщении. К тому же имелась проблема куда посущественнее. И этой проблемой являлся гладиатор, которого советнику было приказано освободить. Первое, о чём тогда подумал змееподобный, так это во всех красках представил свою страшную смерть. Именно это и грозит, если он самолично, пусть и с охраной, отправится высвобождать Тэрона. Да воин просто убьёт его, на месте. Возможно, скажи Пелий ему правду о том, что Кьяра жива, он бы отсрочил себе смертный приговор, но во первых бесноватый плут не знал подробностей о самочувствии фиванки, разве только слышал, что она у Литеи. А во вторых – советник не находил себе большей выгоды в правде, нежели во лжи. Он желал довести гладиатора до сумасшествия, сделать так, чтобы тот сам принялся себя разрушать. Да, собственная жизнь змееподобному дорога, но и задуманная игра стоит риска. И дабы не потерять ни то, ни другое, Пелий решил схитрить снова. Он выполнит указ Флианта, но вместо себя за Тэроном отправит его наставника. Мелиагр не являлся его врагом, да и не всё ли равно, кто именно освободит воина, ведь его к царю доставит охрана, а не советник. Сам он будет в предвкушении ожидать прихода Тэрона, которого так и продолжит истязать весть о гибели любимой. Былая ненависть к правителю возрастёт вдвое, и, наведавшись к нему, гладиатор, несомненно, пожелает отнять его жизнь. И тут-то Пелий вновь будет ценим Флиантом, когда на того нападёт его лучший боец. Змееподобный даже воодушевился от собственной находчивости. Делая всё именно так, как и задумал, он встретился с Мелиагром, и без неуместных подробностей сказал наставнику, что царь возложил обязанность по освобождению Тэрона на него. Дескать это его ученик и пусть он сам его приведёт, а заодно проверит, в каком он состоянии. Многим было известно, что не с каждым человеком гладиатор находит общий язык. Но наставнику он вряд ли воспротивиться. Говоря о самом Мелиагре, так он пошёл на это только ради выполнения царского приказа, которого ослушаться не мог. Его последний разговор с Тэроном был не из лучших, и завершился опасным сражением, в котором не победил никто. Но наставник согласился с суждением мужчины, давая тем самым понять, что он окажет ему помощь и более не встанет на пути. Да, Мелиагр разделил позицию гладиатора. Однако он по-прежнему опасался провала, сомневался в собственных силах. А потому, не будь это приказ царя, наставник отказался бы лишний раз видеться с Тэроном. Даже сейчас, направляясь к нему вместе с тремя охранниками, он чувствовал что-то неладное. И не удивительно, ведь воин сейчас пребывал в подземной тюрьме, и за что его туда заточили не ясно. Дверь камеры открылась, и, несмотря на малый свет, проникавший в мрачную комнату, Мелиагру ещё долго приходилось привыкать к темноте. Но он сразу увидел могучий человеческий силуэт впереди. Недвижимый, стоявший на коленях, с вытянутыми в сторону руками, на чьих запястьях поблёскивала стальная поверхность браслетов, и цепей, прикреплённых к ним… тянувшихся к каменной стене… Голова Тэрона была склонена на грудь, упавшие вперёд тёмные волосы скрывали лицо. Он долго боролся с болью и яростью, что терзали его сердце, желая выбраться из мрака и найти свою единственную, воочию увидеть то, во что упорно не хотелось верить. И вот казалось, силы покинули его, помутнённый нестерпимыми мыслями разум, просто забылся в спасительном тумане безвременья. Но Тэрон оставался в сознании, хоть и на время будто провалился в поглотившую его разом бездну. Пытаясь рассмотреть его сквозь тьму, и замечая свежую глубокую рану на груди, Мелиагр начинал задумываться о худшем. Он собирался подойти к гладиатору, но наставника опередил один из охранников, зачем-то сунувшийся первым посмотреть, жив ли грозный пленник. Не придумав ничего умнее, стражник, у которого в руках было копьё, ткнул острым концом наконечника мужчине в левый бок. Никаких признаков жизни не последовало, Тэрон так и оставался недвижно стоять на коленях, не поднимая головы. Растерянно посмотрев на Меллиагра, охранник подошёл к воину ближе, и, бормоча ему нечто похожее на слово «очнись», дважды похлопал его ладонью по лицу. Это был очень глупый поступок. Ранее пребывавший в неком забытье вместе со своим хозяином, притихший зверь проснулся, и мгновением ока снёс глупого копейщика с ног, всею массой тела навалившись на него и оттолкнув к стене. Стражник не успел даже опомниться, как и не мог защитить себя, тяжёлый кулак в один момент раскроил ему бровь, ломал зубы, кости. Удары были яростные и очень сильные, Тэрон бил в лицо, грудь, живот, с таким пугающим гневом, как если бы хотел убить. Да, именно это он и намеревался сделать, ибо терзавшая его боль при пробуждении заявила о себе первой. Та самая страшная боль потери любимой женщины. И не зная, чем именно загасить терзавшие его муки, гладиатор в проявлении физической мощи давал выход своей злости. Цепи были длинные, и не сковывали движений рук, ибо попавший в западню охранник, так и не смог отдалиться, истекая кровью, он давно выронил своё копьё, и отныне больше походил на безвольную куклу, заготовленную для побоев. Он познавал страданья от того, кто мучился во сто крат сильнее, и чьи внутренние раны были куда более страшны. Не убей Тэрон несчастного, он бы его точно искалечил, но вмешавшиеся двое стражников, прежде потерявшиеся от такого неожиданного поворота, переманили внимание яростного воина на себя. Второму правда не удалось даже приблизиться к мужчине, что, сцепив руки в замок, развернулся и что есть мочи ударил охранника по голове, отчего тот отлетел в сторону. Третий воспользовался данным ему шансом напасть со спины, и уже устремил в гладиатора свой меч, но тот вовремя обернулся, и отбил удар стальным браслетом, сцеплённым на его запястье, да так, что яркая искра засверкала во тьме, на миг осветив зелёные глаза разъяренного от боли зверя. Резко выставив одну руку вперёд, прямо над стражником, Тэрон быстрым круговым движением обвил тяжёлой цепью его шею, и, встав позади, утянул за собой, принимаясь душить. Поражённый увиденным, Мелиагра, что прежде ожидал иного исхода со всем присущим ему терпением, более не мог оставаться в стороне. - Хватит! Тэрон, остановись! Послушай меня! Схватив гладиатора за плечо, наставник попытался оторвать его от уже полузадушенного охранника, но мужчина был глух к его настойчивым обращениям, а пылавшая в нём ярость делала его неутомим в стремлении отнять чью-либо жизнь. - Отойди! Голос Тэрона прозвучал гневно, таким же был и взгляд, когда он посмотрел на Мелиагра, а после с силой оттолкнул его прочь. Но наставник был почти что равен гладиатору по мощи, несмотря на возраст. Он не далеко отстранился, и вскоре, оказавшись вновь возле мужчины, Мелиагр сцепил массивные руки вокруг его торса, и чуть отведя Тэрона вбок, к стене, подался вперёд, скрепляя ладони на яростно сдавливавших цепи руках. И когда наставнику всё же кое-как удалось освободить задыхавшегося охранника, он вновь встал перед гладиатором, еле удерживая его, ибо тот с львиным рыком пробовал отшвырнуть Мелиагра в сторону. Оба мужчины вцепились друг в друга руками, скалясь от усилия проявить своё превосходство над соперником. Тэрон был моложе, сильнее и сейчас присутствующий гнев лишь более возвышал все его имеющиеся боевые умения и качества. Но наставник не собирался отступать, желая выяснить причину такого странного поведения воина. - Да что с тобой происходит?!.. Стена… Тэрон вновь ощущал этот могильный холод безжизненного камня, до крови царапающего его спину. Он чувствовал, как пальцы наставника сжимали его шею, а он в свой черёд крепко держал его за горло, а другой рукой сдавливал запястье, дабы высвободиться. Кому тут объяснишь, сколь невыносимо болела душа, и страдало сердце. Гладиатор никогда не испытывал такой боли, что сейчас нещадно разрывала его на части. Любовь… она оборачивается такою мукой для тех, кто теряет дорогого ему человека. Гибель друга в своё время сокрушила мужчину, но смерть Кьяры уничтожила его окончательно… Она была всей его жизнью… целью… мечтой… А теперь Тэрон снова во мраке, из которого уже нет выхода, остались лишь терзания в пустоте. - Он отнял её у меня… Слова воина прозвучали с таким глубоким отчаянием, что казалось, и мир вот-вот падёт от этого разрушительного плача погибающей души. Мелиагр сам застыл, удивлённо вглядываясь в лицо человека, чьих истинных чувств никогда прежде не видел, так умело он таил их внутри себя. Но вот, измученный зверь явил свой оглушающий жалобный вой над пеплом умирающей любви, которую не пронести в одиночестве… ибо пыткой будет каждый новый день, с чьим наступлением Тэрон будет искать среди лиц чужих женщин лицо той, что подарила ему надежду и смысл продолжать эту чёртову жизнь. - О чём ты говоришь? – недоумевал наставник, замечая, что воин уже не смотрит на него, слепыми глазами глядя куда-то сквозь. Он более не пытался оттолкнуть бывшего гладиатора, бездна снова поглощала его. - Нет, смотри на меня, Тэрон, смотри на меня. Скажи же, что случилось? Внезапно оживший взгляд мужчины вернулся к Мелиагру, который всё же отстранился, понимая, что борьба окончена, по крайней мере с ним самим. Тэрон так же отпустил его, отныне начиная противостоять самому себе, потому, как он не мог произнести вслух то, во что отказывался верить его разум. Но губы мужчины всё же раскрылись, дабы ещё раз вдохнуть воздуха, от которого зарождалась одна лишь рвота. Ему не нужны были слушатели, и их неумолимое любопытство, как и наскучили все эти бессмысленные вопросы, что ничего в итоге не изменят. Однако истерзанное страданиями сердце решило по-своему, дав ответ, содержащий саму суть его мучений. - Кьяра… она мертва… Так странно… Мужчина задумался над своими словами, никогда прежде не допуская, что смерть будет как-либо переплетена с именем его любимой. И почему он только поверил болтовне Пелия? Наверное, потому, что знал о гнусных замыслах царя, помнил о том наказании, о котором предупреждал его Бальдавир, но был уверен, что сможет защитить Кьяру, приблизив её к Литее, воин сделал всё, дабы его единственная находилась в безопасности. Но он её не уберёг… не сумел спасти… и все их мечты стали прахом… - Мертва?.. – переспросил наставник, думая, что ослышался. Но состояние Тэрона подтверждало обратное. - А ну вышли все отсюда. Живее! Мелиагр обращался к охранникам, что ещё приходили в себя после короткой, но надолго запомнившейся им схватки, с гладиатором. Они были не прочь как можно скорее покинуть камеру, где находился этот буйный воин, которого и троим не унять. Наставник не хотел, дабы при его разговоре с мужчиной присутствовали посторонние, а самому Тэрону было всё равно. Он вновь изучал глазами пустоту, понимая, что теперь и его душа была не светлее и не насыщеннее. - Как это произошло? – раздался поблизости голос Мелиагра, почти что сразу после того, как дверь камеры закрылась.- Тэрон, как это произошло? Бывшему гладиатору пришлось повторить вопрос, ибо он видел, что воин его не слушает. На самом же деле он просто не хотел ничего объяснять. Зачем? В сознании мужчины теперь зарождалась иная цель, не нуждающаяся в огласке, но требующая скорых действиях. - Спроси у того, чью тиранию ты славишь. Тэрон высказался так, словно совершил плевок в лицо, его просто уже начинало раздражать присутствие Мелиагра, что всё равно будет вновь отстаивать свои страхи, а эту чертовщину выслушивать воин не имел ни малейшего желания. Он видел перед собою Флианта, и уже представлял, как его ненавистный враг будет захлёбываться в собственной крови. - Не понимаю. Смерть Кьяры как-то связана с тобой? Поэтому ты здесь? Наставник допытывал, стремясь вытянуть хотя бы долю пояснений, пусть и сознавал, что ожидает невозможного. Но прежде Тэрон открылся, поделившись своим горем, и потому наставник решил, что у него имеется возможность выяснить, как всё на самом деле произошло. Но нет, пребывая один в своём несчастье, воин наблюдал спасение не в словах, а в совершении желаемой мести. Теперь это единственное, что могло держать гладиатора на данной земле. - Со мной будет связана только одна смерть, - сказал он, укрытый темнотой. - И пришло время ей свершиться. В отличии от Мелиагра, что не мог видеть его лицо, Тэрон имел возможность узреть всё, что отражалось в глазах его наставника. Слабые лучи солнца, проходящие сквозь решётчатое окно, освещали бывшего бойца арены, и тот был в смятении от услышанного. Ведь он понял, о ком говорил Тэрон. - По воле Флианта ты и освобождён. Он направил нас сюда с приказом привести тебя к нему. Мелиагр попытался оправдать царя, сам толком не знавший, за что воин был заключён в эту тюрьму и почему гнев правителя пал именно на Кьяру. Неужели об их отношениях прознали? Если так, тогда Тэрон должен был быть подвержен наказанию в первую очередь, и так вот наставник терялся в догадках, а что до гладиатора, то он не выказал никакого интереса, хотя в действительности весть о том, что их встреча с Флиантом состоится по приказу самого мерзкого тирана, мужчину устроила. И дальнейший его ответ очень насторожил Мелиагра. - Так выполняй. Тэрон молвил с былым спокойствием, но с такою явно угрозой, что у наставника не возникло сомнений: воин желает расквитаться с тем, кто погубил его женщину. И он достигнет своей цели, мужчина никогда не отступал, если на что-либо решался, а потому некогда побеждённые опасения, вновь взяли вверх над бывшим гладиатором, что заметно начал отступать назад, принимая прежнюю позицию. - Не знаю, что повлекло такие несчастья, но одумайся. Месть не вернёт тебе девушку. - Выполняй!.. Голос Тэрона изменился, став ещё более яростным, он терял терпение, понимая, что оставшись в этой клетке, попусту сойдёт с ума, если нет от собственных терзаний, то уж от поучений Мелиагра точно. Всё повторялось, былое согласие унеслось вместе с ветром, при котором оно произносилось. Наставник жил в страхе и не мог его искоренить, он полагал, что готов поддержать Тэрона в его намерениях, но они ужасали его, стоило только представить, какому хаосу подвергнется весь Наксос. Воину нечего терять, а вот бывший гладиатор не хотел лишаться своего дома, сменяя его на бесконечные скитания в поисках пристанища, или же вечной жизни во владениях Аида. - Горестная утрата навлекает на тебя безумие, Тэрон. Во дворце тебя не ожидает ничего, кроме гибели. Мужчина выходит на свет, не поднимая глаз, в них всё ещё присутствует звериная ярость, на время утихшая, но всегда готовая явить себя снова. - И отныне в ней моё спасение, - ответил Тэрон, подтверждая слова наставника о своей неминуемой гибели. - Но прежде я успею отправить в Тартар ещё одну душу, чей вечный покой во веки не будет обретён. - Как и твой. Оказавшись в царстве теней, ты будешь искать Кьяру вечность. Но никогда её не найдёшь. Таким, как ты нет места в том мире, где теперь пребывает она. Сказанное Мелиагром, не имело ни смысла, ни уместности. Но Тэрон знал, для чего ему всё это выговаривалось. Наставник хотел уязвить его даже в этом, убеждая, что месть тут бесполезна, а стало быть, её не стоит осуществлять. Сколько же глупости воин наблюдал в данных словах, сколько нелепых опасений и надуманностей. Бывший гладиатор относился к царю не менее пренебрежительно, он ему служил только ради хлеба и крова. Вот и всё, что вынуждало его приклонять колени. Быть может, Тэрону и вправду не суждено встретить Кьяру в ином мире. Но она будет отмщена, и, умерев, как сказано наставником, мужчина будет искать её, сколько потребуется… пусть даже целую вечность, которую надеялся провести только с ней. Обратив прожигающий взор на Мелиагра, воин поднял закованные руки, сделав безмолвный жест, и бывший гладиатор его понял. Но у него на этот счёт присутствовало иное мнение. - Не сегодня, - услышал Тэрон довольно предсказуемый ответ. - Побудешь здесь ещё несколько дней, а после может здравомыслие к тебе вернётся. Я найду, что сказать Флианту, ему не обязательно знать, что ты всё ещё здесь, моим словам он поверит. Я не хочу, чтобы во дворце поднялся переполох, смерть царя погубит всех нас и многое изменит, тебе это известно. Я собирался помочь рассудительному бойцу, принимающему решения бесстрастно. Но сейчас ты одержим болью утраты и злобой. Я не узнаю в тебе того человека, что прежде мог повести гладиаторов за собой и дать им желаемую свободу. Вот как. Выходит, Мелиагр был готов пойти даже против воли царя, только бы якобы уберечь его от гнева мужчины. Это не являлось уж таким неожиданным поворотом, и Тэрон лишь усмехнулся, вновь выставляя вперёд руки, на запястьях которых были видны кровавые следы от тщётных попыток высвободиться. - У гладиаторов всегда был только один лидер. И он стоит передо мной, ещё более порабощённый, нежели я в этих цепях. Мелиагр покачал головой. - Мне жаль, Тэрон. Я ведаю, какие сильные чувства ты испытывал к Кьяре. Но во благо остальных я не могу допустить смерть царя. Прости. Гладиатор резко подался вперёд, и цепи его натянулись, издавая звон и не пуская далее. Какой бы непоколебимый протес не выказывал влиятельный раб, никто воина здесь не удержит. - Зря растрачиваешь слова, - Тэрон вновь обрёл прежнюю сдержанность, не собираясь попусту растрачивать гнев, предназначенный для иного человека. - Твой царь сам меня ищет. День. На большее его терпения не хватит. А я могу ждать долго, время отныне потеряно для меня. И жизнь я не оставлю до тех пор, пока дышит твой ничтожный правитель. Наставник изменился в лице, понимая, что его попытки образумить и удержать гладиатора от опасных замыслов, так же никчёмны, как старания Тэрона освободиться от цепей своими силами. Мелиагр вновь стал прибегать к своеобразным способам защиты, стремясь оказать влияние, что было совершенно бесполезно, ведь перед ним стоял мужчина, которого и боги не смогли бы подчинить. - Я предупреждал тебя. Я говорил, что на войне нет места для любви, ибо, лишившись её, человек обретает врага внутри самого себя. Не должно всё закончиться вот так, Тэрон. Гладиатор вновь рванул цепями, эти путы душили его, а зверь, прежде утихавший внутри, свирепел и снова рвался на свободу. Мелиагр понимал, что чем дольше Тэрон будет находиться взаперти, убиваясь мыслями о мести, тем страшнее будет его гнев. - Уже закончилось, - низкий голос мужчины раздался ярым рыком. - И враг внутри меня станет мне братом и союзником в заключительном бою, который ты никак не предотвратишь. Можешь только продлить недолгие минуты существования изверга, чья власть неминуемо падёт. Наставник слушал гладиатора и ещё более ужасался, зная, что в Тэроне говорит не ярость, а истина. Всё именно так и произойдёт, если не хуже. Воин добьётся своей цели, он был не из тех, кто завершает жизнь самоубийством, мужчина погибнет в бою, такую смерть он для себя видел и приветствовал. - И тебе всё равно, что станется с остальными? - Худшей судьбы, уготованной невольникам здесь, они уже не познают. И я выбью душу из того, кто лишил меня моей собственной души, - Тэрон отстранился назад, вытягивая вперёд правую руку. - Ключ, Мелиагр. Сама смерть сошла с моего пути, дабы стоять подле, и ты меня не остановишь. Ключ. Долго двое мужчин смотрели друг на друга, глазами ведя ещё один решающий поединок. Мелиагр знал, что его противостояние действительно ничто иное, как пустая трата времени, он только разочарует царя, или ещё хуже, отвернёт его от себя, а Тэрон рано или поздно всё равно встретиться с правителем. Лучше всего придерживаться нейтральности, не принимая ничью сторону. Так наставник и думал поступить, подойдя к Тэрону и передавая ему ключ. - Я предчувствовал подобный финал. Но даже в моём сознании он виделся мне куда менее невыносимым. Освобождаясь от цепей, гладиатор не испытал того облегчения, на которое полагался, ему стало ещё тяжелее. Прежде, стремясь выбраться из камеры, он думал о любимой, рвался к ней, желая вновь обнять, вкусить сладость её губ, утешиться лаской её нежного голоса… Его ждали, и он знал, куда ему идти. А что теперь… только царь и желание его скорейшей смерти, вот и всё, что осталось от того счастья, которое Тэрон обрёл так ненадолго. Он немедленно последует во дворец, но прежде возьмёт кое-что. - Прикажи охране проводить меня до моей камеры и ждать поодаль. Зачем и почему не спрашивай, да и им ничего не пытайся объяснить. Пусть делают то, что велено. Вернув Мелиагру ключ, воин последовал к двери, за которой его ожидали стражники. Былой туман рассеялся, но Тэрон не ощущал в себе жизни. Он был уже мёртв, и только смерть его направляла. - Не лучше ли дождаться момента, когда гладиаторы сами пойдут за тобой? Так ты будешь не один. Мужчина остановился, некоторые доли секунды просто смотря вперёд, затем обернулся через плечо и прежде чем уйти, ответил: - Мне больше нечего ждать. Всё, что мне осталось довершить, я сделаю сам. Это только моя война. И я уже в ней проиграл…Тэрон вышел вместе с наставником, что сразу передал охране всё, о чём попросил его воин. Он следовал в свою камеру, не видя ничего вокруг. Какие-то неясные голоса рабов, и их хозяев, привычная суета того бремени, от которого было тяжко даже тем, кто не прогибался под ударами кнута, отлёживаясь на мягких лежанках. Всё это те же мертвецы, остались лишь немногие, кто ещё рвётся за пределы этих стен. Тэрон вспомнил Зефа, у которого была семья, вот он поистине жил и познал настоящую благость мира. Когда-то эта благость имелась и у бывшего военачальника, что был готов оставить все эти войны, ради спокойной жизни с девушкой, с которой обрёл самого себя. Без Кьяры мужчина не видел смысла своего существования, он и себя отныне потерял.
Тэрон: Пребывая в потоке боли и губительных мыслей, Тэрон не помнил, как оказался в камере вместе с Галатом, который сразу поднялся с постели, завидев его. Предчувствуя очередной натиск допросов, мужчина был не рад присутствию сокамерника, он даже не удостоил его взглядом, прямиком направившись туда, где давно хранился необходимый ему предмет. Увы, данная отрешённость не избавила воина от полившейся болтовни наёмника, как всегда пребывавшего в своём беззаботном и ограниченном мире. - Вот уж неожиданность, тебя тут все обыскались, - начал он, стараясь обратить на себя внимание, и даже не сразу заметив, что именно собрался делать гладиатор. - Амфисс забегал сам не свой, спрашивал, где ты, я ничего не сказал, откуда мне было знать, что тебя вывели на арену?! Поздравляю, кстати. Хотелось бы хоть раз увидеть тебя в действии. Представляю, сколько крови там было. Тэрон?.. Галат вдруг забеспокоился, и не удивительно, ибо мужчина, подойдя к стене возле, которой находилась его кровать, чуть склонился, и вытащил один плохо державшийся кирпич. И то, с каким взглядом он это делал, не могло не взволновать сокамерника. - Ты в порядке? Да на тебе лица нет. Сунув руку в образовавшееся отверстие в стене, Тэрон достал небольшой свёрток, раскрыл его, тогда в ладонях мужчины блеснуло что-то острое. - И это меньшее из того, что я потерял. Персидский кинжал… подаренный другом Ставросом. Вот и всё, что ныне дарило утешение. Но былого счастья Тэрон уже не испытает никогда, даже наблюдая последний вздох своего врага. Кинжал был в ножнах и с поясом, который мужчина закрепил на своих бёдрах, скрыв оружие под слоем ткани своего просторного одеяния. Таким образом он прежде незаметно пронёс кинжал сюда. Не думал воин, что подарок друга пригодится ему так скоро. Будучи теперь готовым ко встрече с царём, Тэрон устремился прочь из камеры, но ничего непонимающий Галат его остановил. - Ты опять уходишь? Но… как же наши тренировки… Разумеется, наёмник углядел кинжал, как и тайник в стене. Но зная характер Тэрона, он не решился так уж яро лезть со своим интересом. Как и готовился к тому, что мужчина проигнорирует его вопрос. Но тот ответил без какой-либо резкости или грубости: - Об этом позаботится иной человек. Ему можно верить. Тэрон был краток, его мысли занимало иное, да и сказал он больше, чем полагалось. Пора было уходить, а то ещё чего доброго, охранники начнут подозревать. Только он приблизился к приоткрытой двери, как вновь услышал наёмника, совершенно заплутавшего во множестве навалившихся на его голову доводов. - Погоди… а ты куда? Поединок ведь окончен. Тэрон замер, не обернувшись. - Остался ещё один. Последний. - Но ты же вернёшься? Не хотел воин ни перед кем объясняться, но, зная, что минуты его жизни давно сочтены, и не будет более возможности смолчать, когда окутает тишина вечная, мужчина решил высказаться напоследок, вновь повернувшись к наёмнику. - Никогда не ослабляй защиту, Галат. И бейся, сколько хватит тебе сил. Тогда даже познав поражение в неравном бою, ты оставишь о себе память, которая и после твоей смерти обречёт твоих врагов жить в страхе. Иной судьбы они не заслуживают. Слова, сказанные Галату, воин относил к самому себе. Да, может выйти и так, что враги его останутся в живых, но если погибнет царь, всем остальным недругам придётся несладко, их судьбы будут зависеть от тех, кто постарается прибрать к рукам власть убитого правителя и уничтожить его дочь. Тэрон отнимет у Флианта всё, жаль только правитель умрёт раньше, чем узрит закат собственного величия. Смерть уже приближалась к нему в лице мужчины, которого царь величал своим лучшим бойцом. Не бывать дружбе и союзничеству между ними. Как не бывать тьме единой со светом. В это время Амфисс, прежде собиравшийся остановить слугу Пелия, в итоге пересёкся с ним уже во дворце, и тот возвращался как раз с той стороны царских владений, где находились покои Литеи. Осознав, что опоздал, лекарь на миг растерялся, не зная, что делать. Идти прямиком к Кьяре и успокаивать её при дочери правителя было бы рискованно. Прежде следовало убедиться в подлинности слов бесноватого советника. С этими мыслями целитель отправился к Мелиагру, что, несомненно должен был подробнее знать всё, что произошло. Долго же он искал его всюду. В итоге с третьего раза длительных поисков таки застал наставника на малой арене подле новобранцев. Появление врачевателя обычно подразумевало что-то недоброе, по причине его не простых обязательств, связанных в основном с человеческими несчастьями. Вот и сейчас, заметив его, Мелиагр насторожился. И очень не зря. - Амфисс? С какою целью ты пришёл? Задыхаясь от длительной беготни и волнений, лекарь посвятил несколько минут приходу в себя и только потом ответил: - Давай отойдём сперва. К счастью наставника не пришлось долго уговаривать. Дав задание своим бойцам, он последовал вместе с целителем в сторону оружейной комнаты. Они шли медленно, Амфисс некоторое время отмалчивался, не начиная разговор. Он размышлял, как затронуть обсуждение того вопроса, ответ на который очень боялся узнать. Но находится в неведении было ещё тяжелее. - Вот о чём я хотел расспросить… - заговорил врачеватель, приглаживая вздыбленные от ветра и бега волосы. - Сегодня утром у Тэрона состоялся поединок. Ты знал об этом? При напоминании о гладиаторе взгляд Мелиагра стал суровее. Их последняя встреча произошла совсем недавно, и память о пройденном была ещё свежа. Наставник с трудом вернулся к своим прямым обязательствам, поглощённый думами о том, что сейчас могло происходить во дворце. Ему было известно, что Амфисс очень тепло относился к Тэрону, и если бы он о нём расспрашивал в иной другой день, менее трагичный, Мелиагр даже не придал бы этому значения. Но не теперь, когда каждая минута приближала гибель царя. - С началом каждого дня я отправляю стражу за бойцами. Тэрон отсутствовал на тренировке, и, разумеется, я знал, где он находился. Двое собеседников проходили вдоль малого двора, наставник иногда поглядывал на гладиаторов, дабы убедиться, что в его отсутствие те не надумали своевольничать. Амфисс вновь замкнулся в себе, чувствуя неминуемое приближение страшной правды. Однако он замечал, что Мелиагр был на редкость спокоен, хотя, по правде иным он его и не видел никогда, право же бывшего бойца арены удивить было сложно. Но даже в данном спокойствии целитель надеялся увидеть некий знак того, что все опасения напрасны, и Пелий попусту солгал. И вот пришёл момент истины, к которому Амфисс так и не сумел морально подготовиться. - А после того, как окончился поединок… он вернулся? Молчание, никто из двоих не сбавил шаг, но оба ещё более углубились в свои мысли. Надежда ещё оставалось, хоть и неминуемо гасла при взгляде на Мелиагра, чьё окаменевшее лицо уже дало врачевателю ответ. Всего одно слово. Но как же весомо оно изменило действительность. - Нет. Всё пошло прахом. Откуда было знать Амфиссу, что наставника огорчало совсем другое, он просто говорил правду, как есть, сам продолжая думать о царе и о том, что делать дальше, если будет шанс начать новую жизнь в мире, которого он не ведал. И каждый начал размышлять о своём, полагая, что его собеседник разделяет с ним его тяготы. Лекарь в конец опустил руки, теперь уже было бесполезно искать подвоха, когда всё подтвердилось человеком, которому было нельзя не верить. - Значит, это правда… о, боги милостивые…. Целитель отныне не знал, какое утешение подыскать для Кьяры, он и для себя то не находил подходящих слов, весь мир казалось перевернулся, верить уже было не во что. Видя скорбь врачевателя, Мелиагр подумал совсем об ином. Зная, что Амфисс очень хорошо относился к Тэрону, он было решил, что и его возлюбленную лекарь прекрасно знал. А стало быть, её смерть и потрясала целителя, пришедшего убедиться в том, что двое влюблённых действительно подверглись горестной судьбе. - Я искренне сожалею о том, что случилось. Это ужасная потеря. Так вот нелепо и вышло, Амфисс сокрушался смертью Тэрона, а наставник выказывал сожаление по поводу кончины Кьяры. Оба говорили и помышляли о разном, но думалось каждому, что ведут речи об одном. - И её не легко принять… даже не знаю, как быть дальше. Мелиагр внимательнее посмотрел на Амфисса, не ожидая прежде, что тот будет столь сильно горевать. - Не полагал, что для тебя это будет так тяжело. Убитый горем лекарь не особо задумался над словами наставника, иначе уже бы заподозрил что-то не то. Многие знали, что Амфисс был другом Тэрону, и разумеется, его гибель не могла его не потрясти. - Это был самый близкий человек для меня здесь, - сказала целитель, продолжая следовать неизвестно куда, своей дороги он уже не разбирал, а ведь на деле двое просто ходили по кругу. - За столь не долгое время ты успел проникнуться, как вижу. Да, помимо красоты, в том теле жила сильная душа, и она была любима. Амфисс остановился, недоумённо застыв. Всё же Мелиагр говорил как-то странно. Почему он затронул тему красоты? Разве так можно сказать о мужчине, тем более воине? Одно дело сила, и другое внешняя особенность. Ну да, Тэрон был не уродлив, однако вспоминая о нём, лично сам целитель задумывался о красоте в последнюю очередь. И всё же ответ наставника породил ещё один не менее важный вопрос. - Тело… где оно находится сейчас? Лекарь спросил как раз то, что следовало, и ничего в его словах не могло показаться неуместным. Но в итоге теперь Мелиагр смотрел на него непонимающе. - Почему ты спрашиваешь об этом меня? Очередное молчание. Оба смотрели друг на друга, как на сумасшедших, Амфисс так вовсе начинал думать, что наставнику уже давно пора на покой. - Как почему? – возмутился он, и его былая подавленность сменялась неудержимым эмоциональным всплеском. - Ты же должен знать, куда отвозят тела убитых гладиаторов. - Допустим, но причём тут они, не понимаю? После данного вопроса лицо Амфисса исказилось настолько, что не было сомнений: началось кипение в голове. Его округлившиеся глаза поражённо таращились на бывшего гладиатора, которому целитель еле доставал до плеча. Не хотелось думать, что такой мудрый и крепкий здоровьем мужчина повредился умом. - Что значит причём?.. – чуть не вопя отозвался уже совсем ничего не понимающий Амфисс. - Тэрон, один из лучших твоих учеников, мёртв! Где теперь его тело, спрашиваю?! Мелиагр, в свой черёд думавший, что это врачеватель что-то путает, ещё не успев отойти от своего горя, с тем же смятением глядел на него. - Мёртв? Быть не может, я ведь совсем недавно с ним разговаривал. В какой-то момент лекарю показалось, что он сейчас сам уже свихнётся. Переживая очередную паузу, Амфисс скрупулезно начал проговаривать про себя то, что донеслось до его ушей. Когда же он осознал, что ему не послышалось, и наставник говорил вполне серьёзно и рассудительно, самочувствие врачевателя грозила ухудшиться от столь частых потрясений. - Разго… что??.. Постой, постой… а о чьей смерти ты сожалел несколько минут назад? Многое теперь становилось понятным, и те странные слова, которым Амфисс поначалу не придавал значение, однако следовало наперво вернуть всё на свои места вместе с шокированным разумом. - О смерти его возлюбленной, Кьяры, - пояснил Мелиагр, притом с такой уверенностью, как если бы сам видел бездыханное тело девушки. - Что за ерунда…. - ещё более вспыхнул гневными эмоциями лекарь. - Кьяра жива и уже идёт на поправку. По-вашему я настолько бездарен в своём ремесле, что могу только трупы коллекционировать?!.. Так, стоп… Значит, Тэрон не погиб в поединке? Создатели мира, какое счастье, мои молитвы были услышаны! Где же он? Амфисс уже предугадывал недобрую весть. Вот сейчас он услышит что-то не менее пугающее. И не прогадал. - Во дворце, - не стал скрывать Мелиагр, до сих пор не верящий в свою слабовольную уступчивость, поспособствовавшую Тэрону в освобождении и отчасти в будущей смерти правителя. - Всё это время его продержали в подземелье прикованным к стене, и вот Флиант пожелал его видеть. Кто-то прежде сказал ему, что Кьяра мертва и сейчас он… - Отправился мстить за неё…, - договорил Амфисс не своим голосом, оборачиваясь в сторону дворца. - О, нет… Как давно он ушёл? Мелиагр полностью разделял опасения целителя, но зная, что сам уже ничего исправить не мог, он только проследил за взглядом своего напуганного собеседника, затем сказал: - Времени прошло достаточно, думаю, Тэрон уже у царя. Услышав именно то, чего более всего опасался, Амфисс понял, что просто обязан был успеть предотвратить хотя бы эту беду. Тэрон ведь был жив, а стало быть, и Кьяре найдётся, что сказать при встрече, но не сейчас. Сейчас надо было скороспешно действовать. - Беда… он же погубит себя… Мелиагр хотел добавить, что и все они вместе с гладиатором познают несчастье, он даже был готов отправить с лекарем своих охранников, на случай, если Тэрона удастся перехватить, иное же дело его удержать… Но Амфисс не стал ничего более слушать, бегом помчавшись во дворец. Теперь он знал правду, всю, как она есть. И только диву давался, какой же может быть настоящей, злобой пущенная, ложь. Как многое она может изменить, и сколькие жизни сломать за одну лишь брошенную тень. - Ну, Пелий, мерзопакостный змей… добраться бы до тебя… Что-то подсказывало целителю, что Тэрона он уже не остановит. Оказавшись во дворце, Амфисс первым делом направился в комнату переговоров, однако дверь была заперта. Понимая, что мужчина скорее всего находился в самом кабинете царя, врачеватель мигом последовал на второй этаж, и долго блуждал по нему, выискивая, не появится ли Тэрон. Лекарь даже решился постоять у двери кабинета, и послушать, не случилось ли чего. Но на свою неудачу был замечен Литеей, что с видимым волнением уже шла к нему. - Амфисс! Ты мне нужен!.. Как же лекарь хотел куда-нибудь спрятаться, провалиться сквозь землю, слиться со стеной, только бы ему не докучали потребности этого капризного ребёнка. Только не сейчас… не сейчас, когда Тэрон находился за дверью и рисковал своею жизнью. - Мне тоже кое-кто нужен, Литея, и времени мало. Амфисс почувствовал, как крепко дочь царя ухватилась за его руку, которую он попытался высвободить, но юная девушка не думала отступать. - Нет, не уходи! – взмолилась она, чуть не плача от безысходности и непонимания, почему ей не хотят помочь. - Там Кьяра… я не знаю, что делать… ей совсем плохо… Нехотя, Амфисс остановил свои попытки улизнуть, тяжело вздохнул, и посмотрел за спину Литеи. Он понимал, что происходило с Кьярой, но отправиться сейчас к ней, это значит, упустить возможность помочь гладиатору в случае беды. - Это я виновата… - продолжала себя корить наследница. - Ей нужен был покой… а я всюду её с собой водила… дура… дура… - Да если бы дело было в тебе… - тихо самому себе проговорил целитель, сознавая, что выбора у него не было, следовало для начала отправиться к Кьяре, успокоить её, а там уж глядишь и Тэрон объявится. – Ой, ладно, идём быстрее. Амфисс не ошибся, полагая, что Тэрон был уже у царя. Могло ведь выйти и так, что Мелиагр просто спутал время, ведь гладиатор прежде наведывался в свою камеру, а, следовательно, они с лекарем вполне могли встретиться по дороге во дворец. Но нет, воин пришёл раньше, и проводившие его двое избитых стражников благо не предстали в подобном виде перед своим правителем, или кем-либо из его подчинённых. Тэрон выглядел не лучше их, ведь с финала недавнего поединка, у него не было возможности привести себя в порядок, а теперь было незачем. Не утихавшая боль в сердце придавала глазам мужчины ещё более нечеловеческий взгляд, а давно высохшая кровь на лице и всём теле, лишь подчёркивала эту звериную дикость его озлобленной души. Думал ли Тэрон о том, где сейчас находилась его любимая? Да, он об этом думал, даже собирался заняться поисками Мирены, но не смог. Мужчина хотел запомнить Кьяру живой. Такой, какой она была, когда они познавали счастье вместе. Он страшился узреть смерть в её лице, страшился больше никогда не увидеть её улыбку… не почувствовать тепло её губ… не услышать мелодию любимого голоса… Гладиатор вошёл к царю без кандалов, совершенно свободный в задуманных действиях. Флиант был не один. По левую руку от него, как и всегда, стоял Пелий, прежде что-то старательно показывавший ему на карте. Он вскинул голову, и его хищные глаза округлились при виде человека, который в свете дня сейчас выглядел ещё более устрашающе, нежели в темноте. Дверь закрылась, но Тэрон так и остался стоять у выхода, яростно оглядывая двоих его врагов. Ничего не ведавший Флиант, поразился лишь тому, что его боец не омылся после освобождения, а ведь правитель мог бы подождать, чего ради заходить в его дворец, да пугать людей. Но им было что обсудить посущественнее. Говоря Тэрону подойти, Флиант приказал Пелию оставить их наедине. Вот это пожелание не понравился советнику совершенно. Ведь если гладиатор нападёт на царя, то будет шанс хоть позвать на помощь, а так… Но против воли повелителя идут лишь смертники, и Пелий неохотно подчинился. Его ещё пугал тот факт, что проходить придётся как раз подле грозного воина, ранее стремившегося его умертвить. Но почему-то змееподобный решил, что при царе Тэрон нападать не будет, а потому, слегка ссутулившись, советник направился к двери, стараясь не смотреть стоявшему напротив него зверю в глаза. Но тот никого выпускать не собирался. Стоя живою стеной на пути, мужчина дождался, когда Пелий подойдёт как можно ближе. И когда это случилось, широкая ладонь воина, в момент сжалась в кулак, что со всею яростью сердца устремился в грудь бесноватого мерзавца, отшвырнув его к столу Флианта. Царь тут же поднялся, не веря тому, что предстало перед его взором. Бросая взгляд на корчившегося на полу и стонущего от боли советника, правитель постепенно начинал понимать намерения своего лучшего бойца, которым не так давно начинал гордиться. Тэрон продолжал стоять у двери, и глаза пробудившегося в нём зверя гневно глядели на того, кто отнял у них единственный смысл не только видеть этот проклятый мир, но и жить в нём. Мужчина вышел вперёд, держа правую руку у бедра, возле которого под широким одеянием висел его кинжал. Сейчас всё и закончится. А вместе с тем исчезнет и боль, зарождённая гибелью той любви, которая, казалось, способна пронести свой свет в вечность… что теперь заключена в одной лишь темноте.
Kyara: Боль… она бывает разной. Кьяре очень болело, но не глубокие раны были тому причиной. Они еще недостаточно зажили, но это было ничто по сравнению с тем, что сейчас ощущала фиванка. Это была настоящая боль, которая в стократ превышает физическую, уничтожает разум и разрушает душу. Было больно настолько, что тяжелый крик просто не удержался внутри и вырвался на ружу. Литея ошиблась, не лекарь Кьяре сейчас был необходим. Известие о потерянной любви так сильно ранило душу, что казалось сейчас вот-вот сотни иголок, которые слегка пронзают сердце, сделают это окончательно и рабыня упадет на пол безжизненным телом. Ей этого хотелось. Она сидела и завывала подобно волчице, слезы лились неудержимым потоком из ее глаз. Кьяру ничего не волновало, мир перестало для нее существовать, а сама жизнь потеряла любое значение. Вот она боль… Сердце неистово билось, в спине жгло, Кьяра чувствовала какую-то потерю сил. Она хотела умереть и на том свете встретится с Тэроном. Зачем жить, если нет рядом любимого? Зачем кому-то служить, зачем вообще существовать? Вместе с Тэроном пропала и надежда на будущее, как и желание продолжать свою судьбу. Кьяра испытывала боль однажды душевную и не один раз. Её душу ранили, убив на ее глазах родителей, следом пропажа подруги не давала покоя по ночам, ну и в завершение возвращение Кассия… не такого, как прежде. Не того, к которому девушка испытывала нежные чувства. Этот груз ответственности фиванка несла на своих плечах. Казалось бы, пережив столько всего, ты можешь стойко встретить еще какую-либо опасность или потерю. Но нет. Узнав о Тэроне Кьяра ощутила такую боль, что не просто ранила душу, а буквально убивала ее. Кьяра билась руками об пол, не замечая красноты и гематом, которые потихоньку проявлялись на ее запястьях. Она ничего не чувствовала, она мертва… Могла ли Кьяра рассчитывать на какую-то надежду, могла ли верить теперь во что-то? Конечно же нет. Она была убита и практически довела себя до безумия. Фиванка эмоциональна по своей натуре. Увидев этот клочок, а затем слова произнесенные слугой, Кьяра даже не подумала, откуда он прислан кем и зачем кому-то нужно, что бы Кьяра этого знала. Разум – это очень интересная вещь, но он абсолютно бесполезен, когда на первый план выходят эмоции. Кьяра восприняла все эмоционально и это убило ее. Еще некоторое время она вот так пролежала на полу, истязаемая душевной болью и слезами, но ей хватило сил поднять голову. Если бы кто-то сейчас находился рядом и видел, как фиванка приподняла голову, привстала на руках и встретился с ее яростным взглядом, этот человек пришел бы в немой ужас. Кьяра сейчас выглядела устрашающе горе сплелось вместе с горячими эмоциями что и способствовало воплощению того безумия, которое скрывалось внутри девушки. Безумия, которое ничто не способно остановить, если она сама того не пожелает, а название этому состоянию – дикость. Кьяре показалось, что она почувствовала где-то рядом стаю волков, как сердца этих животных бились в унисон с ее сердцем, которое стало холодно, оно просто замерзло. Кьяра вмиг прекратила всякие рыдания. Фиванка глядя на одну точку, медленно поднялась на ноги с опущенными по швам руками. Она смотрела на выход, куда умчалась Литея за Амфиссом. Рабыня улыбнулась уголком губ. У нее появился план… план лишения собственной жизни. Кьяра вспомнила про кинжал, который втихаря брала у Бальдавира. Его она не вернула. Поэтому девушка быстро подошла к шкафу и стала активно рыться там. Откуда-то ни возьмись в руках и ногах появилась непонятная сила, дающая второй шанс телу девушки. Но зачем? Она не собирается больше жить. Наконец, Кьяра нашла его. Она нервно извлекла кинжал, отбросив ножны в стороны, и безумным взглядом уставилась на чистое и идеально отполированное лезвие. Кьяра взялась за рукоятку обеими руками и направила нож к груди туда, где билось ее сердце. Лезвие застыло прямо у линии сердца буквально за сантименты от смуглой кожи девушки. Кьяра тяжело вздохнула и прикрыла глаза. - Не плачьте по мне, родные души. Произнесла девушка, обращаясь к животным, которых чувствовала. - На этом мой путь окончен. Она занесла над собой кинжал, что бы резко ударить в грудь безошибочно и точно, для того, что бы покончить со своей жизнью раз и навсегда. В прошлый раз она не смогла. Тогда Кьяре казалось, что она в отчаянии и хотела покончить жизнь самоубийством, только не нашла для этого сил. Тогда девушка решила не принимать пищу, зачахнуть… но также в этом пропала необходимость, ведь она встретила Тэрона. Как только мысли девушки коснулись ее воспоминания о мужчине, которого любила… первый поцелуй в саду, его такие нежные прикосновений невероятно сильных рук, теплый взгляд зеленых глаз. Перед глазами пробежалась та замечательная ночь, которую Кьяра провела вместе с ним. Всего этого больше не будет. Рабыня не увидит тепла любимых глаз, не прикоснется к его губам, никогда не почувствует его сладостных объятий. Это убивало, потеря любимого крушила Кьяру изнутри. И вот, нож отправился навстречу сердцу, и только лезвие должно было пронзить плоть, как Кьяра услышала завывание волков. Неизвестно, или это в лесах Наксоса выли волки, либо же все это проделки безумия Кьяры. Но она остановилась. Из закрытых глаз потекли слезы по щекам. Кьяра тяжело вздохнула и опустила нож, затем медленно открыла глаза. - Не это тело должен пронзить кинжал. Сказала Кьяра улыбнувшись уголком губ. Улыбка была далеко не доброй и даже не красивой. Кьяра выглядела безумной. Её глаза блестели подобно глазами озлобленного волка, готового защищать себя и свою стаю… волка, которого затравили и который готов отомстить. Зачем убивать себя, если можно отомстить? Да, именно это и сделает Кьяра. В душе девушки появилось неистовое желание перебить всех, кто попадется на ее пути. Она знала, что ей не выжить в плане своей мести, но она удовлетворит себя. Сердце дико колотилось в груди. Боль от ран в спине еще сильнее распаляла ее душевный огонь и желание бороться. Белое платье, в котором она была сейчас уже не выглядело столь привлекательно, как тогда когда рабыня выходила вместе со своей хозяйкой на прогулку. Оно было промокшее слезами Кьяры, на нем остались пятна от пола, но это не волновало Кьяру. Девушка с силой рванула заколку на волосах и та вылетела из головы разлетевшись вдребезги. Те волосы, что были заколоты, упали длинными локонами Кьяре на плечи. Она призрак, не более. Ни чувств, ни эмоций – лишь непреодолимое желание мстить и ничто ее не остановит, ибо Кьяра уже мертва. Остатки разума все же заговорили в ней. Так просто с ножом в руках по коридорам не пройти, где-то да стража ее остановит, поэтому девушка развернулась и нацепила на себя хитон, висевший в шкафу. Хитон, предоставленный Литеей, как одежда для ее рабыни. Кьяра набросила на себя этот темного оттенка хитон и скрыла под ним нож. Затем, не видя перед собой ничего кроме ярости и желания проливать кровь… вражескую, Кьяра покинула покои принцессы, не обращая внимания на боль, недомогания. Ноги сотрясала дрожь, она ведь еще не оправилась от того жестокого наказания. Но все же ярость давала силы. Медленно переплетая ногами, сама не своя Кьяра отправилась по коридору. Здесь она встретила девушку служанку. Она не была рабыней. Их отличать Кьяра научилась от обычных служанок. Фиванка схватила девушку за руку и резко развернула к себе. Та с широкими и изумленными глазами уставилась на Кьяру. Вид у Кьяры был не из лучших, а наоборот пугающая бледность, мокрое лицо, красные от слез глаза. Это напугало девушку, и она вся зажалась. Кьяра ослабила хватку и хриплым голосом произнесла, предавая интонации всю ненависть, на которую только была способна: - Где Пелий? Девушка все еще испуганно глядела на рабыню, но отвечать не торопилась. Она не должна была и мало того, не обязана. Тогда Кьяра усилила хватку, надавливая на запястье нежной белой руки служанки. Та слегка взвизгнула и ответила: - Он у царя, в его кабинете. Только отпусти, больно! Кьяра отпустила. - Где кабинет царя? Служанка ответила Кьяре даже объяснила, как пройти, и поспешила поскорее убежать отсюда. Рабыня постояла некоторое время на месте, поджав губы. Вторая ее рука скрывалась в складках хитона и еще крепче сжала рукоять кинжала. «Иду на смерть» - подумала она и сделала несколько шагов к выходу из коридора. Кьяра спустилась этажом ниже и отправилась в крыло деловых переговоров, там и находился рабочий кабинет царя. Но здесь она столкнулась лицом к лицу с Миреной. - Боги, Кьяра! – воскликнула женщина и обняла подругу, в то время, как сама Кьяра оставалась равнодушна и не подняла даже руки, что бы прикоснутся к ней. Злобно горящие темные глаза устремились куда-то вдаль. Когда Мирена отпустила Кьяру, то ужаснулась. – Ты плохо выглядишь. Как же это… мне жаль, мне так жаль, Кьяра. И я не могла тебя навестить, потому что путь к Литее мне заказан. - Все в порядке. Бесстрастно ответила Кьяра, глядя куда-то перед собой. - Я слышала, что с тобой случилось. Это ужасно, Кьяра… Мира не успела договорить, ибо рабыня перевела на нее взгляд и в первые в жизни наложница царя испугалась чьего-то взгляда. В нем кипела ярость, огонь, месть и злоба. Наверно, на всю жизнь Мирена запомнит эти страшные глаза подруги, которые не так давно светились надеждой. Женщина не находилась, что ответить. Она неоднократно открывала рот и губы ее даже пошевеливались в отчаянной попытке что-то сказать, но она так и не смогла. Кьяра поняла, что поставила в такое положение подругу своим внешним видом и взглядом. Пожалуй, это было единственное, о чем сейчас пожалела фиванка, ведь Мирена не заслуживала такого. - То, что случилось со мной не имеет никакого значения. Тихо произнесла девушка с прежним равнодушие и холодностью в голосе. При этом Мирена еще больше ужасалась. Кьяра говорила, как смертница. Женщина многое повидала на своем веку и прекрасно знала о поведении смертников. Но она не хотела, что бы ее подруга оказалась в рядах этих людей. Не нужно было еще о чем-то говорить, Мира и без того догадалась о том, что не все в порядке и Кьяра желает что-то совершить. - Что ты задумала? – произнося это Мира заметила, как дрогнул ее голос. Она сглотнула и постаралась взять себя в руки, надеть маску невозмутимости, но это у нее плохо получалось, ибо наложница царя привязалась к юной девушке и чувствовала к ней теплые дружеские чувства. - Барабаны… Кьяра сделала паузу. - Я слышу ритм своего сердца. И оно мне говорит одно… Фиванка не договорила. Мирена могла испугаться планов, которые та вынашивала, поэтому не стоило говорить все. Но по глазам женщины Кьяра поняла, что она обо всем догадалась. Мало того, наложница царя скользнула взглядом по Кьяре и заметила руку, скрытую в хитоне. Мирена моментально догадалась. Она серьезно посмотрела на подругу. - Не делай этого. Зачем ты губишь себя? - Просто не мешай мне. Настойчиво произнесла Кьяра и собралась идти дальше, но Мирена ухватила рабыню за ту руку, которая судорожно сжимала кинжал. Кьяра гневно посмотрела на женщину. - Пусти! Та отчаянно закачала головой. - Нет, ты наделаешь глупостей. Я не могу позволить тебе угробить себя. Кьяра вздохнула и резко вырвала свою руку, теперь уже показывая кинжал, иначе ей бы не удалось вырваться. - Я попросила не мешать мне! Строго сказала Кьяра и только Мирена попробовала протянуть руку, что бы остановить рабыню, как та сделала блокирующий жест, последний и предупреждающий. В глаза Кьяры Мира видела дикость, необузданность, видела, как ее горячие эмоции рвутся на ружу и понимала, что ничего с этим не сможет поделать. Наложница царя опустила руку и решила отпустить Кьяру. Судя по тому, куда отправилась рабыня, Мирена поняла, что она идет к Флианту, а значит ее нужно остановить. Стражу Мира не позовет, иначе это плохо отразится для Кьяры. Нужен кто-то, кто смог бы ее остановить. Мира побежала коридорами в поисках того, кому можно было бы доверять. В это время Амфисс и Литея бегом отправились к ее покоям, но как удачно Мирена оказалась на их пути. Встретившись с дочерью женщина на миг растерялась. Она застыла на месте, глядя на свою красавицу заворожено и с такой материнской нежностью, которую Литея, к сожалению, была не способна понять. Но Амфисс привел Мирену в чувства. - Что-то случилось, Мирена. Мы спешим к Кьяре, - сказал он, но женщина ухватила его за руку. - Ты же мужчина, верно? - Мирена посмотрел на рядом стоявшую Литею, не продолжая. Принцесса издала легкий смешок, который разозлил Амфисса. Мирена явно не имела в виду то, что сомневается в его мужественности. Здесь было что-то другое, она запнулась именно из-за принцессы. Чувствуя, как дочь царя раздражает лекаря, он развернулся к ней. - Ваше высочество, не могли бы вы отправится сейчас к Кьяре и распорядится, что бы слуги принесли мне таз с чистой и ледяной водой. - Да, конечно, - ответила девушка и побежала. Как только ее не стало Мирена еле оторвалась от места, где скрылась ее дочь, с которой видится не позволено и преодолевая свои чувства женщина посмотрела на лекаря. - Кьяра… у нее оружие она отправилась к Флианту, видимо, хочет отомстить за то, что он причинил ей боль. Нельзя этого допустить, ее убьют там! Так я подумала, что ты мужчина и ты сможешь ее остановить. Мне не к кому больше обратится. - Что? – Амфисс нервно потер переносицу. – Она пошла туда? Ох, Мирена, боюсь, ты переоцениваешь мои возможности. Остановить Кьяру, мне? Да я.. да мне… я попробую. В итоге заключил Амфисс и они буквально бегом помчались к кабинету Флианта. В это время Кьяра уже стояла у двери. Здесь была стража, которая тут же ее остановила, но Кьяра ловко с ними справилась. Она не использовалась кинжал, лишь несколько ловких движений и оборотов, как двое мужчин лежали у двери. Кьяра сама удивлялась, той силе, которая проснулась в ней и ей это понравилась. Девушка достала кинжал и медленно протянула трясущуюся руку, что бы открыть дверь. Как вдруг услышала за ней разговор. Говорил Флиант, что-то там поддакивал Пелий. Сердце Кьяры сжалось… ведь она услышала имя своего бога… Кьяра нахмурилась, и теперь уже прислонилась ухом к двери, но почему-то все затихло, только ей показалось, что она чувствует его рядом… - Тэрон… Прошептала она, как за спиной услышала волокиту, откуда-то ни возьмись, появился Амфисс, чуть ли не взвизгнул, когда увидел двое валяющихся стражников и обнаженный кинжал в руках Кьяры. - Милостивые боги! Ты убила их?! Кьяра развернулась, но ничего не ответила. Увидев еще большую бледность на лице девушки, сам Амфисс перепугался. - Я иду внутрь. Сказала Кьяра, но Амфисс стал перед ней. - Не пущу тебя, - прошептал он. Кьяра только хотела его убрать со своего пути, как лекарь ловко извлек из сумки пахнущую тряпицу и приложил к лицу Кьяры. Она непроизвольно вдохнула, не успела ничего предпринять, как голова закружилась, а пол буквально исчез, она валилась с ног. Но Амфисс и Мирена подхватили девушку и понесли к Литее. - Забери ее кинжал, - сказал Амфисс Мирене. Женщина подняла кинжал и спрятала его в складках платья. По дороге Амфисс размышлял, как объяснит отсутствие Кьяры в покоях, что же сказать, но ничего ему на ум не приходило. Откровенно говоря, он зря старался, ибо Литея, когда мчалась исполнять просьбу лекаря, наткнулась на своего лучшего друга и там за раз забыла все, о чем ее просили. Она отправилась дальше с ним бродить дворцом увлеченная его рассказами, хихикая и улыбаясь. Придет время и эгоистичная принцесса научится думать о других. В данный момент ее такое поведение было на руку всем. Так что Амфисс и Мирена без труда отнесли Кьяру в ее покои. По пути им никто не встречался, все прошло благополучно. Как только Кьяру положили на кровать, Мирена извинившись перед Амфиссом, поспешила скрыться, ибо ей здесь находится нельзя.
Тэрон: Сегодняшний день грозился запомниться людям, как самый трагичный. Несчастье могло нанести серьёзный ущерб обеим сторонам. Со смертью царя покой в Наксосе будет позабыт, жестокая борьба за власть усыпит этот остров погребальным кострами, в городе не останется ни одного человека, который не потеряет близких ему людей. Кто-то погибнет на войне, а кто-то умрёт в скитаниях, и благо, если оставшимся в своих домах достанется справедливый правитель, и всех их не вырежут прежде, чем они задумаются подчиняться им или нет. Лучшего не приходилось ждать и после смерти Тэрона, что является примером для большинства гладиаторов, сражавшихся, дабы встать вровень с ним, а не угодить ненавистному царю. Вполне может выйти и так, что если кто прознает о том, как именно он погиб, рабы могут взбунтоваться, или же чинить разбой. А на то, чтобы их утихомирить понадобиться не малое количество солдат. А сколько их падёт в разгар схватки… Но больше всего Амфисс беспокоился не о процветании города, и не о рабском неподчинении. Лекарь думал о двух любящих друг друга людях, которым стремился помочь. И знал, что от его промедлений зависела жизнь Тэрона, а следовательно и Кьяры, которая сейчас мирно спала в специально уготованной для неё комнате. Ведая, что девушка ещё не скоро проснётся, целитель собирался поспешить в кабинет царя. Да, он вполне был к этому готов, бояться чего-либо было уже просто бессмысленно, когда самое страшное могло ожидать именно в случае бездействия. И не придумал ничего лучше, как разыграть небольшую сценку перед своим правителем, а заодно отвести беду от гладиатора, который – надеялся Амфисс – ещё не сотворил задуманного убийства. Надеюсь, что отсутствие Литеи не продлиться долго и скоро она хоть последит за своею служанкой, что ещё длительное время будет приходить в себя, врачеватель вышел из комнаты, действуя с максимальной спешностью. Оказавшись в коридоре, он завернул в альков, туда, где стояла небольшая статуя прадеда Флианта, ликом и густотой бороды и волос напоминавшая образ Зевса. Лекарь скрылся в нише, дабы не быть замеченным стражей, ибо то, что он намеревался сделать в дальнейшем, могло вызвать у них неуместные подозрения. А делал он вот что. Подойдя к одному из факелов, висевших на стене ниши, Амфисс потянулся рукой к металлической чаше, что находиласьпод факелом, для сбора пепла, который оставался от огня. Им то лекарь и принялся себя обмазывать, уделяя больше внимания своему хитону, не перебарщивая, дабы всё выглядело правдоподобно. А после стал разрывать подол своего длинного одеяния, изображая всё в таком виде, будто подвергся нападению. Обезобразив свой хитон как только можно, Амфисс выбежал из алькова, стрелой направляясь к правителю. Сам Флиант тем временем недоверчиво разглядывал своего сильнейшего бойца. Чувствовалось в нём нечто угрожающее, да вот только не мог понять царь, что именно заставляло думать об опасности. То ли внешний вид мужчины, будто только что вернувшегося с войны, то ли всё дело было в его загадочных глазах, сурово глядевших на царя. Тэрон ожидал, что тот всё осознает и быть может даже попытается отыскать что-нибудь, что заменит ему оружие в этой непредсказуемой схватке. Но Флианта оставался на своём месте, совершенно ни о чём не подозревая, видимо, уже привыкший к грозной молчаливости своего раба. Гладиатор пристально следил за ним, отражая внешнее спокойствие, когда внутри него всё бушевало. Рука, удерживаемая у бедра, на котором висел заготовленный убить кинжал, вот-вот высвободит его из ножен, как вдруг царь делает несколько шагов вперёд, переводя внимание на Пелия, со страхом ползущего к нему, и молвит с ухмылкой: - Очень верно, Тэрон. С этим самонадеянным ничтожеством я бы поступил похожим образом за проявленное им своеволие, недостойное моего доверия. Ты ли поступил достойнее того, чьё тлеющее от злобы тело грозишься затоптать ногами?! Тэрон не двигался, прожигая яростным взглядом своего врага. Униженный советник искал у него защиты, он так и оставался лежать на полу, и со страхом глядеть на мужчину. И данный страх отчасти был притворным, Пелий даже пропустил мимо ушей оскорбительное замечание своего господина, который всё равно очень скоро поменяет своё отношение к воину, когда тот попытается перерезать ему горло, а верный слуга Пелий тут же явится на помощь и напустит на неверного раба стражу. Наивный ход, ещё более бессмысленный, и даже странно, что советник этого не учёл. Ведь Тэрону ничего не стоило за раз убить их обоих, змееподобный не успеет и пискнуть, как отправится в подземный мир, познавать заслуженные муки вместе со своим глупым царём. Гладиатор позволял ему говорить только потому, что выжидал момента для нападения. Он не собирался убивать Флианта быстро. Пелий будет первым, кого настигнет персидский кинжал, а после никакая охрана не вмешается в уготованную казнь. - Тебя вынудили участвовать в боях неодобряемых мною, просто нелепость, - продолжал говорить правитель Наксоса, не подозревая, как близка его смерть и она всё так же смотрела на него глазами Тэрона. - Где видано, чтобы лучшего гладиатора царя отправляли биться со всяким сбродом любителей, да ещё не по его указу. Ты устал, Тэрон, и уместно было бы позволить тебе отдохнуть. Но то дело, которое у меня имеется к тебе, не терпит отлагательств. Присядь. Разговор, что нам предстоит, требует твоего неуклонного внимания, отныне будущее Наксоса зависит только от тебя. А ты, - Флиант обратился к Пелию, которому видно уже начинало нравиться лежать на полу. – прочь с глаз моих, пока я сам не пожелаю тебя видеть. Да подумай над тем, какая участь могла тебя ожидать за то, что ты придал своим словам больше значения, чем слову царя. С этими словами царь направился к своему столу, а его советник, исказившись презрительной гримасой, неуклюже стал подниматься, и недовольно косясь на Тэрона, поковылял к двери, нарочно идя очень медленно, да поглядывая, что же будет делать гладиатор. Пелий остановился у самого выхода, когда мужчина стал медленно приближаться к Флианту, будто бы собираясь сесть на один из расположенных у стола стульев и начать разговор. Но Тэрон и не помышлял об этом, и советник, разумеется, всё осознал, предвкушая момент, когда наступит его черёд действовать. Воин встал напротив царя, всё так же держа руку у сокрытого под тканью кинжала. Планы изменились. Тэрон был готов отпустить Пелия, пусть уходит, он всего лишь пешка в этой подходящей к финалу игре. Настоящий убийца сидел сейчас напротив и непонимающе смотрел в глаза своей приближавшейся гибели. Ладонь Тэрона мигом нащупала рукоять клинка, он бы нанёс удар в ту же секунду, но внезапно дверь, ведущая к выходу, резко отворилась, и в комнату с криками вбежал испачканный, оборванный Амфисс. В помесь к его звонкому голосу примешались ещё и вопли советника, не успевшего отскочить в сторону, а посему змееподобный неминуемо был сбит и придавлен лекарем к полу, на который они оба свалились. Всё задуманное пошло прахом. Флиант, как ошпаренный, вскочил со своего места, не сразу признав в орущем человеке, больше напоминавшем бродягу, своего незаменимого целителя. Тэрону пришлось отступить, в его взгляде мало что изменилось, разве только ярость, переполнявшая душу, стала ощутимо острее. С криками отталкивая друг друга, Пелий и Амфисс силились встать. Врачевателю это удалось сделать раньше, и то отчасти, ибо поднявшись на колени, он в таком положении и направился к Флианту, размахивая руками и довольно эмоционально рассказывая: - Ах, мой господин, несчастье! – начал лекарь свою историю, которую придумывал буквально на ходу. - Средь бела дня я потерпел нападение от разбойников… они набросились на меня подобно разъярённым волкам, забрали все деньги, что я взял для приобретения необходимых трав, в итоге меня втоптали в грязь, и чуть на тот свет не отправили. Мой повелитель, я публично унижен, обворован, и подвержен жестокому обращению!.. Амфисс бегал по комнате на коленках, испытывая самые наихудшие ощущения, его лицо искажалось от боли в ногах, что придавало ещё больше правдивости его выдумке, и со стороны казалось, будто целитель и вправду ужасно мучается от пережитого. Данному фарсу не поверил только Тэрон, заметивший некий скептицизм и во взгляде Пелия, хотя возможно в советнике говорила простая неприязнь, что и склоняла его не верить болтовне лекаря. А вот царь очень проникся к его правдивому обману, изменившись в лице от подобной новости. - Как?! – возмутился Флиант. – Тебя ещё и били? Гладиатор в который раз убедился в глупости царя, не понимая, для чего Амфисс затеял всю эту актёрскую игру. Но чем больше ему доводилось слушать, тем яснее становилась причина всего этого странного зрелища. Лекарь никаким лишним движением не позволил себе выйти из роли, казалось, тот факт, что царь ему поверил, ещё более вдохновил его на продолжение этой дурной комедии. И то, на что решился Амфисс после, просто не поддавалось никакой логике, хоть и имело своё объяснение и повод. - Не просто били, мой господин, меня катали по земле, как бездушную бочку с вином, руками и ногами, не жалея сил, вот так, - встав на ноги, наконец, Амфисс подбегает к ещё не успевшему подняться Пелию, и начинает показывать всё произошедшее на нём. Ничего не подозревающий советник не сразу оказывает сопротивление, но как только его вдруг начинают хватать за одежду и пытаться почистить им пол, там уж змееподобный начинает шипеть и скалиться. – Потом добавляли новых пинков, удар за ударом, по самым рёбрам, - не давая советнику возможности подняться, Амфисс начинает бить его ногами, притом достаточно ощутимо и даже гневно, отчего тот перестаёт защищаться, с воплями хватаясь за болеющие от ударов места. – Вот! Я корчился от боли точно так же и молил их остановиться, но куда там, им показалось мало того, что у меня неровен час, всё содержимое недавно съеденного выйдет наружу, они решили наподдать мне ещё! – лекарь продолжает в том же духе избивать кричащего Пелия, а царь будто этого вовсе и не видит, со всем вниманием слушая врачевателя. Тот уже вошёл во вкус, позволяя себе играть с полной отдачей. – Я добровольно отдал им все деньги, даже не сопротивлялся, а меня всё взбивали, как пыльный мешок. Они ещё садились на меня, коленями вонзаясь прямо в спину, вы представляете?!! – Амфисс проделывает сказанное на Пели, дескать наглядно демонстрируя всё то, что перенёс сам. Советник пытался отползти, но так и не смог, издавая очередные крики и просьбы убрать от него Амфисса, что уже начал прыгать коленями по его спине, продолжая рассказывать: – Здоровенные буйволы, они практически исполняли на мне какие-то свои диковинные бандитские танцы. Один даже поставил свою грязную ногу на меня… Нет, ну будь я тем, кто заслужил такое отношение, я бы ещё понял почему мне этой же ногой после дали по голове, затем ещё раз, потом ещё и ещё… - теперь уже Пелию пришлось укрывать руками голову, чью прочность надумал проверить целитель, бьющий хоть и не насмерть, но очень сильно, да приговаривая: – Калечили бы они так того, кто натворил зла не меньше, чем они. Ох, этому подлецу пришлось бы не сладко. Он бы с лихвой получил за свой ядовитый, лживый язык… Чтобы ему больше и мысли не приходило им воспользоваться. Похоже, кроме царя, всем уже стало известно, что сейчас происходила настоящая расплата за прошлые обиды. Советник понимал это так же, вот только ему было неясно, отчего Флиант так безразличен. А тот и вправду не реагировал на увиденное совершенно, его больше беспокоила собственная честь, которую оскорбили те разбойники, что напали на его лучшего лекаря. Амфисс не унимался, пользуясь случаем и словно уже не соображая, кого именно бьёт, и какому наказанию змееподобный может его после подвергнуть за это. - Да отстань ты от меня!! – вскричал Пелий, руками продолжая закрываться от ударов, наносимых лекарем. – Владыка! Прикажи своим людям вывести за дверь этого полоумного, он же на мне живого места не оставит!.. Только после прямого обращения, Флиант удостоил советника своим вниманием, вот только совершенно не так, как тот ожидал. - Ты и сейчас вздумал приказы отдавать, повелевая уже и своим царём!? – негодующе спросил правитель. - Сам под ноги попался, вставай и не хнычь. Амфисс, успокойся, то, что с тобой произошло не останется безнаказанным. Мои солдаты прочешут весь город, но найдут обидчиков, где бы они не скрывались. Есть ли какие-нибудь отличительные приметы, клеймо, знаки? Ты их запомнил? Вынужденный всё это наблюдать, Тэрон заметил, как вдруг забеспокоился целитель, и даже растерялся, явно не успев придумать какие-либо внешние особенности своих мучителей. Он остановился, прекратив издеваться над и без того в конец избитым Пелием, и задумался. - Увы, мне не представилась такая возможность, мой господин, - ещё тот выдумщик Амфисс почти сразу нашёл, что ответить. - Один напал на меня сзади, и тут же повалил на землю. Я только и мог, что пробовать отбиться от летящих в меня кулаков. Успел лишь разглядеть, что их было пятеро и все в тёмных одеждах. Ох, и за что же мне такое наказание, как подумаю, что это прогулка на рынок могла стоить мне жизни, так даже страшно теперь на улице появляться. - Что ты мелишь, пустослов? – не выдержал Пелий, вставая на ноги, и отряхиваясь, хоть это уже и было бесполезно. - Ты не выходил за пределы дворца! Странно, но царь не особо удивился, почему это советник так уверено о том заявляет. Напротив, этот себялюбящий болван вопросительно переводил глаза с одного говорившего, на другого. - Да, - спокойно ответила Амфисс, и тут не растерявшись. – Теперь у меня точно есть повод как можно реже его покидать, надеясь на понимание и помощь моего повелителя, который не усомниться в правдивости моей горькой доли. И не оставит в беде, позволяя этим шестерым подонкам наживаться на горе его верного и преданного слуги. Ох, я несчастен! Впервые доказавший, что умеет так же хитрить, Амфисс разыграл сцену полного уныния, и подойдя к Тэрону почти что упал на него, разражаясь искусственным рыданием. Гладиатор подхватил его, хоть и лучше было бы позволить Амфиссу упасть, уж слишком затянулся этот спектакль. Однако целитель не просто так разыгрывал страдания перед воином. Оказавшись рядом с ним, он чуть привстаёт на цыпочки и пользуясь возможностью, открывает мужчине правду. - Кьяра жива, Тэрон, - шепчет целитель. – Всё, что ты доселе слышал, ложь. Она жива, и я только что от неё. Амфисс высказал всё это быстро, и тут же встретился глазами с Тэроном, чей взор уже не являли гнева, лишь недоумение и некое спасительное чувство вновь обретённой надежды. Лекарь кивнул ему в подтверждение своих слов, и даже улыбнулся. А воин не сразу сумел поверить, хоть и подсознательно, всем сердцем и душою мечтал об этом. Мечтал узнать, что всё это просто кошмар, лживая весть, недостойная даже осуждения. Кьяра жива… его единственная… то, ради чего он был готов пребывать в этом мире и с таким же достоинством покинуть его. Всё забылось. Тэрон отныне думал только о ней, она и прежде не покидала его мыслей ни единой минуты, но теперь он желал как можно скорее её увидеть. Но заслышавший нечто подозрительное, Флиант за это уцепился, неожиданно переспросив: - Шестеро? Прежде ты говорил, что количество нападавших не превышало пяти человек. Тэрону было уже всё равно, как долго продолжит длиться эта бессмысленная болтовня, он ушёл бы и так, вот только Амфисс намертво в него вцепился, давая понять, что не хочет, дабы его бросали. К тому же целитель оказал немалую помощь, и воину следовало проявить благодарность, а потому он и оставался с ним. - Ах, я ещё не до конца пришёл в себя, мой господин, - чуть обернувшись, невинно отозвался врачеватель. - К тому же место было тёмное, безлюдное, и эти жестокие побои… не мудрено ошибиться. Одним разбойником больше, одним меньше, от этого удары приятнее не становились. - Как же безлюдное?! Пару минут назад ты утверждал, что был унижен публично! – вновь встрял обозлённый Пелий. Назревали очередные споры, которые уже норовил разжечь советник, уверенный, что целитель лжёт. Он всё норовил застать его врасплох, поставить в ничтожнейшее положение перед царём, а за одно и поквитаться за нанесённое оскорбление. Но лекарь не выдал себя, проявляя одно сплошную невозмутимость. - Нет, я такого не говорил, - отрицал Амфисс, продолжая держаться за Тэрона, будто вот-вот потеряет сознание и неминуемо упадёт. - Именно так ты и сказал! – свирепо бросил советник с пеною у рта. – Публично!.. Амфисс и сам сознавал, что действительно произносил это проклятое слово, но не соглашаться же теперь, что он ошибся и прочее. Это могло навеять сомнения у царя, а ведь именно подобного исхода Пелий и добивался. - Не припомню я такого. Стоял на своём целитель, с деловитым возмущением отвернувшись, как если бы его обидели до глубины души. И данные действия лишь сильнее выводили змееподобного из себя, будто он беспричинно наговаривал. Да он бы и рад, только вот впервые скандалил без надуманной клеветы, и получалось, что при отрицании правды он раздражался сильнее, нежели когда отрицали его ложь. - Ударами по голове память отшибло? – с прежней злобой выпалил он. - Может тем же методом напомнить?! Тэрон и Флиант безучастно продолжали наблюдать за столь неприятной сценой. Воин оставался здесь только из-за Амфисса, который никак не мог наговориться, не силой же его выталкивать. Гуманнее было бы правителю вмешаться, пока дело до драки не дошло. Но тот будто наслаждался процессом, столбом выстаивая своё место у стола. - Хватило и того, что я был унижен перед самим собой, - не затянул с ответом Амфисс. - Но я стойко терпел боль, мой повелитель. - Да что ты говоришь!? Так где же следы нанесённых ударов, о которых ты болтаешь?! – в конец потеряв терпение, Пелий рывком направился к целителю, что уже отошёл от гладиатора. Оказавшись подле него, советник начал хватать Амфисса за руки, на которых не имелось ни единой ссадины и продолжал вопить: – Где они??! Кое-как высвободившись, лекарь со всею грубостью оттолкнул от себя ненавистного змея, и не без иронии молвил: - Времени с тех пор прошло недостаточно. Погоди, ещё проявятся. У тебя синие пятнышки тоже вон ещё не так заметны, разве что вблизи. - Я тебя сейчас придушу!!! Вот тут оба спорщика и сцепились один другому в горло. Тэрон и не думал их разнимать, обращая враждебный взгляд на Флианта, чьё бездействие понять было сложно. Но видимо его вправду более всего заботило само неподчинение простого народа, и их неуважение к людям, которым он доверяет. Конфликты, происходившие в самом сердце его владений, не так волновали правителя, как всё то, что творилось снаружи. Однако сейчас и ему надоели все эти разборки, не к месту начавшиеся, когда на кону стояло сохранение царской чести. - Так, хватит! – вмешался Флиант. – Пелий отойди от Амфисса, у меня нет причин сомневаться в его искренности. И я обещаю, что все потери будут возмещены, мы возьмёмся за поиски обидчиков незамедлительно. Тэрон, я вынужден перенести наш разговор на другой день, у нас ещё найдётся время всё обсудить, а пока пусть Амфисс окажет тебе необходимую помощь, дабы ты мог поскорее восстановиться. Что ж, не будем терять ни минуты, я вас оставлю, а ты идёшь со мной. Последние слова предназначались Пелию, что скалил зубы глядя на Тэрона и его друга лекаря. Двое врагов покинули комнату, один из которых так и не понял, как близка была его смерть. Тэрон не думал их преследовать, и отыскивать иной способ для осуществления своей мести. Утраченная надежда возвратилась, помогая мужчине вернуть самого себя, и осознать ту реальность, видимость которой он потерял вместе с некогда покинутым смыслом своего существования. Сейчас всё вновь возвращалось на свои места, хоть и сама сжигавшая душу тягость пережитой боли ещё не угасла. Тэрон хотел покончить со своею опустевшей жизнью, принимая последний, решающий бой. Но вот тяготивший сердце мрак начинал развеиваться, озаряя взор ярким согревающим светом того нежного чувства, что зовётся любовью. Искренней и чистой… верной и несокрушимой, как те двое людей, избравших друг друга. Казалось, их разлучили навсегда. Гладиатор уже и не верил, что когда-либо сможет вновь обнять свою любимую, почувствовать на себе взгляд её карих, чарующих глаз, как и посмеет ещё хоть раз попытаться обратить их общие мечты в совместное будущее. Тэрон был уверен, что падёт сам, и это было лучшим решением, нежели видеть, как прежде полная жизни прекрасная дева отныне бездыханно лежит… далёкая от этого мира… и уже никогда не поднимется. Данная ложь засела так глубоко, что воин и сейчас не верил услышанному от целителя. Его сознанию было необходимо воочию убедиться в правдивости таких странных слов. Нельзя оставлять всё как есть, полагаясь на догадки, это чревато повторным самоистязанием. Мужчина вновь обрёл своё спасение, и ему было необходимо быть сейчас со своею единственной. - Отведи меня к ней, - попросил Тэрон, когда они с лекарем вышли из кабинета царя.
Тэрон: Амфисс несомненно собирался выполнить указания Флианта и взяться за лечение его сильнейшего бойца. Он даже не подумал, что у гладиатора на тот момент созревали иные планы, и Тэрон видел по вытянувшемуся лицу врачевателя, что его просьба ему не понравилась. В ход пошли очередные переубеждения, что вполне могли спровоцировать мужчину действовать самому, хоть он и не ведал, где именно находилась его возлюбленная. Он бы её всё равно нашёл, помогай ему в том лекарь или нет. - Это не лучшая затея, Тэрон, - в который раз начал делиться своим «жизненным опытом» внезапно опять забоявшийся всего целитель. - Давай переждём, пусть буря сперва поутихнет. Недвижно стоявший подле лекаря гладиатор, стал задумчиво оглядываться, размышляя над тем, куда именно следует направляться. Он не понимал значения слова «переждать». Воинов такому выходу из сложного положения не учат. Какой достойный своего рода муж станет отсиживаться, где безопаснее, для этого ли его рука когда-то с гордостью сжимала рукоять доверенного меча? Будет ли он уходить в тень, оставляя на милость глухих и незрячих богов свою любимую женщину? Да пропади пропадом этот мир с его презренными обитателями, пусть само море поглотит данный остров, Тэрон не подчиниться ничьей воле. И коль душа его единственной остаётся на этой земле, он будет с ней, и более никто не встанет между ними. - Амфисс, я не могу ждать. Все последние часы я думал, что навсегда потерял Кьяру. Я должен её увидеть. Понимая, что новая попытка отговорить мужчину от рискованных намерений обвенчалась неудачей, целитель нехотя, но согласился оказать ему помощь. Он сам смотрел на Тэрона, как на призрака, ибо ранее почти поверил сказкам хитрого Пелия. Гладиатор и выглядел почти что как мертвец, неожиданно вернувшийся из мира мёртвых. И дело было не в загрязнённом кровью и землёй теле, а в его глазах. Душа Тэрона измучилась терзаниями, породившими дикую тоску по девушке, в чьей смерти он винил себя. Однако, узнав, что сказанное советником было ложью, воин сохранял надежду и на то, что никакому наказанию Кьяра не подвергалась. Страшно было даже подумать, сколько боли она вынесла, и Тэрон старательно отгонял от себя подобные мысли, молча следуя за Амфиссом, что вёл его в покои принцессы. Нет, мужчина не мог знать, где именно находится комната Литеи, как и не предполагал, что фиванка сейчас пребывала у неё, хоть и начинал догадываться, и данное предположение лишь больше заверяло воина в том, что всё с его красавицей хорошо. Лица Амфисса он не мог видеть, ибо тот торопливо шёл впереди, то и дело озираясь по сторонам. Тому причиной была неясность, как действовать, если Литея уже давно вернулась в свои покои и сейчас наверняка сидела рядом с Кьярой. Если же она не находится с девушкой, тогда не возникнет проблем провести Тэрона в комнату для слуги, с обратной стороны, незаметно для самой хозяйки. Так Амфисс и решил поступить, первым войдя внутрь на случай, если вдруг принцесса окажется там, уж лекарь найдёт способ занять её чем-нибудь, пока Тэрон будет с Кьярой. Не застав Литею, целитель позволил гладиатору войти, а сам поспешил в покои царской дочери, где саму её и стоило ожидать в такое время. Но к великому удивлению, принцесса и там отсутствовала. С одной стороны это было очень даже на руку, меньше риска попасться, а с другой… Литея могла объявиться в любую минуту и неведомо, как скоро её следовало ждать и удастся ли вовремя остановить, хотя бы на пару минут прежде, чем нежданный гость покинет комнату. Зайдя за её порог, Тэрон поражённо остановился, удерживая взгляд на своей любимой, что бесчувственно лежала на кровати, к которой мужчина не сразу приблизился. Ему вдруг вспомнилась похожая картина из прошлого, когда он так же стоял у постели Кьяры, ожидая её скорейшего пробуждения, желая увидеть, как она вновь откроет глаза и посмотрит на него. Мучительно длились минуты, полные удручающих размышлений, и вот всё повторялось снова. Воин стоял в десяти шагах от кровати фиванки, застывший, будто каменная статуя, и тень боли и гнева нависала над ним, ибо понял Тэрон, что все его опасения оказались верны. Он внимательно изучал лицо Кьяры, чьё обманчивое спокойствие не успело полностью искоренить память недавно пережитых страданий. Гладиатор видел ещё влажные следы на щеках возлюбленной от раннее пролитых слёз. Он опустился на край постели, пустым взглядом замечая довольно странное тёмное одеяние, что было на девушке. Амфисс не стал его снимать, опасаясь лишний раз беспокоить и без того измученное тело. Тэрон протянул руку, пальцами бережно проводя по прекрасному лицу девушки, после чего эта же рука резко сжалась в кулак, яростно дрогнувший и направленный в стену. Удар был сильный, громкий, отчего временно отсутствовавший в покоях Литеи, врачеватель мигом примчался в комнату, уже готовый увидеть, как обезумивший от увиденного мужчина начинает крушить всё вокруг. Но нет, Тэрон не растрачивал себя на гнев, который очень скоро сменился сокрушённостью его отягощённой муками души. Наклонившись к фиванке, гладиатор со всею нежностью и любовью стал гладить рукой её волосы, целовать лоб, щёки, обнимал ладонями её лицо и приникал к нему своим, сдавлено почти неразборчиво шепча: - Кьяра… любимая моя… Тэрон прильнул содрогавшимися от боли устами к бледным губам своей желанной, ощущая её слабое дыхание, и вместе с тем, чувствуя странный вкус, оставленный от их поцелуя. Он был горький и немного кислый, но не скажешь сразу, что это было зелье, возможно, недавно выпитое девушкой. Однако веял некий травянистый запах, и всё же было не совсем ясно, что именно не так давно принимала Кьяра. - Что это? – спросил воин, проводя пальцами по своим губам. Всё это время тихо наблюдавший за мужчиной Амфисс и тут откликнулся не сразу. Ловя на себе внимательный взгляд гладиатора, он решил упустить подробности того, что случилось, используя краткость, да и знал ведь Тэрона не первый день. Услышь он в красках о том, через что прошла его любимая, вероятно, незамедлительно вновь отправится к царю. Вот лекарь и решил сдержать болтливость собственного языка, говоря лишь то, что можно донести. Ведь молчание так же способно вызывать какую угодно непредсказуемую реакцию. - Она много страдала, Тэрон, - ответил целитель с искренней печалью в голосе. - И более всего, когда считала тебя погибшим. Горе довело её до отчаянных действий, которые я предотвратил, иначе вы бы оба погибли. Ничего серьёзного, она просто спит. Проснётся через несколько часов. Гладиатор опустил взор на Кьяру и сердце его болезненно сжалось в груди при мысли о том кошмаре, который она перенесла из-за него. Да… именно из-за него. Если бы Тэрон настоял, или же пошёл на встречу Бальдавиру, пусть даже против собственной воли, но он бы спас любимую, и она бы никогда не познала такой жестокости. Его потемневший взгляд медленно скользнул по её телу, к которому мужчина не мог прикасаться без свербящей боли в душе. Казалось, он сам чувствовал на себе страдания девушки, проходя через всё то, что проходила она. И помимо этого имелась ещё иная причина её терзаний. Кьяра думала, что Тэрон погиб в поединке. Потому ли, что от него так долго не было вестей? Или же… Сосредоточившись на том, что происходило с ним не так давно, воин узрел в сознании насмехающуюся морду советника, и его слова, вбитые в сердце ржавым гвоздём. Так вот что было им задумано. Амфисс и тут промолчал, не став говорить о том губительном послании, которое Пелий передал фиванке через своего слугу, мужчина и сам догадался, что этот слух о его смерти пущен бесноватым плутом. Он всё хорошо продумал, да вот только прогадал с возможным вмешательством своего царя, благодаря которому (Тэрон это всего же признавал) гладиатор и был освобождён. Советник надеялся его сокрушить, и у него бы это вышло, если бы заготовленная ложь продлилась дольше. Не удалось змею убить своим ядом, но доля победы имелась и за ним. Его правитель пусть и не сознавая этого сумел нанести куда более действенный урон мужчине, подвергнув жестокой расправе его возлюбленную. Если Пелий уже успел отойти от той взбучки, которую ему устроил Амфисс, он наверняка сейчас ликовал, утешаясь хотя бы тем, как изводил себя ныне Тэрон, сознавая, как мучилась его избранница. Конечно, советник знал, что лекарь обязательно опровергнет его доводы о смерти фиванки. А посему наслаждаться оставалось только находчивостью Флианта. Как же гладиатор хотел зарыть бесноватого в земле, которую эта тварь долгие годы топчет. И он бы сделал это, если бы не знал более ради чего жить и к каким целям стремиться. Кьяра была и есть та самая цель, мечта и будущее мужчины. Он ни за что не оставит её, и будет терпеливо ждать возможности для более выгодной и продуманной мести. Дабы его любимой ничто впредь не угрожало. - Выходит, Пелий не во всём солгал мне. Флиант посмел причинить ей зло. Последние слова были сказаны Тэроном с нескрываемой ненавистью, и в первую очередь он сердился на самого себя. И самого себя во всём осуждал. Пошёл на сделку с человеком, чью гнилую душу давно ведал, и, тем не менее, рискнул, полагая, будто в дальнейшем, если и произойдут несчастья, то он обратит их на себя, а Кьяра будет в безопасности. Но Литея оказалась ещё более слабой, чем помышлял мужчина. Настолько бесхарактерной и пустой, что не быть ей правительницей, покуда самолюбия будет в ней больше, нежели потребности заботиться о других. - Ты не мог уберечь её от этого, - лекарь старался облегчить тяготы воина, чьи самоистязания наблюдал. - Ты не знал, что… - Бальдавир предупреждал меня! – резко перебил Тэрон, не поднимая глаз, устремлённых на его безмятежно спящую возлюбленную. - И я думал, что сумел обезопасить её… но вот чем обернулось моё упущение. Лучшим выходом было бы целителю промолчать, удавить в себе желание высказаться. Он и не многое хотел сказать, однако речи, заготовленные для утешения, были заменены прямыми выпадами, ибо понимал Амфисс о чём именно сейчас начинал жалеть гладиатор. И его это не то чтобы потрясало, но вынудило защищаться вместо фиванки, что на данный момент не могла за себя ответить. - По-твоему Кьяре стоило уехать с Бальдавиром? – на удивление сдержанным, однако прыгающим голосом поинтересовался врачеватель у мужчины, что по-прежнему не смотрел на него. - Даже если она сама не хотела этого? Так ли, Тэрон? Смог бы ты с этим жить?.. Зелёные глаза Тэрона с вызовом устремились на целителя, безмолвно спрашивая: А как ты предлагаешь мне жить теперь?!.. И Амфисс понял данное обращение гладиатора к нему. Потому больше ничего и не сказал, прислушиваясь, да посматривая в сторону дверей. Всё так же тихо. Удивляясь тому, что дочь царя так и не соизволила явиться - а ведь сама чуть не переполошила весь дворец в поисках помощи – лекарь уговорил себя дожидаться её снаружи. Да и понимал ведь, что Тэрону угодно побыть наедине с его любимой, жаль только это единение будет очень не лёгким. Гладиатор даже не слышал, как целитель ушёл, по окончанию их разговора, мужчина более не поднял глаз, вновь внимательно рассматривая лицо своей единственной. Его ладонь потянулась к её руке, и когда он поднёс её к своим губам, дабы поцеловать, то заметил очень необычные грубые следы на нежной коже. Тёмные отметины, будто от ударов, были отчётливо видны, и не понятно, отчего имелись на таких изящных руках. Зная о сильном характере Кьяры, и её воинственной натуре, Тэрон предположил, что она со всем упорством защищалась, отсюда и ссадины. Подобные выводы не принесли успокоения пребывавшей в муках душе. Гладиатор целовал любимые пальцы, ощущая их тепло, настоящую жизнь, которую думал никогда более не увидит в той, что сама когда-то вернула его к жизни. Больше часа Тэрон оставался сидеть возле Кьяры, не задумываясь даже, что его в любой момент могли застать здесь, Амфисс навряд ли столь долгое время мог бы шататься у дверей без дела. Вероятнее всего он встретил Литею, и, убедившись, что она вернётся к себе не скоро, с чистой совестью решил уделить некоторое время своим обязательствам. По правде мужчине было всё равно. Он намеревался оставаться с Кьярой сколько потребуется, пока не убедиться, что беда отныне миновала. Проходят минуты, Тэрон в итоге поднимается, но не чтобы уйти. Его рука всё ещё заботливо держит ладонь возлюбленной, он наклоняется к ней и легонько целует её в лоб, и чуть отдалившись его губы искажаются, словно тело обдаёт судорогой, а на волю рвётся тяжёлый вздох. Издав его, гладиатор опускается возле края постели, упираясь коленями в пол, он склоняет голову и щекой прижимается к руке девушки. В таком положении мужчина в итоге и засыпает, не отпуская ладони, он сам не замечает, как измученное сознание уносит его во временное забытье снов. Где нет ни боли, ни отчаяния, ни войны. Казалось, Тэрон отыскал для себя в том временный покой, но что-то внутри него продолжало взывать к пробуждению, и это было сердце. Оно дало ответ сразу, как только некое вмешательство со стороны привлекло его внимание. Воин почувствовал, как чья-то рука мягко поглаживает его волосы. Он пошевелился, не сразу открыв глаза. Но когда сделал это и чуть приподнял голову, дабы увидеть, кто именно касался его, Тэрон неожиданно встретился взглядом со своею любимой. Она сидела на кровати, и с тем же недоумением глядела на него. Мужчина улыбнулся ей, позабыв о том, что совсем недавно считался для девушки погибшим. Ведь он и сам думал, что потерял её навсегда. И как бы сильно он не хотел обнять Кьяру сейчас, гладиатор не посмел этого сделать, ибо помнил, в каком положении она находилась. Он поднялся, устремляясь к её губам, и таковой близости было достаточно, дабы окончательно развеять даже малые сомнения, и увериться, что всё происходит наяву. Тэрон был очень нежен, хоть и поцелуи его, распаляемые мучительной разлукой, становились отчасти нетерпимыми. - Кьяра, - мужчина умер бы с её именем на устах. - Жизнь моя… вся моя жизнь… - он, не переставая, ласкал губами любимое лицо, проводил пальцами по шее, не смея отстраняться, заглядывал в обожаемые глаза, давая понять, что он действительно рядом. - Я здесь… с тобой, и никуда не уйду. Ты же чувствуешь меня, Кьяра… почувствуй. – Тэрон приложил её ладонь к своей щеке, ощущая, как она дрожит, а после переместив руку девушки на свою грудь, туда, где глухо звучало биение его сердца, он вновь приник к её губам, целуя и тихо говоря: - В каком же кошмаре я пребывал, думая, что тебя больше нет. Как я мог этому поверить… как мог… - рука гладиатора осторожно опустилась на талию фиванки и сквозь её одежду он почувствовал прочность умело наложенных лекарем повязок, Тэрон внимательно посмотрел на свою единственную и взгляд его стал более суровым. - Амфисс сказал, что ты считала меня погибшим. Разве я бы посмел оставить тебя? Ты не должна была сомневаться, любимая. Никогда. Я вернулся, как и обещал… я вернулся к тебе. Почему ты сомневалась? Кто заставил тебя поверить в эту ложь? У воина имелись свои предположения, но он хотел услышать правду от Кьяры. Удостовериться, что его собственные доводы верны. Тэрон отвёл взор, задумавшись. Был у него шанс навсегда избавить Наксос от тирана и его приспешника, воин, как тогда, видел их сейчас перед собой, обоих. Рука тянулась к кинжалу, и он бы высвободил лезвие из ножен, на то хватило бы единого мига, но мужчина остановил себя в надежде вновь увидеть ту, которую любил. Отними он жизнь царя, и их дороги с Кьярой никогда бы уже не воссоединились. Тэрон хотел познать свободу вместе с ней, а смерть это не воля. Она подобна этому миру, способному так же подчинять, но в нём человек ещё может заявить о своих правах, и сам вершить свою судьбу. И данной судьбою являлась любовь, которая не должна умереть, пусть лучше желающие уничтожить её повержено падут. - Пелий, - произнёс мужчина имя врага, знавшего очень много, а посему от него следовало ждать вскоре очередной мерзости. - Он изначально задумал вести свою игру, чьи правила были приняты мною. Но ему показалось этого мало. Решил ударить больнее, и ведь знал, куда следует бить. – Тэрон взял ладони Кьяры в свои, его пальцы стали нежно поглаживать её кожу. - Они с Флиантом сполна заплатят за всё то зло, которое причинили. Одна из дверей, ведущих в комнату, отворилась, но гладиатор даже не повернулся посмотреть, кто именно вошёл. Никакое разоблачение двоим влюблённым не грозило, их пришёл проведать Амфисс. Точнее он явился проверить, ушёл ли Тэрон, и как себя чувствует сама Кьяра. Стоило видеть, как округлились глаза целителя, когда он узрел всё ту же картину, которую наблюдал уходя пару часов назад. Вот только теперь избранница воина пребывала в сознании. - Ты ещё здесь? – взволнованно выдал лекарь, переводя испуганный взгляд с мужчины на девушку. - Литея может вернуться с минуты на минуту, и что скажу я ей?! А ты как объяснишься?.. Возвращайся к гладиаторам, Тэрон, пока не случилась ещё какая беда. Пожалуйста. Гладиатор как сидел, смотря на Кьяру, так и остался на месте, глядя только на неё. Где-то он уже слышал все эти отговоры, попытки убедить, выгнать, затмить взор тьмой, лишая спасительного света. Всем угодно разлучить два любящих сердца, пусть даже некоторые идут на это ради их спасения. Тэрон не станет слушать никого. Своим долгим молчанием он уже дал понять лекарю, каким будет его ответ, а после спокойно, но твёрдо сказал: - Ничего не случится, если ты постараешься задержать принцессу столько, сколько потребуется. Не трать время на пустые уговоры, Амфисс, из этой комнаты меня не выведет даже твой царь. Врачеватель поражённо взглянул на фиванку, надеясь на её понимание и поддержку. - Кьяра, ну хоть ты образумь этого упрямца, - ещё с большим беспокойством обратился он к ней. - По-вашему я мало рисковал своею головой?! Я не жду благодарностей, только прошу вас действовать разумно. Амфисс прекрасно понимал, что если воин изначально не идёт на встречу, то повлиять на него уже невозможно. Просто лекарь только начал радоваться тому, что всё сложилось более-менее хорошо, как вновь начались какие-то недопонимания, препятствия и игры с собственными жизнями. Тэрон и тут нашёл, чем занять обеспокоенный разум целителя, напомнив ему о недавнем происшествии. - Так же разумно, как действовал ты, на глазах у Флианта валяя по полу его советника? После сказанного мужчина повернулся к целителю, потерявшего дар речи от услышанного. Казалось, Амфиссу было очень стыдно за тот рисковый инцидент, который он спровоцировал, хоть и получил не малое удовольствие, вот так смело при царе, возвращая Пелию всё творимое им зло. О таком лекарь даже в мечтах не помышлял, а тут вдруг проявил себя и вечно присутствующий страх куда-то подевался. Да, было немного стыдно, всё же для целителя подобное поведение было неподобающим, он предпочитал решать всё словами, а не пускать в ход кулаки. Но вот пришлось, и Тэрона начинала умилять эта нерешительность, с которой Амфисс глядел то на него, то на Кьяру, не зная поначалу что сказать. - Ну, хорошо, признаю, я малость увлёкся, не спорю. Много всего накопилось знаешь ли за годы, надо было куда-то выплеснуть эмоции, иначе меня бы хватил удар. Тэрон усмехнулся. - В итоге удары испытал на себе Пелий, - заметил он, вновь смотря на свою единственную с улыбкой. – Амфисса надо было видеть. Думаю, при хорошем учении из него вышел бы не плохой боец. Гладиатор шутил, но данная шутка немного воодушевила целителя, что даже стал как-то выше ростом, исправил свою хроническую (что и у Пелия) сутулость. Он был наивен, а посему легко обольстился, отчего со стороны выглядел ещё более забавно. - А что... я такой, - загордился целитель, не сразу уяснив юмора, но когда до него дошло, возмущённо бросил: – Эй, не заговаривай мне зубы! Тебе давно пора уходить. Мне уже хватило потрясений на сегодняшний вечер, так что пойдём. Ты меня слышишь? Тэрон, Кьяра, вы слышите?.. Но двое влюблённых вновь посвящали минуты друг другу. Губы воина очень скоро нашли уста прекрасной девы из Фив, и она ответила на его поцелуй. Тэрон более не задумывался о присутствии Амфисса, не потому, что не уважал его, просто не желал тратить ни мгновения на пустые разговоры и отстраняться от всей своей жизни. Лекарь это уяснил, подбодрив себя тихим ворчанием: - Вот что ты будешь делать. Ладно, Амфисс как всегда постарается сам всё уладиться, и хоть бы кто-нибудь поинтересовался его самочувствием или купил бы ему новое одеяние. Тот ужас, что сейчас на мне, теперь только выбрасывать. Тэрон и Кьяра снова остались вдвоём. Мужчина нежно провёл большим пальцем от её виска до чувственных губ, чей алый цвет был прежде сменён бледной памятью его нежных пылких прикосновений. Теперь же он видел, как постепенно в ней пробуждалась жизнь, гладиатор и сам начинал возрождаться из небытия, имея возможность видеть свою любимую, касаться её, в такие минуты время было не властно над ними обоими, хоть начни всё рушиться вокруг. Тэрон долго не произносил ни слова, да и стоило ли нарушать такую чарующую тишину, в которую лучше всего говорили прикосновения, тепло ладоней, жар и нежность поцелуев, которые двое щедро дарили друг другу. Но вот мужчина опустил глаза, увидел уже знакомые грубые отметины на изящных руках девушки, и взгляд его омрачился. - Моя вина, - молвил его низкий, подобный грозовому раскату голос. Что сейчас был тихим, но та сила, которая таилась в нём, отражалась в каждом произносимом слове. - Я виновен в твоей боли потому, что не смог уберечь. Бился с одним врагом, не заметив наступления другого. Не защитил… лишь подверг страданиям. Позволил остаться, когда был шанс спасти тебя от всего этого. Как же любовь слепа и эгоистична, если позволяет человеку подвергать мучительным испытаниям дорогих ему людей. Я подвёл тебя, Кьяра. И наказанием мне за это будут муки пострашнее. Такой судьбы ты не заслуживаешь. Но обрёкшие нас на гибель, познают эту участь сами. Даю слово. Под «страшными муками» Тэрон подразумевал свою собственную боль, ибо сейчас он её испытывал за двоих. Что может быть невыносимее для мужчины, нежели не страдания его любимой женщины? Он бы забрал их себе, если бы был в том властен. Но гладиатор сделает иначе. Он был не из тех людей, кому по душе вдаваться в уныние, растрачивая время на сожаления и думы о том, как всё могло сложиться, не допусти они ошибки. Нет, Тэрон являлся человеком действий, и только в мести имелась услада для его боли. Он возьмётся за Флианта после того, как уберёт с дороги его бесноватого приспешника. Воин будет действовать неспешно, шаг за шагом приближаясь к намеченной цели. Он находился с любимой, отдавая ей всю свою нежность и только в зелёных глазах в ожидании таилась притихшая ярость, что так и не нашла для себя выхода, но очень скоро она высвободиться. И Тэрон успеет увести свою единственную прежде, чем позволит себе раз и навсегда положить конец правлению самого ничтожного из когда-либо живущих царей.
Kyara: - Ну же, пойдем, я тебе кое-что покажу! - схватил за руку принцессу ее друг детства и вновь куда-то потащил. Это была его любимая манера, схватить дочь царя и куда-то завести. Естественно, в безопасных пределах, да и она особо не была против. Поэтому юный мужчина позволял себе такое дружественное общение. Он был сыном местного вельможи жил по соседству с Литеей и ни для кого не было секретом, что во дворе царя была и для аристократического отпрыска своя комната. По правде говоря, с самого детства он проводил все свое время именно здесь, играя с Литеей, их нянчила одна нянька. Словом, он считал своим домом именно дворец. - Ираклий, куда ты меня тащишь? - улыбаясь и хихикая, спрашивала Литея, но в ответ мужчина лишь приложил палец к губам и шикнул. - Мы сбежим! - в итоге ответил он, но прочитал моментально в глазах Литеи откровенный страх. Она даже остановилась и выдернула руку. Принцесса с широко раскрытыми глазами смотрела на друга, не зная, как реагировать на это. Она отрицательно канула головой и сделала несколько осторожных шагов назад, что вдвойне повеселило ее приятеля. Он закатил глаза и сделал несколько шагов навстречу подруге. Одет мужчина был в красный хитон, без рукавов, обнажая его едва мужественный руки. Нет, если взять в сравнение Пелия и Ираклия, так зовут друга принцессы, то второй выглядит достаточно крепко на свои 25 лет. Он не такой крупный, подобно остальным гладиатором. Дворцовский отпрыск всегда будет щадить свое тело, поэтому у него все было в норме, как у любого среднестатистического мужчины. - Ты чего перепугалась? Всего на время, в город. Литея с облегчением выдохнула. - А ты что подумала? - рассмеялся Ираклий, весьма доволен собой. Он всегда любил подшучивать над принцессой таким образом, в эти мгновения она казалась ему особо забавной и красивой. - Подумала, что ты дурак! - выпалила дочь царя, на что юноша лишь улыбнулся и вновь протянул руку. - Мы на некоторое время сходим в город, но никто не должен об этом знать. Представь себе, это будет первая в жизни небольшая твоя вылазка из дворца без сопровождения слуг и охраны. Литея призадумалась. - Я так никогда еще не ходила. Но... ах да, моей рабыне сейчас нездоровится, думаю... можно. Но! - принцесса выставила к потолку указательный палец. - Только если ты обеспечишь мне безопасность. - Какие вопросы, красавица? - улыбнулся Ираклий, и развел руками в стороны, а следом потянул Литею к выходу из дворца. В это время коридорами проходила Мира. Женщина увидела, как Ираклий потащил её дочь прочь из дворца. Она знала легкомысленный нрав этого парня. Он любил все время красоваться перед принцессой и пытался выставить себя в лучшем свете. Как мать, Мирена видела, что дворцовый некогда мальчишка, а теперь прекрасный юноша влюблен в её дочь. Просто сам по себе он любил показывать себя с разных сторон, обожал внимание и поэтому часто играл на публику. Иногда даже попадал в непредвиденные и опасные ситуации и вот он тянет ее дочь к выходу. Нет, конечно же Мирене не позволено их останавливать. Все, что она может - это только наблюдать, как ее дочь тихо убегает из дворца через ход для слуг, следовательно, без охраны. И без того терзаемое сердце женщины наполнилось еще одним волнением, теперь уже за собственную дочь. Тем временем молодые друзья уже покинули дворец и скрываясь также оставили его территорию. Литее было страшно. Она еще никогда не выходила за пределы родного дома одна, без охраны. Нет, конечно, то, что она с Ираклием обнадеживает, но не настолько, как верная охрана у плеча. Дальше Литея путешествовала со своим другом, судорожно сжимая его руку и если приходилось руки отпустить, то принцесса искала первой же возможности схватить Ираклия вновь. Она ни на шаг не отходила от молодого мужчины и была вся зажата, пугалась любого прохожего. - Боги, Литея, неужели улицы тебя настолько пугают? - не забыл вновь посмеяться над подругой мужчина. Но дочь царя ничего не ответила, белокурая красавица лишь сильнее прижалась к нему, как гладиаторы к своим щитам во время боя. Ираклий повел принцессу дальше по улицам, пока они не подошли к какому-то зданию. Они вошли внутрь, растолкав толпу, юноша пробрался с подругой практически в самый центр зала. Это был круглый зал с огромной сценой посередине. Единственное что - не было мест, что бы сидеть, а народ стоял на ногах, наблюдая происходящее на сцене. - Куда ты меня притащил? - недовольно и шепотом спросила принцесса. Ираклий, не отпуская ее руки, ответил. - Ты только послушай. Литея замолчала и где-то, вдали послышалось тихое тонкое женское пение. Глаза принцессы тут же загорелись огнем. Она всегда мечтала красиво петь и очень любила музыку и танцы. Но не верила в себя и свои силы, поэтому всегда считала свои навыки несовершенными и боялась проявить свое умение. Естественно Ираклий знал об этом. Он специально вывел свою подругу детства сюда, к человечеству за пределы дворца, что бы показать ей саму жизнь, как люди умеют отдыхать. Что бы она послушала пение и игру актеров ну и это возродило в ней желание творить и петь, ведь принцесса обладала красивым тоненьким голоском. Юный мужчина надеялся на то, что дочь царя осмелеет и запоет на публику. Принцесса прислушалась и ей действительно очень понравилось. Только что закончила свое звучание медленная и душевная песнь, которая напомнила Литеи об её сердечных терзаниях по Тэрону. Сильному и красивому мужчине, которому она, к сожалению не была интересна. Литея опустила голову, приложив руки к сердцу и вспомнила о своем коварном плане, который задумала. На что только не пойдёт девушка в отчаянии любви – даже на такой низкий поступок, как приворот с помощью зелий. Принцесса погрустнела. Но вслед за медленной песней раздалась веселая и задорная. Дочь царя не успела прийти в себя, когда народ заплясал и ее уже подхватили за локти и стали танцевать вместе с ней. Она еле успевала повторять движения, учитывая, что была откровенно говоря очень растеряна. И вот наконец ее подхватил Ираклий и они заплясали вместе, но буквально в долю мгновения и друг принцессы вновь затерялся в толпе. В конечном итоге Литея сочла, что портит всеобщий веселый танец, под задорную музыку и песнь уличных бардов, поэтому отошла в сторонку и просто наблюдала, прихлопывая в ладоши с легкой улыбкой на лице. Но кто же знал, что именно здесь и сейчас дочь Флианта поджидала опасность. Совсем неподалеку на нее внимательно смотрел молодой мужчина, крепкий такой и не очень приятный на вид. Он давно заприметил принцессу из числа всех людей и с тех пор не спускал с белокурой красавицы глаз. Взгляд полный ненависти постоянно буравил ни о чем не подозревавшую Литею. В конечном итоге, когда принцесса отбилась от толпы, мужчина решил действовать. Глоток вина и несколько уверенных шагов по направлению к принцессе. Она повернула голову в его сторону как раз в тот момент, когда он уже слишком близко к ней подошел. Литея вся зажалась от страха, ведь как бы она не была легкомысленной, но могла различать, где люди с хорошими намерениями, а где опасные. Этот человек был из числа вторых. Принцесса от страху прижалась спиной к стене и хотела закричать, позвать на помощь Ираклия или кого угодно. Но не успела, только она открыла рот, грязная и крепкая рука мужчины грубо его зажала, а темные, полны ненависти глаза взирали прямо в светлые очи принцессы. - Что вам от меня нужно, пустите! – взмолилась она, когда мужчина отпустил ей рот, предварительно потребовав молчания. Он не спешил отвечать, но и не давал принцессе никакой возможности глянуть куда-то мимо него, постоянно преследуя ее взгляды. Конечно, Литея пыталась найти Ираклия, который сейчас в толпе продолжал танцевать под вторую веселую песню. Он настолько вошел во вкус всего этого и забылся о том, что пришел сюда не один, а с принцессой, охраной которой должен был служить сам, ибо он притащил ее сюда. - О нет, я хочу, что бы ты знала, - сказал молодой мужчина удивительно крепкий для своих 25-ти лет и несуразно грубый. – Твой отец, достопочтенный царь взял в рабство моего брата и заставляет его проливать свою кровь на арене. Заставлял точнее, ибо мой брат там и погиб. Но я этого так просто не оставлю. Он будет отомщен! Сначала я отниму у него его любимую дочь, как царь отнял у моего брата свободу. При это глаза Литеи наполнились страхом и по щекам покатились светлые царские слезы. - Ну а потом его жизнь, а следом и королевство. Меня зовут Дерк, я хочу, что бы ты знала имя своего убийцы и того, кто отомстит за брата! После этих слов мужчина замахнулся, он был уверен, что напуганная до чертиков принцесса уже никуда не денется. Так и было, ведь у Литеи началась настоящая истерика. Слезы, она хотела кричать, но не могла. К счастью поворотливый Ираклий увидел, что происходит, в долю секунды он оказался незаметно возле бугая, дернул Литею за руку и та выскользнула из под стенки, прямо под рукой неприятеля, а после они бросились бежать со всех ног. Но их к счастью не преследовали. Как же кричала Литея на Ираклия, билась в истериках, ведь она еще не успокоилась после пережитого. - Я могла там погибнуть, из-за тебя! – крикнула девушка и умчалась о дворец вся в слезах. Ираклий лишь молча стоял и наблюдал за уходом принцессы, затем повесил голову и зашагал в сад. Они оба сегодня много пережили, но Литее досталось большее. Все же стоило задуматься, почему Дерк не стал преследовать ускользавшую из-под его лап добычу. Все очень просто. Мирена всполошила стражу и отправила их наблюдать за принцессой, что они и сделали, ведь ее побег мог бы быть их упущением, что грозит чреватыми последствиями. В итоге они последовали вслед за принцессой и когда заметили, что ей угрожает опасность стража, только принцессе удалось выбраться, обступили Дерка. Конечно, он с ними справился, но это заняло время и принцесса с молодым парнем уже скрылись в неизвестном направлении. Преследовать либо искать их не было никакого смысла. Поэтому Дерк отправился своей дорогой, вынашивая планы дальше. Сегодняшний день был лишь счастливым истечением обстоятельств, которое он упустил из-за того верткого парня, что утащи принцессу. Но бугай не расстраивался. В городе Литея была долго, поэтому Тэрон мог насладиться одиночеством с Кьярой, а Амфиссу не стоило переживать. Хотя было ли такое одиночество наслаждением? Врятли, учитывая то, какие мысли терзали гладиатора, когда он смотрел на свою спящую возлюбленную. Кьяра спала крепко и спокойно. Возможно, ей что-то снилось, но она не вспомнит уже этого. Лишь через туман сна она ощущала чьи-то прикосновения, родные прикосновения, приятные до дрожи по всему телу. Кьяра не знала, долго ли она спала, но когда девушка медленно открыла глаза она почувствовала тепло в своей ладони и повернула голову. На краю кровати, сидя на коленях и опустив голову, прижавшись щекой к её ладони, сидел Тэрон. Кьяра едва заметно вздрогнула. На мгновение ей показалось, что она видел перед собой призрака, призрака, как отблеск ее собственных желаний, либо снов. Но улыбнулась, а из глаз потекли тихие и спокойные слезы. Кьяра медленно подняла руку и стала поглаживать Тэрона по голове, аккуратно, ощупывая и перебирая его волосы, как нечто родное и настолько приятное. Не в силах Кьяра была сдержать улыбку. Фантомы не бывают осязаемые, а он здесь – с ней, живой! При осознании этого сердце трепетно забилось, и вся боль ушла, словно Амфисс дал какое-то обезболивающее лекарство. Но все же иногда реальность была так изменчива. Тяжело было поверить, что это все наяву и радость смешанная с удивлением замерла на лице рабыни принцессы. Кьяра взирала именно так на Тэрона, но ей хотелось смеяться, громко и задорно, как никогда до этого она еще не смеялась. Кьяра приподнялась и присела, опершись спиной об подушку и улыбнулась мужчине, когда их взгляды встретились, а следом поцелуй, как в сказке. Кьяра нежно ответила не нетерпеливый поцелуй Тэрона. Нет, так грезить невозможно – это все наяву. Девушка подняла руку, аккуратно касаясь щеки возлюбленного и едва поспевала отвечать ему на поцелуи, но улыбка, как ей хотелось улыбаться. Она прижалась лбом к нему, прикрыв на мгновение глаза, что бы удостоверится, что когда она их откроет, он все еще будет здесь. - Я здесь… с тобой, и никуда не уйду. Ты же чувствуешь меня, Кьяра… почувствуй, - говорил Тэрон. Он взял руку Кьяры в свою и она легла на сердце мужчины. Рабыня услышала отчаянный стук и вновь спокойно, но устало улыбнулась. - Ты жив… Прошептала Кьяра, и обеими руками прикоснулась к лицу Тэрона, отодвигая правой рукой волосы, которые упали ему на глаза. В этих двух словах было столько счастья, эмоций и жизни. Наверно, больше рабыня не поверит, что Тэрон мертв, даже если это будет так. - Амфисс сказал, что ты считала меня погибшим. Разве я бы посмел оставить тебя? Ты не должна была сомневаться, любимая. Никогда. Я вернулся, как и обещал… я вернулся к тебе. Почему ты сомневалась? Кто заставил тебя поверить в эту ложь? – Тэрон говорил, а Кьяра слушала, не убирая руки с его груди, лишь мечтательно глядя в его зеленые глаза. Она спокойно улыбнулась и отрицательно покачала головой. - Теперь это не имеет никакого значения. Произнесла Кьяра. - Пелий, - сказал Тэрон, девушка лишь кивнула головой. Сейчас она была немногословна, потому что ее внимательные глаза следили за каждым движением гладиатора. За тем, как его грудь вздымается от дыхания, как напрягаются мышцы, следуя мыслям в его голове. Она была влюблена, казалось, будто его отняли у Кьяры, но это не правда. Вот он – перед ней, мужчина, которого она любит, с которым хотела бы соединить свою жизнь навечно. Спустя несколько минут в комнату ворвался Амфисс. Между ним и Тэроном завязался короткий разговор, в котором лекарь пытался выпроводить Тэрона из комнаты, но он не собирался никуда уходить. - Кьяра, ну хоть ты образумь этого упрямца, - взмолился мужчина. Но девушка ответила лишь улыбкой не более и перевела взгляд обратно на Тэрона. Впрочем, когда речь зашла об Пелие и Амфиссе фиванка вновь перевела взгляд на лекаря. Даже захихикала, попробовав представить себе эту картину, как лекарь колошматит советника. Обои ведь рябое. Что один, что другой сухие и тощие. - Хотела бы себе это представить, но не могу. Улыбнулась Кьяра. Далее договорив, Амфисс вновь оставил их вдвоем, и Кьяра поблагодарила его мысленно за это. Только они остались наедине, девушка ощутила на себе такое знакомое и родное прикосновения Тэрона. Мурашки вновь пробежались по её телу. Она перехватила его руку и крепко сжала запястье и кулак, всеми силами, которые у нее имелись. Но это навряд ли могло принести боль Тэрону. А после, не отпуская его руки сама с огромной страстью, буквально кинулась на него и подарила ему глубокий полный радости и тех эмоций, что испытывала, казалось бы после вечной разлуки, поцелуй. Когда их губы вновь были порознь в комнату закралась тишина и влюбленные лишь смотрели на друг друга. Взгляд мужчины опустился на отметины, которые никак не сходили с тела Кьяра. - Моя вина, - сказал Тэрон. - Что? Переспросила Кьяра, не потому что не слышала, что сказал гладиатор, а потому что не понимала, в чем он винит себя. - Нет, нет. Что ты? - Я виновен в твоей боли потому, что не смог уберечь. Бился с одним врагом, не заметив наступления другого. Не защитил… лишь подверг страданиям. Позволил остаться, когда был шанс спасти тебя от всего этого. Как же любовь слепа и эгоистична, если позволяет человеку подвергать мучительным испытаниям дорогих ему людей. Я подвёл тебя, Кьяра. И наказанием мне за это будут муки пострашнее. Такой судьбы ты не заслуживаешь. Но обрёкшие нас на гибель, познают эту участь сами. Даю слово. Кьяра слегка нахмурилась и смотрела на мужчину непонимающими глазами, после чего взяла его ладонь в свои руки, а её взгляд наполнился переживанием. Ей не хотелось, что бы во всем произошедшем Тэрон винил себя. - Боги, Тэрон. Нет! Ты не должен винить себя. Это рабство, в которое мы с тобой попали. Мы ничего не можем поделать. Людям, которые желают воли всегда здесь будет грозить опасность. Мы ведь с тобой не такие, как другие. Они боятся, они чертовски боятся тебя. Кьяра положила руку Тэрону на грудь, глядя в его глаза. - Поэтому так и действуют. Ты не должен винить себя в том, что где-то там есть трусливые люди, в чьи руки боги отдали власть над людьми. Ты ничего не смог бы поделать, как и я. Пока мы здесь, мы обречены на это. Нужно просто выдержать. Не вини себя в том, что произошло. Ты не виноват. Ты говоришь, что любовь эгоистична? Почему? Потому что позволил мне остаться? Нет, Тэрон – это не ты мне позволил. Я сама приняла это решение, ты бы ничего не смог с этим поделать, даже если бы действительно хотел отправить меня с Бальдавиром, дабы обеспечить мне безопасность. Ты меня не подвел, Тэрон. Нет, наоборот – ты предаешь мне сил для борьбы с этой коварной судьбой. Только ты даешь мне силы бороться и ты дал мне выстоять тогда, перетерпеть. Если бы не было тебя в моих мыслях и желаниях – я бы погибла там, на ложе палача под адским танцем кнута. Кьяра прикоснулась ладонями к лицу Тэрона и прошептала. - Ты спас меня. После рабыня прикоснулась губами к его щеке, и прильнула к нему всем телом, крепко прижавшись, а голову опустила на его крепкое плечо, чувствуя, как он дышит. Кьяре хотелось успокоить Тэрона, ведь и на это способна любовь. Ей хотелось слышать и чувствовать его спокойное дыхание и ощущать каждое движение и напряжение его мышц. - Спас. Произнесла в последний раз Кьяра и поцеловала мужчину в плечо, после чего вновь прижалась к нему и замолкла, не желая отпускать.
Тэрон: Не сказать, что после выдуманной истории о нападении, Амфисс вызвал серьёзный переполох во дворце. Он имел значимость для царя, но не столь большую, что смогла бы побудить в правителе стремление к расправе. Если Флиант и брался за поиски обидчиков, так только чтобы свою честь отстоять. Вот так смело в дневное время просто взять и напасать на придворного лекаря! Весомое оскорбление, заслуживающее жестокой кары. Отправив своих воинов прочёсывать город, царь собрал знать в комнате, предназначенной для переговоров, где намеревался обсудить всевозможные способы пресечения подобного своеволия, дабы ничто похожее не назревало в будущем. Он позвал с собою Пелия, но вовсе не для того, чтобы тот присутствовал на всеобщем собрании, а дабы сторожил за дверью, хоть и в обязанности советника никак не входила необходимость брать на себя полномочия царской охраны. Вывод приходил на ум завравшегося плута только один: Флиант по-прежнему сердился на него. И ведь было на что сердиться, сам Пелий не мог не признать, что в своей злодейской задумке слишком поспешил, переоценив собственные возможности. Теперь же утраченное доверие правителя восстановить будет не просто. Как и не удастся так скоро вернуться к своему изначальному плану. Советник понимал, что в отличии от Кьяры, добровольно вызвавшей к себе ненависть царя, Тэрон пусть и не намеренно, но в данный момент был Флианту очень полезен. А посему открыто вредить гладиатору более не удастся, разве только уязвлять мужчину с помощью его же возлюбленной, которая, к великому сожалению Пелия, ныне была так же недосягаема. В таком случае стоит пока что выместить своё недовольство на этом надоедливом целителе, посмевшем так унизить его при царе и человеке, которого «змей» не так давно собирался сам подвергнуть унижениям. Отыскав для себя хорошую возможность занять собственные мысли, пока царь не выкажет нужды в преданном ему слуге, бесноватый лжец прогуливался вдоль колон, как вдруг увидел мчавшуюся ему на встречу Литею. Юная особа была так напугана, всем своим видом являя неподдельный ужас, что на первый момент советник чуть было не перепугался сам, подумывая, что за принцессой кто-то гонится. И этот кто-то мог запросто нанести вред и ему. Но его злобные прищуренные глазки не углядели никого, кто бы мог преследовать наследницу Флианта, мотивация её бега заключалась только в одной цели: увидеться с царём. Вовремя осознав это, Пелий поспешил остановить негодницу, чей отец прежде ясно дал понять, что не желает, дабы кто-либо прерывал ход устроенного им собрания. А если такое случится, на кого вновь падёт его гнев? К своей удаче, советник опередил быструю девушку у самой двери, перекрыв путь ко входу собой. - Вечер добрый, принцесса, - слегка запыхавшись, Пелий старался придать своему голосу привычную невозмутимость, которая ему удавалась. - К чему такая неразумная спешность? Советник видно думал, что при виде его Литея обретёт утраченную сдержанность и не станет пытаться войти, по крайней мере без попытки спросить на то разрешения. Как бы не так. Обеспокоенная тем, что ей раннее довелось пережить, наследница была готова пойти на крайние меры, ничуть не устыдившись своего раздражения. - Уйди, Пелий, не до тебя сейчас, - огрызнулась девушка в ответ, и даже попробовала оттолкнуть женоподобного плута куда подальше. - Я знаю, что мой отец находится за этой дверью, и я желаю его видеть! Несмотря на то, что советник не был наделён многими из положенных настоящим мужчинам качеств, он всё же имел хоть какую-то, но силу, пусть и на долю, но превосходящую силу Литеи. Видя, что девушка совершенно не способна себя контролировать, он старался быть с ней осторожен. Не хватало ещё из-за неё оказаться в немилости у правителя. Принцесса же явно нарывалась схлопотать смачной оплеухи, на которую Пелий так и не решился, схватив неугомонную за оба запястья и резко оттолкнув её от себя. Затем вновь встал у двери. - Увы, дорогая моя, у царя возникли неотложные дела, заключающие в себе необходимость в обеспечении безопасности жителей нашего города. Ваше нежданное вторжение в такой ответственный момент совершенно не порадует вашего отца, если вовсе его не обозлит. Возмущённая подобным обращением с её знатной персоной, Литея была готова высказаться, не жалея сквернословий, но речи о занятости отца задели её куда сильнее неуважения его отвратительного слуги. - Вот значит как! – вскричала она, нервно начиная мять своё и без того в конец измявшееся платье. - И давно для него имеют такое большое значение посторонние люди, а не его родная дочь, которая не так давно выслушивала угрозы какого-то сумасшедшего, собиравшегося её убить?!.. Уверенная, что после этих слов Пелий не осмелится её трогать, принцесса повторила попытку войти, однако «змей» и теперь стеною закрывал ей дорогу. Готовая расплакаться от такого грубого неподчинения, девушка замахивается ударить плута по лицу, но тот перехватывает её руку своею, и достаточно сильно сжимает её. - Да как смеешь ты!?.. – ещё пуще прежнего завопила девушка, пытаясь высвободится. Никто прежде не смел с ней так обращаться. - Я наследница трона моего отца! И я не позволю какому-то простому слуге указывать мне, что делать! Уйди с дороги, говорю! Литея разражалась таким криком, что вполне могла быть услышана Флиантом и его знатью. Однако же никто не вышел посмотреть, отчего именно так негодовала принцесса, и это ещё больше огорчало её. Охрана так же не вмешивалась, зная, что приближённый слуга царя вполне управится сам, уж его-то скручивать без царского приказа никто бы не решился, а вот наследнице не помешает хороший урок. - Этот, как вы изволили выразиться, «простой» слуга, служит царю всею верой и правдой. А уж сколько раз он вызволял его чрезмерно самоуверенную дочь из ею же вырытых ошибками ям, не счесть, – не желая настаивать с проявлением грубой силы, Пелий разжал пальцы на запястье девушки, отпуская её. - Вы так жадно нуждаетесь во всеобщем внимании, Литея, что готовы выдумать какое угодно происшествие, случившееся с вами, только бы собрать возле себя лишние пары глаз и ушей. Потом же сами жалуетесь на кружащие вокруг вас нелепые слухи и сплетни. Право же, откуда бы им взяться? Подобные выводы мало что изменили в поведении юной особы, обозлившейся ещё больше от услышанного. Советник ей не верил, более того, пытался обернуть всё так, будто дочь царя является всего-навсего затейливой выдумщицей. - Замечательно, так я ещё и лгунья??! – выпалила она, вновь кинувшись на советника, которому ничего не оставалось, как защищаться. - Ты забываешься, Пелий! Убери от меня свои руки! И впредь не смей ко мне прикасаться, иначе я всё передам отцу. Как ты ослушиваешься моих приказов, даже просьбам моим не уступаешь, будто бы слова дочери твоего господина для тебя не что иное, как пустой звук! Ах! Да разве это не на самом деле так!? Что дружеская просьба, что требование, ты всё так же глух и невежественен! Пусть же мой отец об этом узнает. Так рвёшься удержать меня? Тогда пойдёшь со мной! Чего встал, как истукан?! Живее! Я научу тебя уважать твою будущую царицу. Теперь уже принцесса стремилась ухватить плута, то за его хитон, то за женственные руки. Но тот отбивался не хуже неё, в итоге вновь не без применения силы отведя от себя совсем потерявшую стыд, и, как видно, ум, Литею. - Что в тайне от отца и вопреки его воле выискивает пути к ответной любви от раба, чей отказ вашей персоне является куда менее позорным явлением, нежели его согласие на брак с вами, – данные слова на время привели белокурую деву в чувства. Она прекратила своё наступление, взволнованно посмотрев на Пелия, и тот, заметив это, продолжил: - Вы же потому и нуждаетесь в том самом дурманящем зелье, так? Что ж, услуга за услугу. Коль вам не терпится вкусить горькую сладость обнажённой правды, так опробуйте её вдвойне. Ведь и о вашем «послушании» можно поведать очень многое. Да так щедро поперчить это приторно-обманчивое представление о вашей благочестивой душе, что о моих невежественных деяниях никто и не вспомнит. Да, да, милая Литея. Узнай господин о ваших намерениях, вы не то, что света белого не увидите, но и взаперти ничем путным своё обделённое время занять не сумеете. Потому что единожды уничтоженное доверие к вам уже не будет дано воскресить даже вымоленным прощением. Вас выдадут замуж, а все царские обязательства, как и права полностью перейдут во власть вашего супруга. Вы же не будете иметь никакого иного статуса, кроме как звания жены нового повелителя. А всё потому, что в глазах отца станетесь безответственной и негодной ни для каких важных поручений, требующих серьёзности и хладнокровия в принимаемых решениях. Хотите именно такого отношения от любящего родителя? Тогда продолжайте настаивать, чтобы я помог вам осуществить эту мерзостную потребность в окучивании убийцы и невольника в одном лице. Но я не ручаюсь за последствия ваших неугомонных фантазий, которые вы всячески стремитесь осуществить. Не ходите после за мной хвостом, прося о содействии в уговорах вашего отца снизойти до милости к вам. И не обессудьте, если защищаясь от вашей клеветы, брошенной в сердцах, я буду вынужден опуститься до ответного выпада в вашу сторону. Вот только в моих речах, оглашаемых прямые факты, правда будет звучать куда увереннее, чем в ваших бездоказательных жалобах, надуманных обидой, – видя, что его правдивые речи имеют влияние на капризную особу, советник не стал жалеть её и в следующем замечании: - И да ещё кое-что. Ранее вы сказали, как некто из простолюдинов покушался на вашу, жизнь. Позвольте же узнать, где в этот момент находилась приставленная к вам охрана? И доводилось ли ей присутствовать вообще? Оказавшись зажатой в угол, и не зная, каким убедительным опровержением защититься, Литея замешкалась с ответом. Она не ожидала, что Пелий использует против неё такой жестокий аргумент, который она и в горестных раздумьях допустить не могла. А тут ещё на беду слуга её отца блеснул своею проницательностью, в момент заподозрив, что дочь царя по собственному желанию бродила неведомо где без сопровождения вооружённой охраны. И к своему сожалению девушка так и не сумела придумать ничего значительного, что могло бы уверить и советника в правильности её поступка. Лгать она была не научена. - В том не было нужды. Я и Ираклий… - Ах, Ираклий, - оборвал Литею «змей», хватило только одного имени того игривого юнца, чтобы Пелию нашлось за что зацепиться. - Этот непутёвый баснословный певун и шутливый выдумщик, чья внешняя красота является его главным и, увы, единственным достоянием. И ему вы доверили охранять вашу светлую головушку от бандитских плевков? Право, моя милая госпожа, вы не перестаёте меня удивлять. Случись с вами что, и выживи при этом Ираклий, его отцу вскоре пришлось бы оплакивать кончину своего сына. Один бестолковый, да и вы туда же, принцесса. Нет, я не могу этого так оставить, считая своим долгом немедля обсудить данный случай с вашим отцом, юная дева. Уж он-то найдёт на вас обоих управу, и каков бы ни был приговор, надеюсь, ума у вас хватит с ним согласиться. Вот уж хитрец. Как умело он находил слабости других, а после нещадно уязвлял их. Литея была сокрушена таким поворотом событий. Прежде видя правду на своей стороне, теперь она оказалась ещё и виновата во всём, что с нею случилось. Разумеется, Пелий не собирался никому ничего рассказывать, он попусту хотел подобной игрой избавиться от наседания капризной девчонки, вздумавшей помешать ему расправляться с Тэроном. Её бессмысленная потребность привязать к себе мужчину, которому она не нужна, ещё больше опускали дурочку в глазах «змея», всей душой ненавидящего её. - Нет, прошу! – взмолилась принцесса, в этот раз не сумев сдержать таки рвавшиеся наружу слёзы. - Не надо ему ничего говорить, умоляю! Отец не должен об этом узнать! Повелась. Советник был рад помучить чью-либо наивную голову, ему даже стало легче, былая потребность немедля отплатить тому же Амфиссу за его длинные руки, переместилась на второй план, уступив место тому удовольствию, которое можно было получить сейчас, наблюдая, как глупая наследница принимается корить себя, отныне видя в нём, Пелие, своё единственное спасение. Уж он-то был намерен выбить из неё всю спесь. - Сожалею, моя дорогая, но я вынужден оповестить его. Вы убедили меня в том, что правда, какой бы душераздирающей она не являлась, должна быть и будет оглашена. Вы же не хотите, дабы вездесущая совесть лишила вас возможности спать спокойно? Так вперёд, пусть ваш отец сердится на столь нежданный визит, он позже поймёт, что оно того стоило. Пелий мог бы притворяться очень долго, и для большего усилия страха даже взяться открывать эту злощастную дверь, которую ему доверили сторожить. Доверили… Нет, уж пусть теперь помучается царская дочка, с неё не убудет, слишком легко живёт. Советник так и поступил. Отвернувшись от Литеи, он демонстративно потянулся к двери, ожидая, что наследница тут же всполошиться. Не ошибся. Завидев его действия, юная особа, ухватилась за эту самую его руку, продолжая слёзно молить: - Не делай этого, Пелий, где же твоё сочувствие!? Знаю, я погорячилась, грубостью ответив на твои разумные попытки меня отговорить. Не будь же таким жестоким по отношению ко мне, сколько раз я прислушивалась к твоим советам и с почтением следовала им. Я послушаюсь тебя и сейчас, даю слово. Но не выдавай меня, пожалуйста! Получив то, что хотел, советник с деловитым, гордым видом посмотрел на унижающуюся перед ним будущую царицу, и с отвращением отнял свою руку. Он не сразу пошёл на уступки, некоторое время умышленно изводя девушку своим наигранным молчанием. Дошло до того, что бедняжка уже опустилась на колени, и дабы окончательно не потерять сознание, держалась за подол его хитона. - Что же делать… что же делать…, - начал впадать в раздумья плут, поднося свои женственные пальчики ко рту. Замечая, что уже начинает переигрывать, советник поддался. - А вы умеете, убеждать, моя дорогая принцесса. Право я обезоружен вашими мольбами, так и быть, возьмусь стать немым на время вашего послушного следования моим вразумлениям. Возможно даже навсегда оставлю мысль открыть правду вашему отцу, если только вы пообещаете так же не возвращаться к теме ваших неблагоразумных и грязных желаний. Специально подбирая такие слова, которые способны были подвергнуть в ужас и смятение неискушённое девичье сердце, Пелий удовлетворил свою злую сущность смиренным кивком принцессы, что успокоившись, вскоре поднялась с колен, и одарила своего мучителя взглядом полным неподдельной ненависти. Он упивался её слабостями и не скрывал, что ему это нравилось. А предъявить в ответ Литее было нечего, как и не знала теперь девушка, когда ей представится возможность поговорить с отцом о том мужчине по имени Дерк, который напал на неё. Дав слово не пререкаться со «змеем» взамен на его молчание, наследница думала отправиться в свою комнату, дабы привести себя в порядок. О том сразу смекнул Амфисс, всё это время находившийся за одной из дальних колон и тихо наблюдавший за всем происходящим. Он не следил за событиями с самого их наступления, явившись позже на крики принцессы. Но и этого было достаточно, чтобы распознать неладное, как и предвидеть несчастье, которое грозит Тэрону и Кьяре, стоит Литее вернуться к себе прежде, чем целитель успеет предупредить влюблённых о приходе наследницы. Как же Амфисс бежал назад, кто бы видел. Он в секунду рванул с места, пока принцесса оставалась с Пелием, и только и думал, хоть бы гладиатор не упрямился, а пошёл ему навстречу, ради себя же и своей любимой. Так вышло, что увлёкшись собственными неутешительными мыслями, лекарь перестал смотреть вокруг, и сам не заметил, как на пути появилась Мирена, благо ничего не нёсшая в руках. Они столкнулись быстрее, чем успели увидеть друг друга. И не успел Амфисс подняться, как рабыня ухватилась за него обеими руками. Первое о чём подумал на тот момент целитель, так о том, что сейчас женщина начнёт выбивать из него дух. Она и вправду выглядела чрезвычайно потрясённой, но далеко не тем, что рассеянный врачеватель чуть намертво не припечатал её к полу. - Ох, Амфисс, хоть ты мне объясни, что происходит?! – безрассудно тряся лекаря, Мирена никак не позволяла ему встать. - Я уже ничего не понимаю. Где Литея? С ней всё в порядке? Ещё менее что-либо понимавший целитель, упорно начал подниматься вместе с рабыней, накрепко вцепившейся в него. Не ясно было, отчего она так переживала за чужую дочь, пусть даже и являлась та будущей правительницей, которой они были обязаны служить. Целитель не успел и слово вставить, когда увидел перепуганный взгляд Мирены, напряжённо скользнувший по нему. - А с тобой-то что приключилось?.. Вот тут рабыня его, наконец, отпустила, недоверчиво изучая внешний вид лекаря, выглядевшего не чище узников. Не желая, дабы она заостряла внимание на этом пустяке, Амфисс сразу приступил к делу, посчитав, что Мирена вполне может ему помочь. - Того требовали обстоятельства, долго объяснять. Про Литею ничего толком не знаю, кроме того, что она уже во дворце и вот-вот направится в свою комнату, – не дав женщине переварить эту краткую информацию, целитель схватил её за плечи. - Мирена, я возлагаю на тебя все свои надежды, отвлеки её. Отвлеки, как только сумеешь, только бы подольше задержалась она. В конец запутавшись, рабыня только и смогла что придать своему лицу ещё больше удивления. - Я?.. Но каким образом? Да и зачем это нужно? Ожидаемая реакция, но думалось Амфиссу, что быть ему меж двух огней, если делать всё придётся одному. Но ведь и Мирена наверняка не хотела, дабы у её подруги назревали новые проблемы, уж она-то как никто иной, первой должна мчаться на выручку. - Затем, что Тэрон и Кьяра сейчас в её покоях. Представляешь, какая беда грозит, если Литея их застанет? – Амфисс продолжал держать женщину за плечи, опасаясь, что сейчас она в противоречии вырвется, не желая его слушать. Но та лишь глядела на него с недоумением и тревогой. - Этого нельзя допустить, ты ведь приближённая рабыня царя, придумай что-нибудь, найди, чем занять принцессу. А я постараюсь увести Тэрона прежде, чем она вернётся. Ну же, не криви ртом, отказом ты мне добавишь седины. Мирена! - Ну, хорошо! – тяжело вздохнула она, невольно посматривая, нет ли кого поблизости, кто мог бы их увидеть. - О, создатели мира, хорошо, я постараюсь задержать Литею. Но когда всё утихнет, пообещай, что расскажешь мне всё, как оно есть. Условившись на том, они разошлись. Мирене было очень нелегко заговаривать с Литеей, но она была несказанно рада, что с её дочерью всё хорошо. Однако увидев, в каком девушка пребывала состоянии, и, замечая, что прежде её глаза предавались горьким слезам, материнское сердце рабыни больно сжалось, но она была не вправе задавать вопросы, только молча исполнять волю царской дочери. Принцесса встретила её очень любезно, ей хотелось поскорее снять с себя измятое и загрязнившееся пылью улиц платье. Мирена нашла выход, предложив девушке посетить швею, дабы помимо приобретения у неё нового одеяния, так же снять мерки для создания праздничного наряда. Дело в том, что через пару дней у юной наследницы наступит день рождения, и её отец желал сделать этот день запоминающимся для своей дочери. Так вот, женщине удалось отвлечь принцессу приобретением новых платьев.
Тэрон: Сам же Амфисс сейчас направлялся к двум влюблённым, чьи минуты блаженного единения нещадно близились к концу. Но правда в том, что время вечно, оно не имеет завершения. Это земная жизнь всё норовит указать ему границы, подстроить под своё недолгое, переменчивое существование. Оттого и люди вынуждены следовать запретам, указанным их собственной смертностью. Не долог путь каждого на земле, один человек спешит, и тем самым начинает подгонять другого. А ведь всякий имеет право решать сам, чему именно он желает посвятить свои часы, или кому. По воле своей, да вот только мир устроен теми же людьми таким образом, что воле человека часто доводится быть подавленной требованиями тех, кто находится у власти. Тех, чьё высокое положение наделяет могуществом их жалкую потребность порождать страхи в сердцах других, и, обеспечивая этих баловней судьбы правом на неприкосновенность, жестоко ограничивает свободу иных людей. Тэрон не являлся первым человеком, который стремился обезвредить, облачённую защитой, несправедливость погрязших в страстях царей. И тем более не был единственным, кто вот уже длительное время вынашивал в себе данную мысль о прекращении всей этой тирании, богатеющей на несчастьях слабейших. Пусть даже в помощь тому будет необходима новая, ещё более безжалостная война. К ней нелегко возвращаться, особенно когда ныне было что терять. Однако присутствовала угроза лишиться самого дорого куда быстрее. Ибо бездействие уже есть поражение. Тэрон отсрочил смерть Флианта, чтобы увидеть любимую. Но он не мог и далее откладывать схватку с врагом, осталось только подумать, как именно отнять жизнь царя, дабы наказание за его кончину никак не коснулось Кьяры. Но к сожалению… к большому сожалению гладиатор был не в состоянии обещать даже самому себе, что убив Флианта, не разделит после его же судьбу. А стало быть, и избраннице мужчины была уготована нелёгкая доля. Не желая подвергать её такому испытанию, Тэрон сознавал всё же, что иного пути нет. Об их объединении с другими рабами и речи быть не могло. Таковым являлся бывший военачальник, он не желал действовать давно изведанной ораторской хитростью, беря под свою ответственность жизни тех бойцов, что будут идти за ним не по своей воле, а лишь по причине умело брошенного словца. К тому же на данные момент все они являлись пленниками влиятельного страха. Однажды Тэрон уже пошёл на риск, обратившись к советнику правителя за помощью, чем подставил под удар не только свою жизнь, но и безопасность любимой девушки. Больше такой ошибки гладиатор не совершит. Ведь любой из пленников мог за раз его выдать, из той же боязни, никому нельзя было доверять. Каждый здесь выживал сам, и по правде говоря Тэрона мало заботили судьбы других рабов, он не думал даже о своём спасении, ему было необходимо увести только свою единственную от грядущих бед. Да, воин чувствовал свою вину перед ней, беспощадно вонзая в собственное сердце острое жало ненависти к самому себе. За что спрашивается? За то, что не оказался рядом, никак не пресёк это несчастье, когда был заранее о нём предупреждён. Осознание этого и мучило гладиатора, видевшего, как удивлённо и даже поначалу непонимающе глядела на него любимая. Мужчина уже начинал жалеть о том, что дал своим тяжким мыслям право голоса, тем самым добавив волнения душе своей желанной. Его суровый взгляд обострился под опущенными тёмными бровями, Тэрон не поднимал глаз, безмолвно и слепо изучая пустоту, так чётко отражавшую его былого, не ведавшего ни любви, ни желаний, ни надежды. Теперь всё было иначе, и дикий зверь, вновь спящий внутри и задобренный лаской, мог бы более никогда не пробуждаться. Но воин спустит его с цепи, как и собирался сделать это прежде, только в следующий раз он позволит ему разорвать ненавистного врага. Страшной будет месть, далёкой от законов человеческих, но она свершится. Мужчина продолжал безмолвно сидеть напротив фиванки, борясь со своими внутренними демонами, одолевающими его. Ибо велик был гнев гладиатора за испытанные муки его любимой женщины, и он не собирался его в себе подавлять. Только Кьяра была способна подчинить себе ярость Тэрона, утихомирить её хотя бы сейчас. И ей это удалось одним прикосновением нежных ладоней к его руке. Мужчина расправил широкие плечи, скулы его заметно напряглись, но лишь оттого, что накипавшая внутри пламенная ненависть ещё присутствовала и не хотела сдаваться воле любви, но это согревающее сердце чувство оказалось сильнее. Воин ответил на прикосновение девушки, бережно проведя пальцами по шелковистой коже её изящных рук. Голос Кьяры открыто передавал её волнение, вызванное ранними словами гладиатора, слушавшего безмолвно, не соглашаясь и не отрицая. Он не откажется от того, что молвил прежде, как и не присоединиться к речам любимой, так жарко оправдывающей его. К самому себе Тэрон не смягчился, но внимая словам своей воительницы о воле человеческой, обречённой на опасность и о страхе их недругов, он не мог не признать, что любимая говорила верно. Их боялись. Ох, как же их боялись и ненавидели. За бесстрашие душ и умение бросить вызов, принимая неравный бой. Их страшились по причине непреклонной гордости перед беспощадной смертью. Но не всё из перечисленного являлось правдой. Потому что будучи любимым и любя, помимо силы, превосходящей возможное, человек приобретает и одну единственную слабость, способную уничтожить его. И слабостью этой является страх потерять того, кто есть вся твоя жизнь. Так вышло, что Тэрон и Кьяра испытали боль потери вместе, и оба были готовы положить конец своему пребыванию на этой земле, дабы хоть в ином мире, познавая адские муки, во что бы то ни стало найти друг друга. Ладонь воительницы мягко легла на грудь мужчины, тот час вызвав мощные удары отвечающего ей сердца. Тэрон поднял глаза, с тёплым чувством всматриваясь в красивое лицо своей кареглазой мечты. Согретый любовью взгляд гладиатора со всем вниманием и нежностью ласкал все видимые изгибы этого превосходного творения богов. Мужчина любил каждую родинку на теле своей желанной, каждый её малый шрам, норовивший огрубить гладкость обжигающей кожи, но безнадёжными являлись эти попытки. Кьяра была прекрасна, даже тень мучительной боли не могла погубить великолепия её несравненной красоты. Блаженством было касаться её, целовать, дышать с нею единым воздухом, но какою же пыткой стало осознание того, что сейчас его объятия могли причинить девушке боль. Тэрон и не смел притягивать её к себе, как случалось прежде. Он ощущал болезненную дрожь в её руках, слышал тяжесть её дыхания и так хотел укрыть возлюбленную от горестей бесчестной жизни. Хотел забрать её боль… взять на себя страдания тела… украсть ещё один поцелуй и через его сладость передать красавице свои жизненные силы. Мужчина желал бы обречь на муки весь мир и самому в нём погибнуть, но только бы Кьяра никогда не знала жестокостей обезволивающего рабства. Она убеждала его, что вернись всё назад, мало что удалось бы исправить, просила гладиатора не винить себя. А он продолжал молча глядеть в её завораживающие карие глаза, и, укорял себя за то, что принял выбор любимой остаться здесь с ним. Конечно же Кьяра сама решала свою судьбу, никто не брался её неволить. А надо было. Пусть и насильно, пусть до терзаемых слёз, и нещадной гибели их душ, но Тэрон должен был сделать это для неё, увести от тирании, помочь девушке стать свободной… будучи чужою возлюбленной и женой, но находится далеко отсюда. И никогда более не возвращаться в этот ад, уготованный им на земле. Воин и сам не задержался бы в нём надолго. Приняв свой последний поединок, он бы достойно оставил этот мир, до последнего часа не выпуская из ладони верного меча. Тэрон познал бы покойную смерть, как награду, зная, что избранница его сердца изведала лучшую жизнь, хоть и вдали от него, но она не стала жертвой безумного мясника, получившего трон слепостью подкупного народа. Зная, что не смог бы прожить без Кьяры и дня, гладиатор был готов пойти на всё, дабы сделать её счастливой. Но любимая не оставляла попыток достучаться до мужчины, давая ему понять, что без него она не будет счастлива так же, как он не найдёт для себя утешения без неё. Они были неразделимы, и правда такова. Задумавшись, Тэрон вновь отвёл взгляд куда-то в сторону, но фиванка вернула его внимание к своим проницательным глазам, коснувшись руками лица гладиатора, и говоря, что лишь благодаря ему она продолжает дышать… что именно любовь к нему спасла её от смерти. А ведь и она являлась для Тэрона всей его жизнью. Чувствуя её нежное прикосновение, согретых долгими поцелуями, губ на своей щеке, воин подался вперёд, тоже самое сделали и его руки, желающие обнять девушку как можно крепче и никогда её не отпускать. Тэрон хотел этого, но не сделал, помня о том, тяжёлом состоянии, в каком находилась его единственная. Она прижималась к нему всё плотнее, невзирая на кровь и грязь, запахом смерти хранивших на теле мужчины память о его недавнем сражении. Как же хорошо ему было с ней… как безмятежно и радостно на сердце… Ладони гладиатора опустились на бёдра любимой, желая обнять её хотя бы так. Очень осторожно, с такой бережностью, как если бы мечта его была сотворена не из плоти, а из тонкого хрусталя, чьи хрупкие крупицы явили бы ему образ из далёких грёз, способный разрушиться от одного неверного прикосновения. Тихо повторяя, что Тэрон спас её, девушка легонько коснулась губами плеча воина, отчего он еле слышно вздохнул, чуть приподнимая голову, и с наслаждением принимая объятия своей желанной. Она прижималась к его груди, и воин чётко распознавал стук собственного сердца с биением красавицы, они звучали в унисон их любви. Но и здесь взгляд мужчины омрачился. Потому что как бы двое не пытались забыться друг в друге, страшная реальность оставалась ждать их возвращения из мечтательного единства, готовая разрушать все обретённые надежды, крепкою верой отражавшиеся в глазах бывшего военачальника. И эти же глаза, устремлённые пронизывающим взором во мрак, скрылись под медленно опустившимися веками, что после сжались с такою мукой, как если бы Тэрон узрел то, чего видеть не хотел. Его тело предательски задрожало в ярости и боли, но чувства эти притуплялись лаской того тепла, которым мужчину одаривала его возлюбленная. При ней он старался заглушить в себе зов ярости, и прекрасная воительница сама ему в том помогала, но голос гладиатора не скрывал всей его испытываемой ненависти к врагам, в каждом слове лишь подчёркивая данную истину. - Но конечного спасения нам ещё только предстоит постичь, Кьяра, - начал мужчина, запуская руку в любимые волосы, медленным движением пропуская пальцы сквозь их тёмные шёлковые волны. - И вновь случись что, какой будет прок от нашего смирения с судьбой и душевного противостояния тому злому бесчинству, чьё царствование нескончаемо в этих стенах? Всё это дано остановить лишь ответной грубой силой, которую так страшиться Флиант и его свита, – рука, прежде ласкавшая волосы и плечи фиванки, звучно сжалась в кулак, грубый и опасный. – Как ты сказала, пока мы здесь, мы обречены терпеть всё это. Верно. Но должны ли? Нас, рождённых на воле, обрекают носить рабские кандалы, и мы принимаем свою участь, как должное, претерпевая и смиряясь. Только потому, что оказались в меньшинстве, и каждый миг нашей жизни грозит оборваться по одному лишь царскому слову. – Тэрон встретился глазами с любимой, и взгляд его стал мягче, а голос спокойнее, как и решительнее. - Я отказываюсь разделять решение слепых богов, Кьяра. Как и не спущу Флианту тех страданий, которым он подверг тебя. Ничтожный изверг понесёт должный ответ за все свои злодеяния. Ранее его жизнь была в моих руках… я был готов забрать её… был готов…. Дабы не беспокоить Кьяру, Тэрон не стал говорить ей о том, что совсем недавно находился у Флианта и собирался его убить. Хватало и того, что сейчас он морально подготавливал девушку к грядущей смерти царя от его руки. На некоторое время разговор влюблённых охватила тишина, сам воздух наполнился ощутимым напряжением, в котором пребывали двое. Мужчина не хотел порождать череду новых переживаний в душе своей единственной, но он не мог принять всё, как оно есть. Не мог позволить своей избраннице терпеть унижения и муки ради пустых надежд на то, что однажды этот кошмар закончится. Да, эти надежды будут пустыми без опоры в виде ответной силы, к которой призывал гладиатор самого себя. Он стремился пойти на это один не потому, что имел такую непоколебимую уверенность в своей победе, вовсе нет. Тэрон не хотел впутывать Кьяру в данную войну, чтобы уберечь её. Конечно же, он знал, что его любимая сильна, и способна защитить себя. Но не так давно произошедшее с ней несчастье ещё раз показало, что не всегда правда будет на стороне тех, кто борется за неё. Воин по-прежнему находился рядом, заботливо и осторожно обнимая девушку за плечи. Вот она, его жизнь, его спасение, и мощь… отними у мужчины всё это и его самого не станет. - Не зная тебя, я не стремился что-либо изменить, - продолжил он, склоняясь над своею единственной, и со всем жаром любящего сердца смотрел в её манящие глаза. Тэрон вспоминал то время, когда лишь война служила ему утешением. - Мне просто было незачем пытаться. Для меня всё закончилось, когда я проиграл свою главную битву, лишившись своих людей, цели, и возможности называть себя свободным человеком. Казалось бы, нет для воина горше доли, чем быть пленником врагов, не достойных даже лёгкой смерти, не то чтобы равного боя. Оставшись в живых, я был мертвее тех, кому посчастливилось погибнуть на войне, не зная унизительного рабства. А всего несколько часов назад, я вновь испытал это разрушающее чувство пустоты и бессмысленного существования, когда позволил себе поверить в ложь о том, что навсегда потерял тебя, Кьяра. Теперь я знаю, какое поражение меня ждёт, если твои страдания продолжатся, - какими же нежными становились руки воина, когда он касался прекрасной фиванки, демоны прошлого всё более теряли свою власть над ним. Гладиатор проводил пальцами по чувственным губам, опускался к подбородку, шее, только теперь сознавая, что этот прекрасный образ всегда являлся ему во снах. Он был неуловим и далёк до этих пор… до того, как они впервые увидели друг друга. - Как смею я принять это? Как могу допустить?.. Надеялся укрыть тебя от несчастий под покровительством Литеи, позабыв, что всё имеет свой недолгий срок. И нет уверенности, что произошедшее сейчас, не повторится снова. Не могу я оставить всё, как есть, Кьяра. И не стану терпеливо сносить твою боль, которую ты жертвенно принимаешь на себя, когда не тебе уготована расплата. Мы будем искать возможности уйти. Вместе. – Тэрон не предполагал, не делился бездейственными размышлениями. Он намеревался сделать всё именно так, говорил. - Я готов переждать множество ночей, пока ты не будешь готова. Но я не упущу случая увидеть тебя. Флианту угодно говорить со мной, и завтра по его же приказу я вновь буду здесь. Мы найдём способ покинуть дворец, Амфисс утверждал, что ему известны подземные ходы, ведущие отсюда прямиком в город. Вызнав о них, мы дождёмся удобного случая, а после уйдём. Гладиатор не лгал, уверяя Кьяру в том, что они вдвоём покинут Наксос, но всё же умолчал и об ином вероятном исходе их побега. Притом этот второй исход был куда более возможен, нежели первый. Но о том не следовало думать сейчас, когда и без того каждая проходящая минута всё ощутимее приближала тяжкое расставание. Тэрон неотрывно глядел в очаровывающие его глаза, всем своим существом устремляясь только к ней одной… Как бы не сложилось, он более не подпустит кого-либо к девушке, всегда будет подле неё, отныне с боями без правил покончено, и Пелию самому осталось не долго плеваться своим ядом. - Любимая, ты отказалась от своей свободы, чтобы разделить эту жизнь со мной. Жизнь, основанную в надежде на светлое будущее, а не на горестное настоящее. И мы не останемся здесь, испытывать себя и смиряться с чужой волей. В нашем праве выбирать самим, чего мы желаем. А желаю я только одного: быть с тобой, - ладони мужчины вновь опустились на плечи фиванки, он почти что улыбнулся ей, хоть и оставался грозен его взгляд. - Но не здесь нам предстоит начать всё сначала. Не посреди крови и убийств мы будем преумножать обретённое нами счастье. Я покорно предамся терпению, о котором ты говоришь, но только для того, чтобы как следует обдумать наш возможный побег с острова. И мы уйдём, - уста гладиатора так и тянулись к губам возлюбленной, он говорил тихо, нежно проводя ладонью по её лицу, молвив уверено: - И ты будешь свободна, сколько бы не последовало препятствий. Я не стану мириться с продажной судьбой, и ты, борясь, не уступай её приговору. Всё ещё можно исправить. Нет такого закона и власти, что могли бы подавить в человеке его собственную волю. Нет в мире такой силы, которая была бы способна разлучить меня с тобою, Кьяра. И если бы та чудесная ночь одарила меня и тебя, зарождённым в любви, продолжением нас самих… я бы с открытым сердцем принял этот дар, - рука мужчины бережно накрыла живот воительницы, и данный жест уже многое объяснял ей из того, что он стремился донести, как и чего потаённо желал. - Ведь прежде никогда не испытывая такого совершенного чувства, я познал его благодаря тебе. Девушке, без которой не вижу смысла не только в самой борьбе, но и в своём существовании. – Тэрон страстно целовал её губы, лицо, глаза, стараясь быть менее настойчивым, но не желая подавлять свою необходимость в ней. - Живи… живи, любимая, чтобы и для меня не потеряла ценности эта жизнь… Гармоничное единение, наполненное только их голосами, шёпотом и дыханием, было побеспокоено ожидаемым приближением чьих-то спешных шагов, направлявшихся к двери той комнаты, в которой находились Кьяра и Тэрон. Мужчина не двинулся с места, продолжая смотреть только на любимую. Кто бы не вошёл, он не станет скрываться. Но брошенный вызов гладиатора было некому принять, ибо вошедший являлся другом. Амфисс как всегда не обходился без шумных вторжений, а посему о том, что это был именно он, Тэрон понял прежде, чем лекарь явил себя. Приветствием воин его не встретил, прекрасно зная, с какою целью вернулся пугливый целитель. И не прогадал. Доли секунды топчась на месте, Амфисс начал было открывать рот, дабы снова попытаться поторопить мужчину, но тот резко вскинул левую руку, тем самым остановив врачевателя от ненужных объяснений и без того понятных вещей. Тэрон безмолвно просил дать им ещё немного времени, и лекарь был вынужден подчиниться этой просьбе. Он оставался в стороне, не говоря ни слова, покуда гладиатор и фиванка прощались. - Помни о моих словах, - говорил девушке Тэрон, целуя и поглаживая её руки. - Всего одна ночь, не дольше. Я отыщу предлог, что позволит мне чаще быть во дворце. Но ты должна больше лежать. Позаботься, Амфисс, чтобы Кьяру во всё положенное для восстановления время не утруждали никакою работой. Ей необходимо пребывать в покое,- мужчина не видел, как лекарь молча кивнул, ибо не смотрел на него вовсе, но знал, что он сделает для фиванки всё возможное. Своей единственной воин сказал следующее, углядев сомнение в её глазах: - Не препятствуй этому, тебе нужно восстановить силы, раны ещё совсем свежие, – затем нежно поцеловал её в лоб. – Поспи сейчас. А когда проснёшься, та часть времени, что разлучает нас, утратит свою медлительность, неминуемо приближая ожидаемый час нашей встречи. Я люблю тебя, Кьяра. И буду возвращаться к тебе до тех пор, пока, наконец, не обрету возможность остаться с тобою навсегда. Его любовь…. Его сильная, храбрая воительница. Уста Тэрона в пламенном поцелуе коснулись губ Кьяры, желая взять с собою частицу её тепла, взамен отдавая ей свою нежность. Он всегда будет рядом, никакое расстояние тому не помеха. Её руки всё ещё находились в его ладонях, мужчина поднялся, не говоря более ни слова, одним только ласковым, наполненным любовью взглядом прощаясь с ней… совсем ненадолго. Пришло время уходить. Теперь, убедившись, в том, что его единственная обязательно пойдёт на поправку, гладиатор мог позволить себе вернуться к остальным бойцам. С прежним глубоким чувством он поцеловал теперь уже её руку, и только тогда осмелился уйти, с большим противостоянием уводя взор от возлюбленной к двери, ведущей из комнаты. Всё наладится. Отныне страдать будут другие, уж Тэрон позаботится об этом. Выходя, они с Амфиссом полагали, что никого не встретят по дороге, разве что не удастся избежать царской охраны, но и в том не было особой проблемы, ибо шёл гладиатор с придворным лекарем, а самого целителя подозревать не было нужды. Однако остаться незамеченными для дочери правителя им так и не удалось. Дело в том, что, направляясь в свои покои, Литея решила войти не со стороны своей опочивальни, а желала сразу наведаться к своей служанке, потому-то сама того не ведая, шла навстречу мужчине, которого никак не ожидала увидеть во дворце. Её новое жёлто-зелёное платье еле доставало до колен и было сделано из заметно тонкого материала, отчасти прозрачного. Литея видно планировала носить его разве что вне вылазок из отцовской обители, ибо откровенным было одеяние, далёким от понимания простых людей. Не ожидавшая предстать именно перед Тэроном в таком смелом виде, принцесса поначалу испугалась, завидев гладиатора, идущего впереди, но потом, осознав представленную ей возможность, про себя порадовалась такой неожиданной встрече с ним. Нарочно сбавив шаг, и придав своей походке больше соблазнительности, способной подчеркнуть природную красоту её юного тела, Литея тайком следила за приближавшимся к ней гладиатором. Вот-вот он поднимет глаза и посмотрит на неё. Наследнице Флианта было необходимо заговорить с ним, а чтобы как-то начать разговор, следовало дождаться хоть малого внимания от мужчины. Весь её былой страх, почти что позабытый приятным приобретением нового одеяния, мог в сию секунду исчезнуть окончательно, стоит принцессе единый раз поймать на себе заинтересованный взгляд любимого ею воина. Она предвкушала его интерес, вызванный её красотой, и так и посматривала на Тэрона, вот уже почти поравнявшись с ним. Но мужчина не то чтобы не проявил никакого любопытства к дочери царя, он вообще её не заметил, неизменно глядя куда-то вниз, да так и прошёл мимо наследницы, изумлённо остановившейся позади. Вниманием Литею удостоил лишь шедший рядом с гладиатором Амфисс, что тут же поприветствовал её. Однако принцесса не услышала лекаря, оглушённо провожая взглядом мужчину, так открыто проигнорировавшего её присутствие. Она даже не углядела, какой странный вид был у самого целителя, поспешавшего как можно быстрее удалиться. Литее ничего не оставалось, как окликнуть Тэрона, пока он вовсе не скрылся с её глаз. Заслышав своё имя из уст наследницы, воин остановился, после обернувшись к ней. Его взгляд, устремлённый на дочь царя не выражал никаких эмоций, и любой внимательный человек, наблюдая такой взор со стороны, подтвердил бы, что мужчина действительно ничего не чувствовал, смотря на Литею. Врачеватель как раз являлся одним из таких людей, да и чего там, ему давно было известно, что для Тэрона юная девушка была всего лишь ещё одним несчастным созданием, пребывавшим на этой грешной земле, и не более. Амфисс больше опасался, как бы их не заподозрили в чём-либо. Вскоре он осознал, что все его страхи напрасны, когда как для самой белокурой девы испытания только начинались, ибо позвав гладиатора, она какое-то время растеряно глядела на него, пытаясь подобрать слова. В конце концов её молчание затянулось до такого количества минут, когда Тэрону уместнее было бы просто взять и уйти, даже не берясь слушать. Но он остался, дожидаясь, как потерявшаяся наследница возьмёт своё волнение под контроль. И ей это удалось, хоть и неуверенно звучал её голос. - Близится день моего рождения. Отец задумывает щедрый праздник и…, - принцесса замешкалась, подводя себя к главному. - Я бы очень хотела, чтобы ты присутствовал на нём. Сюда съедутся многочисленные гости из разных концов мира, я была бы рада тебя им представить. Испытывая заметное волнение перед гладиатором, Литея забывалась, что ведёт разговор с одним из рабов её отца. Но дело было в том, что она и не видела в Тэроне раба, говоря с ним, как с тем человеком, которому её могли бы обещать в законные супруги. Она и гостям его представить намеревалась не как чемпиона арены, а как мужчину, которого для себя выбрала, осталось лишь получить согласие отца, что на данный момент очень не плохо к нему относился. И верила наивная, что если чуть подождать, царь изменит своё решение и позволит Тэрону быть её мужем. Она будто не замечала его истинного отношения к ней, или же старалась не замечать, упорно думая, что главным препятствием к их браку является её отец. Однако дальнейшие действия гладиатора наглядно доказывали принцессе обратное. Он никак не воспринял её слова, даже не удостоил словом. Меньше минуты длилось ожидание Литеи, когда воин просто отвернулся от неё, и последовал дальше, словно и не обращалась она к нему совсем. Пожалев вновь оскорбившиеся чувства наследницы, Амфисс последовал за мужчиной, которого так же очень хорошо понимал. Сама же девушка, чьё самолюбие должно было быть серьёзно задето подобным отношением, подавила свою гордость, поспешив молвить воину в след ослабевшим голосом: - Это не приказ, Тэрон. Я приглашаю тебя. Думавший в данный момент совершенно о другом, и не желавший ни с кем вступать в разговоры, гладиатор вновь остановился. По чести говоря, на дочь царя ему было незачем сердиться. От неё не исходило никакого зла, кроме как надоедливой потребности в любви. Очень эгоистичной любви, желающей только брать, отдавая взамен лишь земные богатства, а сама душа не имела ничего. Вот эта духовная бедность и являлась самой прискорбной. Наследница думала купить мужчину своим телом, увы, только это она и могла ему предложить. Он всё понимал, испытывая к ней одну лишь жалость. Его далеко не резкий ответ не мог причинить ей обиду, разве только разочаровать отказом, но он неминуемо последовал. - И я благодарен тебе за приглашение, Литея, - сказал Тэрон, повернувшись к принцессе на доли секунды. - Но пусть лучше на праздники приходят те, кому угодно веселиться. Я же не настроен искать забавы для себя, как и не желаю удостаивать ею других. Вот и всё, что Литея от него услышала, в который раз оказавшись отвергнутой. Это конечно громко сказано, но наследница восприняла всё именно так, начиная жалеть, что из страха перед гневом отца не настояла в необходимой для неё помощи Пелия. Сам же Тэрон уходил, предаваясь мыслям о Кьяре, чей образ никогда не покидал его сердце. Он думал об их возможном побеге, и грядущем познании желанной свободы. Он был намерен получить её, для них обоих, вопреки сторонним козням. Не ведал герой арены, что за него многое уже решилось, а брошенный отказ в участии ненавистных забав не имел никакой силы. Ибо назревало испытание, которое Тэрону было необходимо пройти, или же навсегда лишиться возможности стать свободным, как и обрести мирную жизнь с той, чья любовь не просто охраняла его от гибели, но служила тем сильнейшим оружием, способным завоевать победу в самой безжалостной и неравной войне.
Kyara: Казалось бы за столь недолгие года, которые Кьяра прожила, она прошла весомый путь. Ту дорогу, которую и не всем людям удаётся пройти даже к старости. Юная девушка, которая так счастлива была в детстве - к рассвету своей юности пережила так много. Светлая и спокойная жизнь была навеки отнята первым набегом, в котором Кьяра потеряла своих родных, лучшую подругу и многих других, но это еще не было концом. Второй набег принес за собой страшное рабство. Рабство – сейчас с ним не многие боролись, но все же борьба шла и еще с самого детства Кьяра слышала страшные рассказы о том, к чему обрекают людей попавших в рабство, но никогда не думала девушка, что сама окажется в том же положении. Она настроила себя на самое худшее еще в самом начале, только ей «посчастливилось» попасть сюда. Свидетели есть - фиванка пыталась себя извести, как могла. Но вдруг все круто поменялось. Она встретила Тэрона, и молодые люди полюбили друг друга. Отсюда и появилось стремление к жизни, желание вырваться и быть постоянно с ним. Прикасаться к его крепкому телу, как Кьяра делала это сейчас и не боятся, что их кто-то увидит, или что сейчас сюда войдет принцесса. Предаваться любви, без страху, что на утро об этом узнает весь дворец и обоих казнят. Видеть друг друга целыми днями. В этом заключалось настоящее счастье и именно оно побуждало стремление к жизни и борьбе. Все обернулось несколько иначе. Нельзя сказать, что когда Кьяра полюбила Тэрона ей стало проще, также, как и Тэрону. Нет, скорее просто двое влюбленных обрели одну и ту же цель, которая не давала им покоя. Здесь Кьяра познала первый ужас, когда её тело истязали тяжелые удары кнута, но она справилась с этим, как и справится в дальнейшем, если в этом будет необходимость. Но страх перед оружием пыток остался. Впрочем, девушка сейчас совершенно не об этом думала. Каждый день, прожитый вдали от Тэрона, истязал сердце непонятным одиночеством. Мысли тянулись лишь к нему, а осознание того, что любимый мужчина находится не так уж далеко, только вот пройти к нему не просто – буквально раздирало внутри. Каждое мгновение, которое приходилось проводить раздельно неподвластно разуму тащило мысленно в грезы памяти, где двое влюбленных вместе. Однажды Кьяра отдалась Тэрону в ночи настоящей любви, но не только к этому возвращались мысли, а к каждому прикосновению, слову, взгляду и вздоху. Все же, как прекрасно было любить, но одновременно с этим чертовски сложно до невозможности. Вот только именно любовь предавала силы. Кьяра не соврала Тэрону, когда говорила о том, что именно он подарил ей силы для борьбы, что благодаря нему она еще жива. В ином случае девушке не стоило бы даже бороться за свою жизнь. Зачем жить? Что бы отдавать себя в руки распущенных и богатых извращенцев, которым мало того, что они вытворяют со своими женами. Кьяра бы поневоле стала участницей притона. Разве стоит ради этого бороться за жизнь? Нет! Но когда появился человек, которому фиванка отдала сердце, то ради их совместного будущего стоило выдержать все и пройти все испытания, вот только за какие грехи – неизвестно. Кьяра видела огромную печаль и сожаление в глазах любимого. Да что тут видеть он и сам сказал о том, что винит себя. Очень зря. Кьяра пыталась словами убедить Тэрона в том, что он ни в чем не виноват, просто не все в этой жизни подвластно нам. Но девушка откровенно верила, что однажды придет время, когда они будут вместе и не только на том свете, но и на этом. У них будет уютный дом, прекрасная земля в чудесном краю и они будут счастливы. Обыкновенные житейские мечты – но, сколько в них было счастья и желания. Ведь Тэрон и Кьяра смогут видеться всегда, они станут неразлучны и не нужно будет гадать и молить богов об очередной встрече. Удивительно, как Кьяра все еще хранила веру богам, а в частности Гере. Она часто молилась ей тайком от остальных, но пока не дано было фиванке постичь, что её богиня бросила, даже не бросила, а ей все равно, как было наплевать на все и всегда. Но разве мольбы и вера в высшие силы не подымали бодрость духа? Подымали, но однажды человечество поймет, что дело в собственных силах и если ты хочешь изменить свою жизнь – тебе стоит что-то сделать для этого самому, а не ждать пока сбудутся все просьбы и молитвы просто так, при подачи высших сил. Пока Кьяра этого не понимала, но еще поймет. Скоро она все поймет. Нельзя сказать, что от этого будет только хуже, наоборот, когда ты перестаешь надеяться на кого-то другого, будто кто-то свыше щелчком пальцем разрешит все проблемы, а сам возьмешься за дело и поверишь в себя, лишь так проблемы разрешаются. В противном случае – ты обречен. Нужно верить в себя целиком, а не отдавать свои надежды богам. Лучше предоставить их самому себе. Все еще было прохладно и от пережитого избытка эмоций тело одолевала дрожь, но рядом с Тэроном все проходило, боли улетали и тело было, словно исцелено. Каждое его прикосновение заставляло минуть холод и успокоиться боли, которую могла испытывать Кьяра. И что же, за это он винит себя? За то, что они живы и продолжают любить друг друга исцеляющей любовью, которая мало кому доступна. Тэрон говорил о защите о том, что не стоит полагаться на богов, о том, что не нужно мириться с той судьбой, которая выпала на их долю и ничтожный царь обязательно получит свое наказание. Кьяра смотрела внимательно в глаза гладиатора и видела в них решительность. Тэрон готов был сделать то, о чем говорил. Но не сейчас, возможно, чуть позже. Все так просто он действительно не оставит. Запустив руку в темные волосы Кьяры, Тэрон окунул девушку в царство грез, достаточно было всего лишь этого легкого движения, что бы Кьяра почувствовала себя защищенной, а главное такой спокойной, в крепких руках возлюбленного. Как он осторожно её обнимал, боясь прикоснутся еще к совсем свежим шрамам, что бы не принести Кьяре никакой боли. Она так хотела всем телом познать его ласку, так и теснилась ближе к нему, но он не мог, потому что сделал бы больно ей, ведь открытые раны всегда несут острые ощущения, даже если они залечены. - Я отказываюсь разделять решение слепых богов, Кьяра. Как и не спущу Флианту тех страданий, которым он подверг тебя. Ничтожный изверг понесёт должный ответ за все свои злодеяния, - сказал Тэрон. Кьяра мягко улыбнулась, утопая в его зеленых глазах и опустила взгляд на крепкие руки мужчины. Она нежно взяла его ладонь и стала перебирать пальцы гладиатора так, будто ребёнок, играющий рукой родителя. Тогда вновь спокойно улыбнувшись, девушка подняла глаза на возлюбленного. - Я готова была сделать подобное. Сказала Кьяра вмиг помрачнев. Она уже убивала однажды в своей жизни, в тот день, когда произошел первый набег на её деревню. Тогда, когда убили её родителей, а над самой Кьярой в сарае надругались несколько мужчин. В тот страшный день Кьяра убила их всех неизвестно каким образом. И до сих пор помнила их лица, то, какими они были в минуты, когда испускали последний вздох и это ужасало. Даже сама мысль об убийстве, но теперь вспоминая, что было совсем недавно Кьяра осознала, что шла готовая на очередное убийство. С каких пор она стала такой жестокой? Но это была вынужденная жестокость. Управлять своим вторым я, фиванка еще не научилась. Той дикой и животной энергией, которая просыпается в ней, стоит затронуть самое дорогое, что у неё есть. Кто-то бы назвал это нарушенной психикой, исходя из того случая, кто-то бы счел это даром богов, но сама Кьяра даже не подозревала о том, как расценивать себя и свое поведение. Ведь даже о тех смертях она сожалела, а ведь те люди убили её родителей и забрали у неё невинность. Кьяра еще пуще опустила голову и отпустила ладонь Тэрона. - Боги, когда я думала, что ты умер, я готова была убить его, убить всех, кто попадется мне на пути. И мне было плевать на всё и на саму себя в первую очередь. Я… я была такой, как они… хладнокровной убийцей. Не узнаю себя, Тэрон. Мне страшно от того, на что я временами способна. Кьяра закончила свою речь и посмотрела в глаза Тэрона. Нет, он не винил её в том, что она хотела сделать. Настигло мимолетное молчание, где двое влюбленных были поглощены собственными взглядами. И в этот момент в комнате воцарилось такое спокойствие, лишь сердца мужчины и девушки бились в унисон, даже тогда, когда они не держались за руки. Тэрон также обратился к своему прошлому. Он говорил, что не считал нужным жить… это было так знакомо для Кьяры. Тэрону было наплевать на себя и свою жизнь, пока он не встретил её. Да что тут говорить, когда Кьяра испытывает тоже самое. Появление гладиатора в её жизни дало ей не только влюбленную цель быть вместе, но еще и продвинуло на шаг дальше. Тайно ото всех Кьяра желала освободить свой народ из рудников Флианта… но знала, что без Тэрона она не смогла бы этого сделать, даже не думала об этом. - А всего несколько часов назад, я вновь испытал это разрушающее чувство пустоты и бессмысленного существования, когда позволил себе поверить в ложь о том, что навсегда потерял тебя, Кьяра, - говорил великий воин. Кьяра опустила взор, но когда подняла - слабо проговорила, едва слышимым шепотом. - Я тоже. - Теперь я знаю, какое поражение меня ждёт, если твои страдания продолжатся, - прикосновения Тэрона были манящими, обжигающими душу и такими приятными. Кьяра готова была утопать в той нежности, которую он дарил ей. Как удивительно, столь крепкие мускулистые руки, привыкшие держать далеко не гладкое оружие могли быть настолько нежными по отношению к ней. Какие незабываемые чувства Кьяра испытывала при каждом его прикосновении. Дальше Тэрон заговорил о дальнейшей судьбе Кьяры, но не без нотки осуждения собственного я. Кьяра мило улыбнулась, а про себя подумала: «Не хочешь слушать меня совсем, любовь моя. Ты не виноват, ни в чем не повинен». Никогда Тэрон не говорил впустую. Он пообещал фиванке, что укроет её у Литеи, так и сделал, теперь же Тэрон сказал, что они уйдут отсюда, вместе. Эта идея вдохновила Кьяру. Странно, она настолько прониклась этой издевательской жизнью в рабстве, что даже и подумать не могла о побеге. На мгновение Кьяра замерла с улыбкой на лице, а тогда резко вновь прильнула к Тэрону, чуть не повалив его на постель. - Так и будет. Однажды мы убежим отсюда – вместе! Вдохновлено произнесла Кьяра и отпустила своего мужчину. Она почувствовала легкое головокружение, потому нахмурилась, но это было лишь мгновенно. Рабыня оставалась сидеть, что бы находиться ближе к любимому. Как же хотелось все время дышать вместе с ним. Схватить Тэрона и больше не отпускать. Что бы он не уходил, не ушел никогда и они всегда были вместе. Но пока это такие банальные и несбыточные желания. - Я всегда, готова Тэрон. Заверила возлюбленного Кьяра, после того, как он стал посвящать её о своих планах. Подними Кьяру посреди ночи и скажи ей, что время бежать, она моментально соберется с мыслями и сделает это, а главное ни в коем случае не подведет. Кьяра умела вовремя собираться с мыслями. Ей не нужно время на моральный настрой, как многим остальным дамам, которые бы пострашились покинуть давно объезженное место навстречу к неизвестному и большому миру под открытым небом и сияющими звездами. Кьяра была готова к подобному в любой день, в любой час и любую минуту. Её душа стремилась к свободе – оковы не для фиванки. И никогда бы рабыня не обрекла себя на подобную жизнь, лишь от того, что боялась бы что-то в ней изменить. Тэрон опустил руки на плечи Кьяры, и она вздрогнула от этого прикосновении, также как и дрогнули уголки её губ. Ей было приятно и она пожирала широко раскрытыми темными глазами своего возлюбленного, который всегда оставался серьезен, а в глубине его взгляда можно было искупаться. Тэрон очень мудр, поэтому не только его тело, мощь, боевые навыки и красота привлекали Кьяру, также как душевные качества, а главное – его мудрость и философия жизни. Такими были всегда наставники. И именно в него Кьяра влюбилась, полюбив его душу, его мысли, а следом уже тело и красоту. - Нет такого закона и власти, что могли бы подавить в человеке его собственную волю. Нет в мире такой силы, которая была бы способна разлучить меня с тобою, Кьяра. И если бы та чудесная ночь одарила меня и тебя, зарождённым в любви, продолжением нас самих… я бы с открытым сердцем принял этот дар, - по телу Кьяры пробежались мурашки, когда рука Тэрона легла ей на живот. Живот, в котором ничего, кроме внутренних органов не было и быть не могло. Но слова мужчины они были мощны. Кьяра заметно побледнела, напряглась. Теперь она почувствовала сильное головокружение, а сердце забилось сильнее, буквально перебивая дыхание. Осторожно дрожащей рукой отнимая ладонь Тэрона от живота, Кьяра натянуто улыбнулась, и, спросив у Тэрона позволения, прилегла. Остальное она уже не слышала, ибо разволновалась. То, что только что произошло… Кьяра знала, что рано или поздно это произойдет. Только не думала, что так скоро. Разговор, которого фиванка так опасалась. Разговор о детях, которых она не может иметь. По всей видимости, Тэрон любил детей и в тайне надеялся, что той ночью смог зародить в Кьяре новую жизнь. Он бы сумел, без сомнения, но дело в самой Кьяре. Девушка не могла иметь детей. После того случая в её поселке, когда еще совсем юную Кьяру изнасиловали трое мужчин, они что-то нарушили и в последствии она не может иметь детей. Именно это так разволновало темноволосую рабыню. Кьяра увидела, что гладиатор хочет ребёнка, но что с ним станет, когда он узнает, что она не способна подарить ему детей? Кьяра тайно была у лекарей, после произошедшего, когда стала старостой деревни - и все они в один лад сказали, что фиванка не сможет никогда иметь детей. Вместе с этим теперь в душе Кьяры поселился новый страх. Она испугалась, что если Тэрон узнает об этом, то оставит её, найдет женщину, которая сможет подарить ему детей, ту, которая будет его любить, и которую полюбит он. Тело фиванки покрылось мурашками и её слегка начало трясти. Но она постаралась улыбнутся и кивнула в знак согласия, не открывая своему любимому гладиатору правды. Кьяра даже не заметила, как появился Амфисс, настолько распереживалась. А Тэрон просил её заботиться о себе, лишний раз не испытывать себя нагрузками и поспать. Лежа на подушке, и глядя прямо в глаза возлюбленного уже испытывая угрызения совести, что не открыла ему правды, Кьяра мягко улыбнулась. - Хорошо. Согласно ответила она. - Я люблю тебя, Кьяра. И буду возвращаться к тебе до тех пор, пока, наконец, не обрету возможность остаться с тобою навсегда, - сказал Тэрон и наклонился ближе к девушке. Кьяра сама потянулась к нему, пока их губы не сплелись в нежном поцелуе. - Береги себя и будь осторожен. Улыбнулась фиванка, наблюдая за тем, как любимый направляется к выходу. Как только Тэрон покинул комнату, и дверь за ним закрылась, улыбка спала с лица Кьяры. Она лежала, глядя в потолок, а скупая слеза потекла по её щеке. После чего она поднесла кулак ко рту, что бы сдержать стоны, готовые вырваться из болевшей, от переизбытка эмоций, груди. Кьяра плакала, содрогаясь и прижимая рот кулаком, не давая возможности этого кому либо услышать. После чего девушка, легла на бок, скрывая слезы в подушке. Кьяра чувствовала себя виноватой перед любимым мужчиной, за то, что не способна дать ему детей, а потому ей было горько, поэтому она плакала… так душевно и тихо, и эти слезы были лишь её таинством, о них не узнает никто. Спустя некоторое время фиванка окунулась в сон, крепкий, как кора дуба и спокойный. Ей ничего не снилось, а если даже и снилось, то девушка не вспомнит об этом наверняка. Литея раздосадована отказом отправилась к себе в покои. Даже её новое платье теперь не приносило радости. Она нахмурилась, про себя уже обдумывая план своих будущих действий и уверенно вошла в свои покои. Прошла к себе в комнату и повалилась в постель. Девушка сосредоточенно смотрела в потолок, нахмурив свои светлые бровки и надув прелестные губки. Литея думала о будущем, которое она получит благодаря задуманному. Будущее с Тэроном. Где она будет любима им, познает вкус его губ и сладость объятий. Так вот Литея пролежала еще несколько часов, пока не вспомнила сегодняшние события на площади, сердце её забилось сильнее и она почувствовала, что хотела поделиться случившимся с кем-то еще. Долго принцессе искать не пришлось. Она вскочила с постели и направилась в комнату Кьяры. Принцесса обнаружила свою рабыню спящей. И тут Литея вспомнила, что совсем недавно Кьяре было очень плохо. Литея нахмурилась, сочувственно вдохнула, а потом скоро подошла к Кьяре, резко подергала её за плечо. Видимо, Кьяре что-то снилось неприятное, она резко повернулась и стряхнула с агрессией руку принцессы со своего плеча. Литея возмущенно отошла и таким же взглядом смотрела на свою рабыню. Кьяра полностью раскрыла глаза и увидела перед собой дочь царя. Фиванка не стала полошиться, а спокойно протерла глаза и приняла сидячее положение. - Простите, ваше высочество. Сказала Кьяра, почесывая затылок. - У меня всегда резкая реакция к такому роду пробуждениям. Вы что-то хотели? Я должна что-то исполнить? Спросила Кьяра, готовая встать с постели. Но Литея её остановила и присела рядом. Она на мгновение замолчала, ощущая на себе пытливый взгляд рабыни, после чего чуть ли не готова была упасть лицом в подушку Кьяры и разревется. - Что-то случилось? Спросила девушка, но скорее из вежливости, а не потому, что она действительно переживала за состояние принцессы. Кьяра была её рабыней и это никогда не изменит этого факта, как и то, что фиванка не будет считать принцессу своей подругой, что бы там себе не выдумывала Литея. Принцесса посмотрела полными отчаяния глазами и стала рассказывать. - Со мной такое произошло…, - она замолчала, видимо вновь в ярких красках вспомнила то, что пережила. Сердце её забилось вдвойне сильней, и она побледнела пуще прежнего. - Что именно? С нотками нетерпения поинтересовалась Кьяра и не потому, что ей было невтерпеж узнать, что такого интересного расскажет ей принцесса. Кьяре хотелось поскорей избавится от общества белоснежки. - Я сегодня была на улице, без охраны. Нет, я не сама туда пошла, это идея моего друга, будь он не ладен, потащил меня туда. Сначала мне понравилось, но потом вышло так, что мы разделились. И на меня напали. Представляешь, огромный такой здоровяк прижал меня к стенке и стал угрожать смертью, потому что ненавидит моего отца. Ох, мне так страшно было, я не знала, что мне делать, - Литея готова была расплакаться снова, припоминая миновавший её ужас. Кьяру это ни капли не удивило, она продолжала внимательно смотреть на свою хозяйку, а когда та закончила, Кьяра также спокойно и беспристрастно ответила. - Это не безвыходный вариант. Литея тут же с интересом глянула на свою рабыню. - Но как, он прижал меня к стене, я не могла даже шевельнутся, мне так было страшно. - Конечно ты не могла пошевелиться. Тебя парализовал страх. Сказала Кьяра и встала с постели, после неё это сделала и принцесса. Только сейчас про себя фиванка заметила, что обращается к принцессе на «ты» и наверно бы у неё в жизни не повернулся язык обратиться к белоснежке на «вы». Но ведь и дочь царя не сделала своей рабыне никакого замечания, значит, её это ничуть не гневило. - А что я, по-твоему, должна была делать? – надув губки возмущенно спросила принцесса. Кьяра взмахнула одеялом и аккуратно застелила постель, после того, как Литея встала с неё. И в этот момент рабыня посмотрела с вверенной улыбкой на свою хозяйку. - Защищаться. - Защищаться? Кьяра, я же девушка, а он здоровяк. Я таких огромных видела разве что на арене отца и то издалека. Что бы я могла ему сделать? – спросила принцесса. Кьяра рассмеялась. – Ну чего ты смеешься, а вот ты бы справилась с ним?! Перевела стрелки Литея на Кьяру и положила руки на бок. Кьяра окончательно заправив идеально кровать, поскольку еще с тех счастливых времен, когда была обыкновенной девушкой, не обремененной ничем, Кьяра была очень хозяйственна. А посему выпрямившись, рабыня посмотрела на свою хозяйку. - Возможно. - Ого, вот ты бы действительно не сдрейфила, это я знаю точно! – восторженно воскликнула принцесса, чем заставила фиванку нахмурится. – Расскажи мне, как бы поступила ты. - Литея, я… Попробовала уйти от разговора Кьяра, но принцесса настаивала. Тогда фиванка вздохнула и, пожав плечами, продолжила. - Бывают разные ситуации, но в твоей, я думаю, стоило бы применить самый простой способ. - Какой же? – тут же спросила принцесса. - Удар в пах. Невозмутимо ответила Кьяра и с отвращением заметила, как засветились глаза принцессы. Далее от неё последовал ряд подобных бессмысленных вопросов, которые в итоге утомили Кьяру, и она уже молила богов, что бы Литея ей дала какую-то работу и избавила от своих вопросов. «Хорошо хоть не попросила ничему учить» - с облегчением подумала Кьяра. - Все же, как хорошо, что я приняла тебя у себя! Я могу многому теперь научиться. Ты восхитительна! Я тоже хотела бы быть такой, как ты! «У Тэрона Галат, а у меня – Литея» - с иронической усмешкой подумала фиванка, но принцессе ответила иное. - Ты должна быть сама собой. Никогда не стремись быть похожей на кого бы то ни было, это убивает всю уникальность. Литею не очень удовлетворил такой ответ рабыни. Она нахмурилась и приподняла подбородок, проявляя свою царскую особенность. Но Кьяра продолжала также невозмутимо взирать на дочь царя, в конечном итоге Литее показался этот взгляд слишком тяжелым и испытующим, после чего она сказала, что хочет прогуляться, а Кьяру попросила прибраться здесь. Рабыня кивнула головой, а принцесса поспешила покинуть покои, что бы избавится от того странного чувства, который в ней вызвал взгляд фиванки.
Тэрон: Возрождение. Именно это возвышающее чувство испытывал Тэрон возвращаясь к остальным бойцам арены тою дорогой, которою ранее шёл во дворец с намерением убить правителя Наксоса. Удивительно, как то, что прежде казалось непоправимым, было подвержено положительным переменам в одночасье. Одним только осознанием, что любимая жива. Пошатнувшийся мир, разрушенный гибелью надежды, вновь восстановился, как в тот сказочный миг, когда Тэрон впервые увидел Кьяру. Подумать только, ведь пару часов назад угнетённый страданиями разум только и твердил, что всё кончено. И гладиатор принял вызов рокового случая, в смертельном бою желая последовать за своею единственной. Являясь всем смыслом его существования, она как отняла однажды жизнь, так и возвратила к ней снова, озарив указывающим светом тот путь, что раньше был охвачен мглою бесцельных пробуждений и таких же бессмысленных ожиданий следующего дня. Вот чем является для Тэрона девушка по имени Кьяра – всем миром и тем, что таится за ним. Кто способен стерпеть бремя одиночества, тому не восхваленья стоит посвящать, а жалостью облегчить длительные муки покалеченного сердца и души. Тот мёртв, кто даже имея возможность выбирать, предпочёл любви ярую войну, кто проливает кровь не ради защиты, а чтобы коллекционировать боевые трофеи. В том ли смысл победы и самой жизни? Тэрон бы отказался от всего, даже обрёк бы на забвение собственное имя, пусть не знали бы его на родине, пусть рабство тяжкими испытаниями проверяет его на прочность, но только бы любимой ничего не угрожало… только бы она пребывала в здравии и рядом с ним. Мужчина уходил всё дальше, но душою и мыслями он всегда оставался со своею желанной, до сих пор ощущая на себе тепло и нежность прикосновений её рук, помня какой пьянящей сладостью были полны её губы, слова, любящий взгляд. Он забирал с собой эти чарующие воспоминания об их недолгой близости, и казалось бы вновь находился рядом с ней. Как же хорошо, даже уходя, знать, что где-то там в одной из комнат дворца, находится и ждёт тебя вся твоя жизнь. Осознание того, что она в порядке теперь, что она есть, а её сердце бьётся так же горячо и сильно, как его… сама эта мысль наполняла радостью душу Тэрона, подавляя в нём влияние той злости, с которой он прежде обдумывал скорейшую месть. Воин вспоминал, какого волнения была полна его возлюбленная, рассказывая ему о зарождении в ней той безжалостной потребности вершить убийства, что была так несвойственна её личным представлениям о самой себе. Гладиатор был иного мнения, и допускал, что Кьяра очень даже способна, как и проявлять необузданный гнев, так и умело контролировать его. Нужно только при возможности помочь девушке совладать с охватывающими её негативными эмоциями, красавица-фиванка достаточно сильна духом, чтобы суметь обуздать их самостоятельно, но Тэрон не хотел, дабы она проходила через всё это одна. Мужчина так сосредоточенно погрузился в собственные мысли, что позабыл об Амфиссе, который всё это время шёл рядом с ним. Да и не удивительно, что гладиатор перестал замечать его присутствие, ибо лекарь ступал в очень несвойственном ему молчании. Но он его незамедлительно нарушил, стоило им покинуть дворец. - Ох, чудом миновали разоблачения, - начал свой долгий монолог целитель, ожидая, что гладиатор будет слушать его со всем вниманием, которого мужчина на деле совершенно не проявлял. - Я то думал всё, пора прощаться с этой бренной жизнью и отыскивать себе пристанище среди покойников, где от ремесла моего толку будет не больше, чем от пекаря в оружейной. И за какие только провинности я это всё заслужил?! Живёшь себе спокойно, не нарушая указов и правил, послушно следуешь условиям власти, а в награду получаешь одно сплошное расстройство нервов и ночные кошмары наяву. Клянусь исцеляющей силой Асклепия, у меня уже поочерёдно дёргаются глаза и подобно опьянелым сторонникам Диониса постоянно трясутся руки! Можно ли как прежде уверенно и надёжно излечивать недуги людские, когда сам ныне выглядишь больнее их всех?!! Нет, это невыносимо. С таким переизбытком волнений я скоро сам буду нуждаться в помощи! Но сумеют ли мне помочь?? Что если уже поздно и я просто схожу с ума, неминуемо погружаясь в пучину безумства и глупости?! – Амфисс говорил достаточно громко, с привычной жестикуляцией и попытками вызвать к себе сочувствие воина, глядящего лишь вперёд, он даже не пытался сделать вид, что слушает. - Чувствую себя неподдельным дураком, и веду уже себя подобным образом. А всё потому что мне страшно. Вот как это стерпеть?! Все кругом такие невозмутимые и отчаянные, что становится ещё страшнее. И хоть бы кто-нибудь подумал обо мне. О том, что скоро я потеряю рассудок, участвуя в данном заговоре против царя. Да! Заговор! Заговор! Я смею называть происходящее заговором, ибо скрытность от законов всюду такова. Пусть даже правда на стороне бунтарей, все они законченные смертники. А теперь ещё и я вместе с ними, только вот подобным мне не повезёт выжить в гуще войн, устроенных чужими буйными головами, и именно мною будут закупоривать дыру в боку тонущего корабля, чтобы другим удалось спастись! Я подозреваю именно такой конец для себя! Всё так и будет. Закончу свою жизнь на дыбу, может меня бросят на съедение львам, или ещё чего хуже… - Амфисс, - гладиатор остановился, повернувшись к целителю. Какое-то время он просто на него смотрел, и лицо его не проявляло никакого выражения. Врачеватель уже думал, что сейчас Тэрон в полной мере выдаст ему своё мнение по поводу бесконечных жалоб, но мужчина в итоге сказал: - Спасибо. Всего одно слово, но значение его было понятно лекарю, тут же устыдившегося проявленных им слабостей. Он совершенно не ожидал такого ответа от мужчины, чья сдержанность не выказывалась только при Кьяре, которой гладиатор посвящал всего себя. Он и сейчас был закрыт, но со всем уважением оценил старания Амфисса, который был вовсе не обязан подставлять себя под удар. Тэрон благодарил его за помощь и их спасение. За то, что целитель всегда был рядом и, несмотря на свою боязнь, любыми способами стремился обезопасить, предостеречь. Чудом был сам Амфисс и ничто иное. Тэрон понимал его страх, и не осуждал, зная, что всё это лекарь говорил не серьёзно, он просто был напуган. Но даже это не помешало ему пойти на риск, не многим по силам. Целитель продолжал смотреть на воина удивлёнными глазами, не зная как реагировать, но вызывать к себе жалость и далее ему расхотелось. Сам мужчина вновь направился в сторону гладиаторских тюрем, и всё остальное время до прибытия на место они с лекарем провели в молчании. Тэрон помнил о том, что Амфисс собирался оказать ему необходимый уход, в чём совершенно не видел надобности, ибо чувствовал себя лучше обычного. Да, имелись раны, некоторые из них были серьёзными, но чемпион арены получал уроны и пострашнее, а потому стоило ли тратить бинты и мази на тело, что ещё не раз подвергнется боли, которую мужчина принимал куда с большим терпением, нежели длительное время просиживаний на одном месте пока его будут часами зашивать, как испортившуюся тряпичную куклу. Но вот целитель воспротивился отказу гладиатора, снова прозвав его упрямцем, и Тэрону ничего не оставалось, как согласиться, всё лучше, чем грядущие дни слушать причитания извечно всего боявшегося Амфисса. Комната его находилась в том самом здании, где и были камеры рабов, только на дальнем конце от них. Жил совестливый лекарь скромно. В отличии от Пелия, со всевозможными удобствами обустраивающего свои покои во дворце, Амфисс не стал пользоваться доверием Флианта к нему, пожелав жить среди тех, кому было необходимо оказывать помощь. Комната как комната, ничем не примечательная: камин, кровать, да стол, на котором имелось всё необходимое для проведения медицинского ухода. Тэрон сел на скамью, настраиваясь на долгий процесс, пока Амфисс разжигал камин и нагревал воду в котле. Завершив данное действо, он принялся промывать раны мужчины, чья кровь на теле давно запеклась, смешавшись с грязью. Амфисс не один год помогал бойцам восстанавливать силы, однако не переставал удивляться тому, как безразлично они относились к самим себе. Полуживые, гладиаторы рвались в бой, невзирая на увечья. «Само заживёт» - таков был их принцип, ничто не имело для них важности, кроме арены, где они ощущали себя по-настоящему свободными. Не зря царь усиливал стражу с появлением новых бойцов, один такой убийца стоил пятерых, вот и затравливали их как зверей в моменты проявления буйных нравов, дабы подчинить. Пока это удавалось, но будет ли так и дальше никто не знал. Промывая раны Тэрона, лекарь наглядно успел оценить, в сколь опасном поединке выстоял мужчина, не проявлявший никакого дискомфорта из-за, по его мнению, «малых царапин». - Жестокий выдался бой, - заметил Амфисс, уделяя внимание так же и глубоким красным следам на запястьях воина, оставленных железными браслетами цепей. - Каких было много, иное лишь фарс, – сказал Тэрон. Он не хотел ничего обсуждать, ответив тоном, сразу дающим понять, что продолжать разговор не стоит. Но Амфисс то ли этого не осознал, то ли просто не мог сдержать рвущегося из него потока слов. Лекарь даже стал более интенсивно протирать раны гладиатора куском ткани, смоченной лечебным настоем, будто от раздражения из-за того, что его вновь стремились заткнуть. - Вот в нём-то мы и пребываем, - сказал целитель, отвечая на слова Тэрона, позже осознавшего, что раздражён Амфисс был совершенно иным. – Удивительно просто. Пелий выдумал для тебя гибель Кьяры, пустил слухи о твоей смерти и держал тебя в подземелье в тайне от царя, не убоявшись, что его раскроют. Даже попав под его гнев, он и сейчас ходит распушинистым павлином, как ни в чём не бывало. Весь важный такой, хоть штиль, хоть буря, чтоб его. Мне это не нравится, Тэрон. Чувствую, замышляет змей очередную пакость, не первый раз вредил и уж точно не в последний. Бывший военачальник ничего не ответил, он и без сторонних утверждений знал, что советник не остановится на том, чего не так давно почти достиг. Пусть пытается. Прежде Тэрон не успел добраться до бесноватого плута, но впредь увидев его снова, он не станет с ним толковать, используя метод более действенный и верный. Взгляд мужчины опустился на ту самую ладонь, которая минутами ранее накрывала собою живот любимой. Ту ладонь, что желала ощутить тепло иной жизни в её чреве… частицу самого Тэрона. Он помнил, как любимая отняла его руку, пожелав прилечь, ей действительно стало плохо. Как же гладиатор был обеспокоен за неё тогда, ошибочно предполагая, что всему причиной недавно произошедшее с девушкой несчастье. Мужчина действительно допускал мысль, что возможно зародил плод их будущего ребёнка в своей единственной. Он так сильной любил Кьяру, что даже не стремился этого предотвратить, желая связать себя с нею навсегда. Флиант обрёк её на страшные муки, за которые поплатится собственной жизнью в своё время, но начнёт воин с Пелия, чья ложь чуть не подтолкнула их обоих к смерти. И данная готовность к мести так яро отразилась на лице и в глазах чемпиона арены, что у Амфисса волосы зашевелились на и без того гудящей от волнения голове. - О, нет. Нет, нет, мне знаком этот взгляд. Знаю, что ты задумал, но не смей даже. Тэрон, ты слышишь, что я говорю? Это прямая дорога в огненные реки Аидова царства! Сейчас Пелий вне милости у Флианта, но уверяю, его смерть не останется безнаказанной, будь убийцей хоть раб, хоть лицо из знати. Пелий влиятелен не только в Наксосе, он поддерживает связи с людьми высших сословий и за пределами Греции. Ты чего ухмыляешься? Так и есть! - Связи поддерживает, говоришь, - в голосе мужчины слышалась явная ирония. – Не сложно догадаться какие. Множество баек удавалось наслушаться в обществе скучающих рабов о советнике царя. И сколько бы в них не имелось надуманностей, правда есть правда о том, что наперво Пелий был склонен проявлять интерес к личностям своего пола, и уже потом являлся хорошим политиком. Что до Амфисса, так ему совершенно не понравилось отношение гладиатора к, казалось бы, реальной проблеме. И пусть её можно было обсуждать без конца, так и не придя к взаимопониманию, лекарь не собирался сдаваться. - Рад, что ты настроен шутить, но я говорю серьёзно, - проворчал он, промывая в тёплой воде испачканную кровью ткань. – Смерть Пелия не подарит свободу вам с Кьярой. - Но её можно добиться потайною дорогой, что ведёт из дворца. Тэрон, наконец, затронул тему, о которой говорил ещё с любимой. Он и прежде касался данного вопроса ещё при жизни Ставроса, но в тот момент Амфисс отмахнулся тем, что есть такой слух, и, дескать, имеется скрытый проход через царские владения, но он о нём ничего не знает. Сейчас же целитель настороженно смотрел на гладиатора, понимая, что второй раз избежать требуемых подробностей не удастся. От неожиданности он даже перепутал чаши с двумя разными зельями, вместо обезболивающего чуть не предложив Тэрону выпить усыпляющий отвар. - Имеются два таких подземных хода, - сознался лекарь в итоге, зная, что если промолчит, Тэрон не от него так от других выведает правду. – Но даже пройдя один из них, вы не покинете пределы Наксоса, рано или поздно вас всё равно отыщут и схватят. Амфисс как всегда старался предоставить воображению страшную действительность, не давая никаких шансов на благой исход. Однако гладиатора его искренность не устроила совсем по другой причине: мужчина изначально знал о том, что есть два выхода из дворца, и они уже тогда ничем не вызвали его любопытства. Тэрон пояснил почему: - Мне не интересны ходы отступления, заготовленные трусами. Я говорю о пути, проложенном завоевателями. Как далеко он ведёт? Такого вопроса целитель никак не мог ожидать, из-за чего растерялся окончательно. Громко поставив чашу с нужным отваром на стол, он с минуту стоял, не оборачиваясь, и думал, как поступить. Бывший военачальник наблюдал за ним с присущим ему спокойствием. Амфисс не умел лгать, и оба собеседника понимали, что это было бы пустою тратой времени. - За городскую стену, - последовало подтверждение врачевателя. Тэрон молча кивнул, и губы его тронула лёгкая улыбка. Мужчина и ранее ведал, что такой путь есть, ибо какой только греческий город не подвергался нападению иноземных народов. И только ими проторенные тропы вели прочь из царских владений, ведь захватчики прокладывали себе путь за их границами. Гладиатор слышал от тех же рабов, будто этим самым захватчиком являлся дальний предок Флианта, покусившийся на трон собственного брата. Таким образом, дед и отец нынешнего царя, как и он сам, получили власть над островом. Много лет прошло с тех пор, как Наксос был захвачен, но утверждают невольники, что тайный проход, подаривший когда-то победу врагу, сохранился. Но не многие верили этому, как сомневался и Амфисс, потому он и молчал, не делился с мужчиной данной информацией, ибо не считал её реальной. Две тайные дороги, о которых лекарь молвил прежде, вели в город, но в том и суть, что из города выбраться будет невозможно, а вот оказаться за ним… Разве стал бы правитель так рисковать, сохраняя данный путь, пройдя который любой раб может получить свободу? Он наверняка был замурован ещё прадедом Флианта, по крайней мере, никто из невольников никогда не видел его, как и не выбирался на свободу. - Всё это домыслы, Тэрон, - вновь заговорил Амфисс, желая предотвратить зарождение пустых надежд. - Миф, выдуманный людьми, мечтающими о вольной жизни. Взгляд гладиатора стал жёстче, он устремил его на лекаря, и тот уже пожалел о своей чрезмерной болтливости. - А разве не вправе они к ней стремиться? Человечество не рождается с рабским клеймом, указывающим имя их будущего хозяина. Люди не смеют повелевать людьми, мне по нраву законы природы, в которых каждый зверь может загрызть другого, если тот сунется на его территорию и оголит клыки во вражеском приветствии. Слабейший падёт в справедливой схватке, никто не вступится за его бесчестие, ибо у всех тварей земных единые права. А тот, кто желает повелевать ими, пусть кровью возьмёт себе это право, победив или достойно проиграв сильнейшему. Без жалких опровержений дарованного всевластия, без стороннего вмешательства услужливых шакалов, одна лишь неподкупная смерть пусть будет судьёй сражающимся, измеряя правду не золотом, да не фальшивым статусом могущества, но ложью, утяжеляющей камни на чаше весов. Сила встречает силу, один на один, пусть враг бежит или остаётся умирать, условия природы жестоки, но просты, и только её законы мне по душе. - Но они не придутся по вкусу тем, кто желает тебе смерти, - неуверенно сказал Амфисс, замечая, что воин начинает терять терпение, ибо говорил он с жаром той ненависти, которую доселе успешно подавлял. – Я постараюсь выведать подробности о тайных путях из города, но… Не лучше ли тогда сразу покинуть Наксос? У тебя имеются личные счёты с Флиантом, но стоит ли сводить их, рискуя своею жизнью, когда вы с Кьярой можете просто уйти и быть там, где вас никто не найдёт… Тэрон поднялся со скамьи, не задержавшись ни на миг, он тут же направился к выходу. Лечение закончилось, раны были обработаны, мужчина их наличия и не замечал. Он не просто уходил от разговора, ему не хотелось копаться внутри себя, склоняясь к простому побегу, без попытки совершить месть, которая обдумывалась долгие месяцы. Гладиатор всё давно решил, и не мог отступить, такое слово ему было неведомо. Да и не будет им с Кьярой покоя, пока Флиант дышит, он не оставит поисков двух влюблённых, отчего они никогда не смогут обрести жизнь в безопасности и мире. Но более всего Тэрон хотел, чтобы царь прошёл через всю ту физическую и душевную боль, какой он подверг его любимую. Воин желал обречь его на муки ещё более страшные, сводимые к смерти. Он стоял у двери, собираясь уйти, но остановился. Кто бы знал, какие терзания может испытывать мужчина, когда подвергают страшным пыткам самое дорогое, что у него есть… его женщину. Человек, не слышавший крика собственного сердца – никогда не любил. - Чужою рукой, но своим указом, он занёс над нею плеть, Амфисс, - напомнил Тэрон о причине своего главного гнева, заговорив о царе. Он не сразу обернулся, держа голову опущенной, и всё так же стоял у выхода. Голос его становился напряжённее с каждым последующим словом, что произносились гладиатором с той же беспощадностью, с какой он пронзал мечом своих противников. – Нанёс оскорбление её телу и душе, уверенный, что никто не востребует с него той же цены за причинённые страдания. Но я лишу его всего, за что он так трясётся. И уйду только когда вместе с навешанным на его тушу золотом будет содрана и его кожа, которой он утаивает свою мерзкую личину. Пусть живёт в достатке, умирать он будет нищим. Воин открыл дверь, когда услышал позади вопрос, заданный целителем с нескрываемым волнением: - Но что если… что если ты не вернёшься, Тэрон? Мужчина не двигался, размышляя над тем, что и сам допускал. Вполне может выйти и так, сколько не пытайся заверить себя и других в обратном. Гладиатор и не пытался. Он смотрел в глаза смерти без страха, но это не значило, что Тэрон возвышал собственные силы. Все люди были смертны, кем бы они ни являлись, и какая бы власть не была у их ног, конец у всех один. Воин намеревался вернуть себе свободу вместе с любимой, но как бы он не стремился утешить её и себя, он не мог быть уверен в своём возвращении. Однако и это не должно послужить препятствием к задуманному побегу. Ничто не должно тому помешать, даже если гладиатора не будет рядом. - Значит, Кьяра получит свободу за нас обоих.
Тэрон: Тэрон вышел из комнаты во внутренний двор, где обычно проходили тренировки гладиаторов. Там же его встретили двое охранников, что всегда вели наблюдение за бойцами на случай, если те вдруг выйдут из-под контроля. В их-то сопровождении мужчина и отправился в свою камеру, уже давно наступил вечер, и воин полагал, что его сокамерник спит, однако застал его сидящим за столом и поедавшим кашу, которая с отвратным зрелищем потекла из его раскрывшегося от удивления рта. Как видно не ждал Галат чемпиона арены, не думал, что тот вернётся, ибо уходил Тэрон с явным намерением если и вновь явиться, то очень не скоро. Но сейчас он был здесь, и возможно именно его порция каши на данный момент стекала с подбородка лысоголового, ибо тот разом спохватился при виде мужчины, и стал приглашать его к столу, спешно отодвигая от себя полупустую миску. Гладиатор даже не посмотрел в его сторону, внимательно оглядывая камеру, он задержал взгляд на той части стены, в глубинах которой долгие месяцы утаивал персидский кинжал. Забирая его, Тэрон не привёл всё в должный порядок, на то время ему было всё равно, он уходил умирать. Но ныне, намереваясь заметить хоть малый след от недавно раскрытого тайника, воин явно видел, что кирпич был на своём месте. Отсутствие каких-либо подозрительных перемен не позволили охранникам задержаться и те вскоре ушли, Тэрон же последовал к своей кровати, оценивая смекалку Галата, в первую очередь спасавшего свою собственную шкуру, ведь в отсутствие чемпиона арены спрашивать об увиденном стали бы именно с него. И воин это знал. Не успел он опуститься на край своей постели, как оживлённый наёмник уселся на кровать, стоявшую напротив, и с нетерпением в голосе выдал: - Ну, давай, показывай. Тэрон ответил вопросительным взглядом, который больше напоминал ироничный. Сложно сказать, что позабавило его больше: сами слова или же та наивная эмоциональность, с которой Галат преподнёс их. Гладиатору было ясно, что именно хотел он увидеть, вот только уступать этому хотению не спешил. Сокамерник это сразу осознал, дополняя сказанное жарким заверением: - Обещаю, я никому не расскажу о кинжале, - торопливо мелил он, ладонями вытирая остатки каши с подбородка и указывая пальцами в сторону тайника. - Видишь, я даже тому куску стены вернул прежний вид, чтобы эти рыскающие собаки ничего такого не заметили. Не сделай я этого, всё, пропали бы. Ну, дай взглянуть хоть одним глазком. Не глядя на него, Тэрон усмехнулся, слушая, как Галат подобно маленькому ребёнку выпрашивает понравившуюся вещь. Он не отстанет, даже если ему в буквальном смысле придётся глядеть одним глазом, угроза убедительная, да только бессмысленная. Мужчина снял кинжал вместе с поясом, и уверенно изъял его из ножен, предоставляя взору наёмника орнаментальное волнистое лезвие, ярко блеснувшее в вечерних лучах заходящего солнца. Рукоять кинжала была сотворена не из стали, а из слоновьей кости, не менее прочной. Было ясно видно, что оружие когда-то принадлежало царскому роду, ибо на нём замечались узорчатые символы, далеко не обозначающие простой рисунок. Кто бы не создал этот кинжал, он вручил его в руки человека, имевшего безграничную власть. - Никогда ничего подобного не видел, - промычал ошеломлённый Галат, не отрывая глаз от предмета своего восхищения. – Ты уже прикончил им кого-нибудь? Кому что, как говорится. Но Тэрон задумался. Ещё днём он видел этот кинжал по рукоять в груди ненавистного врага. Он проламывал им кости, пуская кровь вместе с ядом подлой души. Воспалённый злобой разум рисовал мужчине сердце врага, ещё бьющееся в его руке и ту ярость, с которой он сдавливал бы его пальцами, пока бы окончательно не выжал до капли оставшуюся жизнь. Он этого не сделал. Отсрочил свершение мести, ибо вновь обрёл утерянную любовь, и гладиатор не жалел о том, что придался ожиданию, хоть и не покидал его гнев, упорно толкающий совершить убийство, он торопил время… яро борясь с терпением. Но Тэрон оставался на месте, как и кинжал столь же мирно покоился в его ладонях, ожидая своего положенного часа. - Руками прежних владельцев он, возможно, убивал, но только не моею, - ответил воин, стараясь не думать о том, как скоро ему ещё удастся обнажить острое лезвие. - Но ты ведь для чего-то забирал его. Галат так и тянулся к кинжалу, желая потрогать, но Тэрон уже поднялся и, оказавшись у стены с плохо державшимся кирпичом, вытащил его, а после спрятал оружие в его прежнем месте. Без спроса наёмник не подойдёт, мужчина это знал, потому совершенно не задумывался о том, что его сокамерник может добраться до подарка Ставроса в его отсутствие. Самим же Галатом овладела досада, что ему так и не удалось подержать в руках настоящее оружие, а не деревянный брусок, которым и убить то сложно. Внешне он, конечно, этого не показал, проявляя своё наигранное веселие. - А знаешь, я очень рад, что ты вернулся, - не солгал наёмник, прозябать в одиночестве ему было не по душе. - А то напугал то как, умотав неизвестно куда с таким зубилищем за пазухой. Я-то думал всё, не увижу тебя больше, даже есть расхотелось, впихивал в себя эту отраву насильно, чтоб с голодухи не помереть. А тут на те, возвратился герой! Так ведь и тренировки теперь наши возобновить можно. Тэрон лежал на своей кровати, почти не слушая пустой болтовни сокамерника, и только последнее предложение донеслось до его ушей, оно же после и подверглось немедленному разубеждению. - За успехами твоих учений будет следить другой человек. Он боец не ранний и живёт не в одной камере с тобой, а потому совершенно не имеет мотива тебя убивать. Сказанное мужчиной произносилось с почти заметной улыбкой, что позволило Галату понять: Тэрон шутил. Однако больше наёмник не допытывался с разговорами, молча укладываясь, ибо сам гладиатор к тому времени уже давно закрыл глаза. Ночь задалась беспокойная. Тишина её благоговейного пребывания на земле была потревожена шумом тяжело падающих капель усиливающегося дождя. Слёзы неба сопровождались мощными громовыми раскатами похожими на удары молота о наковальню. Ночь оплакивала кровавый день, мелодиями стихийных звуков приветствуя грядущее начало солнечного восхождения. Но пока что сумеречный мрак не отступал, вверяя тёмным богам полноправную власть над временем, предоставленным сиянию ночного светилы. Но не грозы и не сильный ветер волновали мирные сны невольников, находящих свободу лишь в своём собственном сознании. Их покой тревожило одинокое печальное пение, не имевшее ни слов, ни музыки, лишь цельный завывающий звук. То затихая, то становясь громче, он с изменчивой волною сумбурных эмоций звонким эхом отдавался в ушах, терзая человеческие души. Это был плач. Нестерпимый, пронзительный плач, принадлежавший дикому зверю. Он страдающим воем пронзал чёрный свод небес, взывая к неведомой силе, то ли моля её быть милостивее к его зову, то ли проклиная за безразличие. Это была необычная, и очень тяжёлая ночь. Галат ворочался в своей постели, зажимая уши руками, и в раздражении бурчал сквернословия. Он уже час как пытался уснуть, и будто назло когда ему это удавалось, вой становился громче и истошнее, отчего наёмнику только и приходилось, что пребывать в какой-то полудрёме, не имея возможности погрузиться в сон, но и не берясь открывать глаза. Минуты проходили, а волчье «пение» всё не прекращалось, отчего Галат уже сам был готов взвыть. Мало того, что он не понимал, откуда на этом практически пустынном острове взяться волкам, так ещё теперь всю ночь был обречён провести, крутясь на кровати. Вдобавок к неутихающему пронзительному звуку снаружи продолжал лить дождь, и всё это сопровождалось ярым громом, сотрясающим землю. Наёмник ужасно боялся грозовых явлений, непроизвольно вздрагивая при каждой новой вспышке молнии. В конце концов, бояться ему тоже надоело, и он резко принял сидячее положение, уставшими от бессонных часов глазами глядя в темноту. От соседней кровати не исходило ни единого шороха, и горе-боец лишь позавидовал крепкому сну гладиатора, которого не мог разглядеть во мраке. Но вот молния ударила снова, и в её свете Галат увидел своего молчаливого сокамерника, что вовсе не спал. От неожиданности наёмник подпрыгнул, испугавшись даже больше не самой внезапности, а того взгляда, которым мужчина прожигал стену. Задумчивый и серьёзный, Тэрон сидел на краю своей постели, чуть согнувшись и опёршись локтями о колени, ладони его были сцеплены воедино. Он не повернулся к Галату, ни на что не реагировал совершенно, только застывшим взором глядел прямо перед собой, глаза его не отражали ничего, кроме сосредоточения на собственных мыслях, и того холодного блеска, который вызывали вспышки непрекращающихся молний. Растерянный наёмник недоумённо стал присматриваться к нему, подобная безжизненность со стороны воина начинала пугать его. Но больше всего лысоголового выдумщика обеспокоили глаза мужчины, что сейчас в шуме природных стихий и волчьих завываний перестали являть собою человеческую сущность. Столь устрашающие перемены проявлялись в Тэроне не первый раз, но сейчас его внутренний зверь будто бы вырвался наружу, отчасти изменив и облик гладиатора. Так показалось впечатлительному Галату, совсем окаменевшему от ужаса, который в нём порождали ни сколько гром и молнии, сколь грозность внешнего и внутреннего вида безмолвного гладиатора. Внешний свет более не проникал через зарешеченное окно камеры, и горе-боец вовсе перестал видеть бездвижного чемпиона арены, что ещё больше взволновало его, ибо понял наёмник, что теперь уснуть так просто не сможет. Пребывавший в своих мыслях Тэрон это заметил, слыша поминутные шорохи и сопение казалось бы взрослого подобия сильных мужей. Однако тот не унимался, прислушиваясь к нескончаемому вою и продолжал изводить самого себя надуманными страхами. - Спи, Галат, – сказал ему гладиатор своим привычным низким голосом, притом так спокойно и невозмутимо, как если бы снаружи не голосил хищный зверь и громовые раскаты не множили ливня. - Рассвет ещё не скоро. Удивительно, но сказанные Тэроном слова подействовали на его сокамерника, вернув его в реальность и убедив, что ничего плохого не случится. Отзывчивость мужчины приободрила наёмника, и пусть сон был на долю утерян, Галат по крайней мере успокоился и улёгшись на постель, вновь пробовал заснуть. А вот сам гладиатор окончательно забыл о своём покое, оставаясь сидеть в том же положении, он всматривался во тьму, являвшую ему единственный любимый образ, что живёт в его сердце. Томящиеся от бессонницы бойцы мысленно проклинали зверя, подчинившего себе ночное время, и не позволяющего им придаться гармонии сладостных видений. И только Тэрон слышал, что голос принадлежал не одному живому существу. Их было двое. Один звучал ниже и грубее, второй более высоко и протяжно. Два разлученных сердца, две души, вынужденные постоянно находиться в ожидании встречи. Они тянулись друг к другу, зовом боли и страданий, поведывая небесам о своей любви. Это было признание. Вечный союз двух неразделимых сущностей, не способных жить одна без другой. И печаль их пронзительного пения Тэрон невольно относил к себе и Кьяре. В их терзаемом разлукою вое гладиатор наблюдал отражение собственных мучений. Будто волк и волчица являлись прямым олицетворением двух влюблённых, для которых каждая ночь вдали друг от друга становилась настоящим испытанием. Почему-то воин чувствовал, что и его прекрасная мечта сейчас не спит, как и он, слушая эту слитую воедино потоками разнообразных звуков грустную песнь. Она словно была той необходимой связью, сокращающей невыносимое расстояние. Потому Тэрон не смел закрывать глаза, не смел предаваться забвению снов. Он слушал. Внимал далёким голосам, живые ли создания их являли, али это доносились звучания призраков, он хоть так, с их помощью надеялся быть ближе к своей единственной. Ночь обещала быть долгой, и мужчина желал бы её завершения лишь в том случае, если ему удастся следующим днём увидеть Кьяру. А пока он наслаждался этими сказочными, и в то же время неспокойными минутами. Чувства радости и боли сплетались в одно целое, утешая и изводя душу Тэрона. Но он был счастлив. Счастлив потому, что знал, что эта ночь принадлежала только его любви, и обладательница сердца гладиатора наверняка столь же явно это ощущала. Никому не по силам нарушить их связь, ни смертным, ни богам. Пусть небо громче разражается ярыми грозами, отзываясь на молящее звучание возлюбленных. Пусть оно приблизит их встречу, позволит обоим воссоединиться, или же они вернут себе свободу силой. Тэрон понимал, что это неизбежно. Предаваясь раздумьям и сладостным воспоминаниям о недавних волшебных часах, проведённых с Кьярой, мужчина вновь позволял себе мечтать и об их будущей совместной жизни. Жизни, в которой никто не посмеет подчинять их границам, склоняя к рабской покорности. Где за пределами Наксоса никто не сможет их разлучить. Но если даже выйдет так, что только одному сердцу удастся выбраться из клетки, Тэрон приложит все усилия, дабы его желанной ничто после не угрожало, и чтобы никто из верных псов царя её не нашёл. И было ли дальнейшее предостерегающим знаком, или нет, но непрерывно раздающийся вдали голос волка неожиданно затих, гладиатор мог только слышать, как продолжала «петь» волчица. Познавшая одиночество и страх перед внезапной тишиной, она не оставляла попыток дозваться его… но любимый ей не ответил.
Kyara: Литея покинула свои покои. Кьяра проводила принцессу взглядом и как только в широких палатах фиванка осталась одна, она слегка улыбнулась вспоминая те недолгие мгновения, когда она открыла глаза и увидела перед собою Тэрона. Живого… страстно дышащего и влюблено глядевшего на неё. Наверно, это все, что нужно было ей для жизни. Доля того, что бы она держалась за неё и переживала все, что происходит здесь. Только его взгляд, мудрые зеленые глаза и легкое прикосновение. Только это заставляло сердце Кьяры биться сильнее и бороться за свою жизнь всеми силами души. Сражаться с противниками. И не вставать в строй с отчаявшимися, как это было с ней в самом начале этого сложного пути. Теперь, когда принцесса ушла, можно было улыбнуться. На лице Кьяры засияла легкая мечтательная улыбка. Она обняла себя руками и прикрыла глаза, представляя образ своего возлюбленного. То недолгое время, которое они совсем недавно провели вместе. А главная мысль: «Он жив. Боги, жив!». До сих пор Кьяре казалось это приятным сном, после кошмаров наяву. Но все было слишком реальным, что бы считать это сном. Стоило лишь верить в то, что все будет хорошо. Еще несколько минут девушка простояла мечтательно в таком положении, но затем в память прокрались распоряжении её теперешней хозяйки. Кьяра открыла глаза и опустила руки. Она посмотрела на себя: одета явно была непригодно для уборки. Поэтому стоило подобрать что-то более подходящее, что не будет слишком откровенным и в то же время удобным для любых движений. Кьяра подошла к шкафу и моментально отодвинула те вещи, которые ей подарил Бальдавир, оставив лишь те, что предлагались Литеей, для её личной рабыни. Кьяра тут же нашла красное висящее платье. Больше похожее конечно на тряпки, сшитые как под одежду, но все же, Кьяра никогда не носила ничего шикарного. Ловким движением фиванка сняла с вешалки платье и в один миг, освободилась от предыдущей одежды. Она стояла обнаженная, лишь повязки на спине прикрывали полностью грудь, ибо были наложены по всей спине и естественно по всей грудной клети. Теперь же Кьяра быстро надела красное тряпичное платье. Оно было свободным. С большим разрезом у груди. Платье совершенно не было длинным, поэтому не будет мешать убираться. Кьяра глянула на себя в зеркало и даже улыбнулась тому, как умело повязки прикрывают её грудь и этот откровенный разрез, неизвестно для каких целей совершенно казался бы не к месту. Но Кьяре так даже нравилось. Наконец разобравшись со своим образом, фиванка закрыла шкаф и обернулась. В её комнате убираться не нужно было. Речь шла о покоях Литеи и остальной комнате её царской палаты. Что же, Кьяра решила начать со спальни принцессы. Девушка запаслась всем необходимым. Достала ведро, тряпки и прочее. Все это находилось в её комнате. В ведро нужно было набрать воду. А это возможно было сделать только в колодце на улице. Кьяра взяла пустое деревянное ведро и отправилась вон из покоев. Единственное чего сейчас опасалась рабыня, так это заблудиться в этом дворце. Но вроде как коридоры, которыми она шла были знакомы и Кьяра имела примерное представление, где выход. Только она достигла первого этажа, она столкнулась с одной из слуг. Девушка на неё свысока посмотрела. В этот момент Кьяра про себя подумала: «Да я бы руки на себя лучше наложила, чем работала служанкой в этом притоне!». Девушка опустила взгляд на руки Кьяры и заметила ведро. - Куда это ты идешь, рабыня? – спросила та. Кьяра некоторое время помолчала, внимательно разглядывая данную «принцесску». - Не знала, что моими хозяевами являются еще и слуги. Дерзко ответила Кьяра, внимательно глядя в светлые глаза прицепившейся к ней дамочки. Естественно той ответ не понравился. Она была свободным человеком и за работу здесь, в этом месте получала деньги, поэтому считала, что по статусу она выше Кьяры. Только самой фиванке было на это плевать. Она смирилась с мыслью, что рабыня Флианта, что она личная рабыня его дочери. Но она здесь не является невольницей для всех. - Как ты смеешь так со мной разговаривать, ничтожная рабыня! Я прикажу, что бы тебя выпороли! Кьяра даже удивилась, откровенно говоря. Такого услышать она никак не ожидала. Нет, Мирена ей рассказывала, что здешняя прислуга состоит из людей крайне недоброжелательных, но что бы до такой степени. Всем было известно, что указывать рабам, что делать они не имели права. Особенно если этот человек личный раб царской особы. - Хм, я думала, что служу Литее и лишь она имеет право давать подобные распоряжения на мой счет. Кьяра хотела и дальше сказать, но увидела заметный испуг на лице этой самой служанки, поэтому фиванка решила не продолжать. Да и смысла не было. Конечно Кьяра бы не стала позволять обращаться с ней так, даже если бы её хозяйкой не была Литея. Эта девушка, стоявшая перед ней ничем не лучше самой Кьяры. Даже хуже… она здесь работает, а это уже само по себе отвратительно. - Ладно, я лишь хотела сказать, что через главный выход тебе выходить нельзя, - умерила свой пыл служанка. Кьяра оставалась молчать и подозрительно смотрела на ту. – Ты же набрать воду, верно? Фиванка едва заметно кивнула головой, пожирая взглядом девушку. - Так вот, выйдешь через специальный вход для слуг и рабов, там и будет колодец. Там же ты и наберешь воды. - Спасибо. Ответила Кьяра и пошла в противоположную сторону. Она поняла, о каком ходе идет речь. Однажды под покровом ночи Кьяра так выбралась из дворца, и последовала к гладиаторам. Это и был тот самый выход. И дорогу к нему, фиванка хорошо запомнила. Прямо по коридору она последовала к выходу. Это была небольшая деревянная дверь. Кьяра отворила её и вышла на улицу, вдохнув свежий воздух и ароматы, что доносились из царского сада. Девушка осмотрела местность, вночи здесь все казалось по-другому, а теперь залито яркими красками, лишь сырые стены корпуса, где содержат гладиаторов и рабынь портили те ощущения, которые могли возникнуть в сердце. Кьяра застыла на месте и впилась взглядом в стену, словно пыталась просмотреть, что там находиться за ней и добраться невидимым взором туда, где находился Тэрон. А ведь он мог быть в данный момент именно за этими стенами. Кьяра подняла голову вверх, наблюдая за тем, как солнце медленно заходит, лишая своего света землю, и постепенно на небе появлялись прекрасные звезды. Кьяра так и стояла у выхода, запрокинув голову на звезды, держа в руках ведро. Настолько чарующе было наблюдать за их появлением, пока кто-то не толкнул девушку в плечо. - Двигайся уже куда-нибудь. Чего встала посреди дороги! – Кьяра пришла в себя. Голос был знакомый и еще перед тем, как она обернулась - уже знала, кого увидит. Да, именно это был тот самый старик, что перевозил вино из крыла рабов во дворец и обратно. Кьяра ничего не сказала, отошла в сторону, наблюдая за тем, как он тащит телегу с бочками туда. И взор рабыни устремился в другую деревянную дверь, так само ей знакомую. Вдруг внутри нее появилось непреодолимое желание бросить это чертово ведро и помчаться туда. Но она отрицательно мотнула головой и направилась в другую сторону к каменному колодцу, где слуги и рабы набирали воду. Кьяра опустила ведро и стала медленно вращать деревянную ручку, опуская его все ниже и ниже в темную преисподнюю, где была чистая вола. Наконец когда она услышала привычное хлюпанье, то налегла на ручку и стала вытягивать ведро. После чего из этого ведра перелила воду в своё. Пока Кьяра это проделала, успело стемнеть. Везде стали потихонечку зажигаться огни. Кьяра поджала губы и отправилась обратно ко дворцу. Но перед входом в деревянную дверь, она обернулась и посмотрела на каменные стены, через которые, к сожалению, ей не дано было видеть. Лишь после она отправилась обратно. По дворцу нужно было идти, не разливая воды, Кьяре это удалось без проблем. Наконец, она досталась покоев принцессы, которые стали и её обиталищем. Не останавливаясь, прикрыв ногой дверь Кьяра направилась прямо к ней в спальню. Ничего плохого в подобное работе фиванка не видела и не считала досадным, что ей нужно это выполнять. Наоборот, она с удовольствием принялась за работу, напевая любимую песню, что сопровождалась мечтательной мелодией. Это был вокализ без слов, но с эмоциями и явно о любви. Когда она прибиралась, то полностью ушла в прошлое, как она работала дома по хозяйству. Сначала уборка и поддерживания чистоты в доме, затем работа с отцом на поле, прогулки с Тарой и в конечном итоге приготовления обеда. Кьяра и сама не заметила, как скоро убралась в спальне принцессы. Оставалось наполнить комнату благоуханиями. Девушка посмотрела на пустующую вазу на столе. Она взяла лепестки роз и насыпала их в вазу, старые увядшие - забрала. Поправила занавески, расправила кровать, везде протерла пыль. Теперь в спальне принцессы была идеальная чистота и замечательный запах. Кьяра удовлетворенна собой и своей работой покинула комнату и принялась за уборку в гостиной. Но теперь уже с иной песней. На самом деле Кьяра знала очень много разных песен, но помимо этого она сама их сочиняла. И помнила ту песнь, которую сочинила также о любви и пела, пританцовывая, когда вся деревня собралась вместе на большой религиозный праздник. Но теперь Кьяра нашла героя своих песен. В те времена она посвящала их не тому, кому следовало. Теперь же все иначе. Тряпка опустилась на пол, Кьяра сама присела на колени и принялась убираться, запевая удивительно прекрасный и чувственный мотив. Оставалось удивляться, откуда эта девушка вообще находит силы еще и на пение, после стольких событий. Очень просто, она посвящала эти песни любимому и верила в лучшее, ибо всего несколькими словам он смог вселить в её душу уверенность. Кьяра продолжала петь, уже заканчивая уборку, как вдруг отворилась дверь. Но фиванка этого даже не заметила, пока не прозвучал мужской голос. - Где моя дочь, рабыня? – это говорил Флиант. Кьяра перестала петь и остановилась. Она выпрямилась сидя на коленях, но даже не оборачивалась. Тогда Флиант сам зашагал по направлению к Кьяре. И она решила, что не хочет оставаться на коленях, когда он подойдет к ней. Поэтому девушка медленно и как-то слишком даже уверенно встала с колен. - Я не знаю. Спокойно ответила Кьяра, прожигая газами царя, который был крайне неспокоен и уже начинал сопеть, подобно какому-то жирному животному, от которого убежала мышь. - Она не говорила, куда идет. Добавила Кьяра. Флиант посмотрел на Кьяру, затем приблизился максимально близко к ней. Девушка еле удержалась, что бы не отойти на несколько шагов назад. Конечно, фиванка постаралась сохранить на лице то равнодушие и чувство собственного достоинства, с которым ответила поработителю. Но, увы, ей это удалось с трудом, и на её лице можно было просмотреть маленькие оттенки негодования и ненависти, которая вскипает в ней. Ибо в данный момент перед ней стоит человек, который заставляет её любимого рисковать собой, подвергаться насилию на этих жестоких играх для не менее жестоких и озверевших людей. Внутри себя рабыня почувствовала желание сбить с ног мужчину и проломить ему грудину, а потом вовсе перекрыть дыхательные пути, что бы царь задохнулся. Но она обернулась и увидела, что с ним было несколько охранников, которые стояли здесь. Кьяра улыбнулась уголком губ. «Приятно жить в собственном притоне со змеями, где каждая из них сама же может тебя удушить, поэтому приходиться ходить с охраной». Кьяра крепко сжала тряпку, которую держала в руках, глядя Флианту прямо в глаза. Царя естественное дело это раздражало. Он любил в людях трепет перед ним, страх. Он буквально уповал тем, как его поданные дрожали перед ним, боясь даже посмотреть в глаза. Но эти его потребности Кьяра не собиралась удовлетворять. Они смотрели друг на друга и каждый видел своё. Флиант – как отдаёт девушку за деньги его гостям, как она танцует и поёт перед ними, зарабатывая Флианту целые состояния. А Кьяра видела, как он испускает последний вздох, валяясь у неё под ногами, словно ничтожная тряпка. - Тебе стоит быть осторожной, рабыня. Одно лишь недовольство моей дочери может привести к тому, что ты окажешься там, откуда попала сюда. Помни об этом, - сказал царь и, взмахнув своим роскошным хитоном покинул покои своей дочери. Кьяра же сжала тряпку так сильно, что по кисти потекла вся оставшаяся вода и здоровыми каплями стекала на пол. Как только дверь за ненавистным властителем закрылась, фиванка вытерла то, что натекло с тряпки, и швырнула её в ведро. После чего потерла лоб, и, забрав ведро со всем остальным, вернулась в свою коморку-комнатку. Кьяра аккуратно опустилась в постель и постаралась не думать о том, что произошло только что. А именно, ей просто нужно было успокоиться. Рабыня легла на спину и, глядя в потолок, прикрыла глаза, затем вновь стала напевать тот самый вокализ… душевный вокализ о любви, без слов, только музыка и голос. - Боги, какая красота, - Кьяра открыла глаза и увидела перед собой хозяйку. Кьяра тут же привстала, но отчитываться о том, что убрала и выполнила приказание Литеи не стала. Да, она была рабыней, но в ней текла кровь свободного человека, и Кьяра никогда не позволит самой же себя и поработить, согласиться с тем состоянием, в котором пребывает в данный момент. – Какая красивая и потрясающая мелодия. Сколько эмоций. Мне вот интересно, о чем ты думала, когда пела? Мелодия просто меня заколдовала. Восторженно лепетала Литея. Кьяра не знала, что ответить. Она была слегка смущена такими словами дочери царя. Но когда та стала интересоваться, о чем Кьяра думала, то девушка не посчитала нужным признаваться, что мысли её были о Тэроне и только о нем. О том, как он берет её за руку, они вместе идут держась за руки, свободны, как ветер. - Не знаю, просто пела. От души. Ответила Кьяра, пожав плечами. Затем едва не отстранилась, когда Литея поддалась навстречу ей, она схватила Кьяру за руку. - Но я поражена твоим пением. Эх, научиться мне бы так. Ладно, это потом. Уже позднее время, мне нужно принять ванную перед сном. Слуги уже приготовили её. Пойдём, - сказал Литея, и живо встала с постели. Кьяра тоже медленно встала, но нахмурилась. Фиванка жила в обычной деревенской семье и она не знала про обычаи омовения аристократических семей, поэтому не очень поняла, почему она сейчас должна идти вместе с Литеей. - А я зачем? Просто и наивно спросила Кьяра. На что Литея пожала плечами и хихикнула. - Ну, ты что, как же. Ты же моя рабыня. Ты будешь меня омывать, а заодно мы можем приятно провести беседу. Пойдем же. - Понятно. Буркнула Кьяра, трудно себе представляя, каким это образом она будет мыть принцессу. «У нее что, рук нет? Надеюсь, в туалете за ней ничего подтирать не нужно будет? Боги, что за ерунда…» - думала про себя Кьяра и вдруг вспомнила. - Вас ваш отец искал. Приходил. Литея резко остановилась и обернулась. - Хм, да? Я была у своего друга. Ладно, поговорю с ним после омовения, - улыбнулась принцесса. И вот спустя несколько минут две девушки стояли у больших дверей, которые перед Литей раскрыли стражники. Кьяре как-то становилось не по себе с каждым шагом в эту просторную комнату, где вход был застелен нежным ковром, а в центральной части комнаты находилась огромная ванная похожа на фонтан, такая же широкая, но гораздо глубже, наполнена практически до краев приятно пахнущей водой. Остальные девушки-служанки, которые приготовили ванную, поторопились выйти. Только когда дверь за ними закрылась, Литея вздохнула спокойно. Она сбросила с себя легкий хитон, под которым оказалась полностью обнажена и изящными шагами медленно погрузилась в теплую воду. В этот момент Кьяра почувствовала себя неловко. Хотя бы потому, что она не знала, что дальше должна делать и как. - Принцесса, но… Рабыня сделала паузу и впервые отвела взгляд от удовлетворенно улыбающейся дочери царя, которая уже расслабилась в теплой ванной. Кьяра собралась с силами, набрала побольше воздуха в легкие и произнесла. - Я совершенно не знаю, что мне делать. - Все просто, Кьяра, - ответила Литея. – Подойди ко мне. Я буду тебе говорить, что делать. Это так, для первого раза, а дальше уже сама. Кьяра кивнула головой, отметив про себя, что ей все это не нравиться, и она сдерживается с последних сил, что бы не произнести вопрос, возникший в голове: «Ты что сама помыться не можешь?» Да и странными были все эти их царские обычаи. Но так было заведено, что личные рабы омывают своих хозяев. Например, Мирена омывает Флианта. Но, почему же у Литеи не мужчина, так было бы естественно? Но дело в том, что царь оберегает свою дочь, поскольку, видимо, она единственная, кого он чистосердечно любил. И он не позволяет ей иметь в рабах мужчину. Поэтому всегда омовением его дочери занимались девушки. В то время как сама принцесса мечтала, что бы однажды это сделал Тэрон. Кьяра взяла мочалочку мягкую и приятно пахнущую. Подобного девушка еще в руках не держала. И выдавив из нее часть воды, принялась омывать плечи дочери царя. А далее делала все по её указаниям. Из-под воды выглядывали плечи её и только спина. Ну а между указаниями Литея болтала, о чем только можно было. Кьяра была молчалива и не поддерживала разговора, явно, что бы не вырвался тот вопрос, о котором упоминалось выше. Литея приподнялась из ванной, что бы Кьяра полностью омыла её спину. И рабыня принялась растирать мочалкой с какими-то пахнущими смесями нежную кожу принцессы. И вдруг среди лепета Литеи Кьяра уловила кое-что, что заставило её на мгновение застыть. - Вот Тэрон. Боги, Кьяра, какой это мужчина. Просто мечта. Я тебе уже говорила о нем, кажется. Я не могу спать, не могу есть – вижу только его. Хочу лишь его, как мужчину. Я бы все отдала лишь бы он был моим… Как же он прекрасен! Ты чего остановилась??? - Боюсь задеть родимое пятно. Сдавленно сказала Кьяра. - Что?! – испуганно пискнула Литея и молниеносно выскочила из ванной. Кьяра вмиг отстранилась, а обнаженная белокожая принцесса помчалась к зеркалу, забавно пробуя рассмотреть то самое родимое пятно, которое особе царских кровей позорно было иметь. Кьяра посмотрела вниз, затем бросила мочалку медленно поднялась и подошла к Литее сзади, сделала вид, что рассматривает, а затем просто произнесла. - Ой, прошу прощения, моя госпожа. Это всего лишь грязь, но так похожая на родимое пятно. Возвращайтесь в ванную, и я это вмиг исправлю. Литея схватилась за сердце. - Боги, как ты меня напугала, - принцесса облегченно вздохнула и вновь вернулась в ванную. Кьяра же про себя отметила, что она действительно была прекрасна. В этой девушке все было идеально, до малейших деталей. Её тело, как и сама красота совершенны. И сейчас она разглагольствует о якобы любви к Тэрону. – Вот скажи, Кьяра, что мне сделать, что бы его привлечь? Разве я недостаточно прекрасна? Почему он не может полюбить меня? Я готова ему все отдать, понимаешь! Все! Лишь бы он был со мной. Тэрон определенно самый лучший мужчина на свете. Красивый, приятный, умный и сдержанный. Но он не хочет меня! Чуть ли не в отчаянии крикнула принцесса. Кьяра лишь старалась не слушать и равнодушно омывать далее белоснежку. - Ему предлагает свою любовь принцесса, а он не хочет её брать. Кьяра, ну что я делаю не так? Как сделать так, что бы он меня полюбил? - Не знаю. Коротко ответила рабыня, сдерживая агрессивные порывы ревности, которые самовольно возникали в душе Кьяры. И Литея вздохнула, каждый раз все больше и больше возвращаясь мыслями о том разговоре с Пелием и зелье, которое он может сделать. - Я найду способ его добиться, - в итоге заключила Литея. Кьяра закатила глаза, и уголки её губ дрогнули в нервном жесте, после чего она спокойно сказала. - Думаю все. - Да, все, я идеально чиста, спасибо тебе. Смыла всю сегодняшнюю грязь с себя, так здорово и легко мне стало. Подай мне хитон, - попросила Литея. Кьяра тут же подошла к вешалке, сняла с него хитон и подала принцессе. Та надела на себя и сказала. – Вернемся в покои, я оденусь и пойду уже свеженькая к отцу. Обожаю водные процедуры! Как же принцесса напрягала Кьяру и не столь своими бреднями о Тэроне. Кьяра знала, что её гладиатор никогда не предаст и принцессе не на что надеяться. Но да, это тоже оставляло свой неприятный отпечаток. Но все остальные пустые и бессмысленные разговоры… Наконец, когда они вернулись обратно в покои Литеи - принцесса отпустила Кьяру. Рабыня прошла в свою комнату, закрыла дверь и присела на край кровати, нахмурившись. Кьяра обдумывала все те слова сказанные Литеей. Как принцесса желала Тэрона и хотела, что бы он овладел ею. Почему? Нет, конечно, Кьяра вполне понимала почему, но все равно вопросы возникали, и их было достаточно много. Принцесса уже давно не тайно мечтающая по гладиатору, которого она не интересует. Какой же глупой нужно быть, что бы растрезвонить это всем. «И она меня спрашивает, что она делает не так? Боги, да все она делает не так!» - заметила Кьяра и лишь когда услышала, что дверь захлопнулась, а за стенами больше не было слышно шороха, Кьяра откинулась на подушку и закрыла глаза. Она просто лежала вот так, с закрытыми глазами. Время шло, а рабыня наслаждалась тишиной. Вскоре она услышала, как вернулась принцесса, затем улеглась в постель и когда наконец любые движения стихли, Кьяра поняла, что принцесса уснула. Везде повисла идеальная тишина. Та, которой можно было насладиться сполна. Кьяра думала о своем возлюбленном и молилась богами, что бы ему ничто не угрожало, а каждый его бой был успешным и безболезненным. Чего еще в данный момент она могла желать. Но вдруг тишину разразил пронзительный вой дикого животного. Это завела свою песнь волчица. Кьяра тут же поднялась, отбросила одеяло и вскочила с постели. Девушка подошла к окну, которое выходило на сторону крыла, где держали рабов, а далеко за ним был виден прекрасный и величественный темный лес. Оттуда эхом доносились звуки животных. Кьяра заворожено застыла, всматриваясь в темноту. Затем волчьи голоса сплелись и завели единую песнь. Они звали друг друга, стремились навстречу. Кьяра взобралась на подоконник, отворила окно и села облокотившись спиной об откос. Всматриваясь в ночную даль она наслаждаясь песнью животных. Эта песнь завораживала её. - Давай же, найди его! Прошептала Кьяра. - У тебя все получиться! Только не прекращай петь, не прекращай и вы найдете друг друга. Голоса волков переплетались, и казалось они приближаются друг к другу. Чего можно было желать в такую ночь. Кого-то могло пугать это вытье, кого-то оно раздражало, но Кьяра слушала, как особую музыку, будто музыку её собственного сердца. Если бы она могла, то запела вместе с этими животными. Вдруг в комнате раздались шаги. Кьяра повернула голову и увидела заспанную Литею. - Боги, как они страшно воют. Этот дьявольский вой, они словно созданы вселять кошмары в души людей, - Литея увидела умиротворенную улыбку на лице Кьяры, когда та посмотрела на неё. Принцесса удивилась этому. – Тебя не пугает их вой? - Это песня Литея, разве ты не слышишь? Спокойно и мечтательно ответила Кьяра, обратившись на "ты" к принцессе, поскольку отдала всю себя той песни, которую слышала. Литея странно взглянула на Кьяру и когда та развернулась, принцессе показалось, что глаза её рабыни как-то странно блеснули. - Не знаю, какие песни ты слышишь. Скажу завтра же, что бы отец отправил охотников, - Кьяра резко спрыгнула с подоконника. Дочь царя испугалась, будто фиванка сейчас наброситься на неё, так сурово блеснул взгляд Кьяры. В итоге белоснежка поспешила удалиться, но эту ночь она запомнит и отнесет её к своим кошмарам. В то время, как Кьяра нахмурилась и обратно обернулась к окну. Стихло пение волков. Только волчица продолжала в надежде звать своего зверя. Но он не отзывался. Сердце Кьяры взволнованно забилось. - Беги… и найди его. Только не теряй надежды. Прошептала рабыня и в этот момент голос волчицы стих. Вот теперь везде поселилась страшная тишина. Кьяра опустила взор вниз. «Все будет хорошо, только бегите и найдите друг друга», - подумала девушка, после чего закрыла окно и легла в постель, но еще долго не могла уснуть.
Тэрон: Очередной день наступил для гладиаторов слишком рано. Не успел светлый правитель взойти на свой небесный трон, дабы озарить согревающим сиянием свои, укрытые Тьмою, владения, как воины его земли уже встречали великого светилу торжественным зовом содеянных сражений. А всё превосходство их происходящих боёв заключалось в том, что сейчас они не имели обречённости завершиться чьей-либо смертью. Деревянные орудия, заменявшие режущую сталь, не несли опасности жизням сильных мужей, жаждущих пустить друг другу кровь всеми имеющимися способами. Двадцать девять человек, пятеро из которых прибыли вчера вечером. Новичков справедливый Мелеагр всегда испытывал с присущей ему жёсткостью. Намереваясь выяснить, чего стоят новоприбывшие, он не доверял им биться с теми, кто послабее, ставя против новеньких своих чемпионов, которых если и не дано было победить, то хотя бы необходимо было дать им достойный отпор. Давно изведав умения Тэрона во многих состязаниях, наставник поручил ему биться с двумя противниками одновременно. Оба являлись фракийцами, светловолосые и широкоплечие, по мощности они не уступали сильнейшим из присутствовавших гладиаторов, и подобно многим из них проявляли одну и ту же ошибку: поспешность в действиях. Никогда не нападая первым, бывший военачальник уступил ход двум начинающим бойцам. В его руках имелся только круглый деревянный щит, которым он успешно отбивался от ударов, чаще вынужденный защищать грудь и спину. Сражаясь в паре против одного, фракийские мужи ошибочно предполагали, что за раз расправятся с гладиатором, а посему нападали без разбору, не ожидая никакого подвоха и даже не задумываясь, почему именно с данным бойцом арены им приходится биться вдвоём. Но вскоре сокрытая суть предстала перед невнимательным взором. Тэрона не просто было сложно зацепить оружием, он будто ко всему прочему ещё и знал заранее о каждом последующем выпаде своих противников. Наступающие с обеих сторон, они получали сильнейшие удары краями тяжёлого щита, которым мужчина не только защищался, но и бил в ответ, подвергая уронам головы и ноги нападавших. Удары были чёткими, безжалостными, однако Тэрон соблюдал меру в проявлении силы, растрачивать энергию лишний раз ему было ни к чему. В процессе боя, он удачно выхватил у фракийца копьё, не имеющее наконечника, и нанёс им удар в область шеи противника, отчего тот потерял равновесие, и повалился на землю. Второй новичок держал в руках деревянный меч, которым вновь поспешил воспользоваться, с деланной яростью в глазах побежав на гладиатора, он был куда выносливее своего товарища. Тэрон немедля встретил его вызов, в секунду наклонившись, он подался вперёд, вонзая щит в землю, прямо под ноги фракийца. Тот, совершенно не ожидавший подобных действий от гладиатора, тут же напоролся на выставленное им орудие защиты и безвольно перелетел через стоящего в наклоне чемпиона. Вполне предсказуемый финал, но только не для новеньких. Выпрямившись Тэрон приблизился к побеждённо лежавшему противнику, и с видимой угрозой направил на него копьё, давая понять, что в случае противостояния, он обязательно им воспользуется. Однако ещё вполне способный побороться за победу, фракиец принимает поражение, сказав, что он сдаётся. Делая шаг назад, Тэрон поднимает глаза и встречается взглядом с Мелеагром, что удовлетворительным кивком молвит гладиатору, что он доволен преподнесённым им уроком. Мужчина же в ответ бросает щит и копьё на землю, лицом не выражая никакого воодушевления от прошедшей схватки, по его мнению, совершенно бесполезной. Тэрону наскучили эти бесконечные забавы наставника, он предпочёл бы испытывать свои силы с достойными соперниками, а не тратить время на лёгкие победы, не приносящие бойцам ничего, кроме никчёмной гордости и губительного самомнения. Оставив беспутные тренировки, он уселся на своё привычное место, и стал наблюдать за действиями остальных. Он видел Нагора, что сдержав данное им обещание, занимался сейчас обучением Галата искусству борьбы. Сам наёмник довольно часто и неуверенно посматривал в сторону бывшего военачальника, явно недовольный заменой своего прежнего учителя. Наверное, по той причине, что мужчина не высмеивал его неловкость и частые ошибки, когда как эфиоп в открытую подшучивал над горе-бойцом. В отличии от своего сокамерника, Тэрон выглядел куда бодрее, хоть и не спал всю ночь, посвящая своё время внешним звучаниям стихий и природы. Что же до Галата, успевшего отхватить для себя желанные часы сна, так он зевал во весь рот, неуклюже передвигаясь и упуская летящее в него оружие противника, в итоге нарабатывая не нужные навыки, а увеличивая количество и без того имеющихся синяков. Иным троим новичкам так же не удалось долго противостоять сильнейшим бойцам, одним из которых был здоровенный германец, тот самый, что славился безумством, вызванным смертью беременной жены и так и не рождённого ребёнка. Арена была его отдушиной, где он не просто давал волю своей ярости, но и отчаянно представлял, что сражается не с подобными себе рабами, а с теми, кто отнял у него дом и супругу с наследником. Боец по имени Садран часто забывался в буйстве своего измученного воображения до такой степени, что переставал понимать, где находится, становясь беспощадным в проявлении изводящей его душевной боли. Вот и сейчас, ведя казалось бы безобидное сражение с новоприбывшим невольником, германец вновь перестал контролировать себя, наступая с намерениями не просто обезоружить, а убить. Тэрон наблюдал за свирепостью этого безутешного мужа, и, наверное, лучше кого-либо понимал его состояние. Однажды гладиатор уже терял свою любимую, и ему хорошо было знакомо это разрушительное ощущение ужасной внутренней пустоты… потери самой жизни. Весь мир, как и всё существующее в нём, перестаёт для тебя существовать. Ты остаёшься один на один со своим безумным желанием отомстить, и либо оно окончательно завладеет твоим разумом, став для тебя единственным смыслом для существования, либо ты прикончишь самого себя. Садран выбрал первое, потому держался. Он был несчастен и в убийствах искал утешения своей невосполнимой потери, будто не сознавал, что смерть чужого человека не вернёт ему погибших жену и ребёнка, как и не исцелит её тяжёлый недуг. Его противник был не столько силён, сколь быстр и ловок, и только потому ещё оставался жив. Тэрон наблюдал за происходящим без какой-либо потребности вмешаться, парня ему было жаль, ибо одной хватки германца будет достаточно, чтобы сломать шею за раз. Но даже этот факт не являлся весомой причиной для того, чтобы гладиатор брался выступать защитником. Ему откровенно говоря не было никакого дела до других, сердце мужчины, как и его мысли, занимал только один человек, чью жизнь Тэрон ставил выше своей собственной. Если его догадки верны, Флиант пошлёт за своим чемпионом именно сегодня, а после воин вполне сумеет увидеться со своею возлюбленной. Возможно, к тому моменту Амфисс даже сумеет изведать что-нибудь о тайном проходе через город. Сперва нужно было дождаться такой необходимой встречи с Кьярой, и Тэрон со всем присущим ему терпением провожал неторопливое время, занимая его тем, что творилось вокруг. Тренировка из шуточного боя превратилась в настоящий поединок. Озверевший Садран никак не унимался, и не наставник, ни кто-либо из гладиаторов, не стремились его остановить. Не отвязываясь от своего противника, что всеми усилиями пробовал избежать смертельного удара, «великан» (как его порою называли) избавился от всякого оружия, намереваясь разорвать свою жертву голыми руками. Сторонних наблюдателей это только забавляло, как видно и Мелеагр не замечал в данных событиях ничего неправильного, ибо продолжал бездействовать. Вот германец ударил своим здоровенным кулаком по щиту, которым укрывался его противник, да с такою силой, что орудие защиты обзавелось длинной трещиной, а само боец упал, не устояв на ногах. Ну вот видимо и всё, сейчас разъярённый великан доберётся до парня и тому конец. Однако тот быстро поднялся, сознавая риск своей медлительности, и ударил Садрана в грудь чем-то острым, ибо у того из места ушиба густо полилась кровь. Присмотревшись повнимательнее, Тэрон разглядел камень с заострённым концом в руке новенького, видно изначально целящегося в голову, но так и не достав до неё. Не растерялся боец, таки дал значимый отпор, вот только германца болящая рана ничуть не уязвила, лишь более вывела из себя. Одним ударом он сшиб соперника к стене, по которой тот сполз уже в бессознательном состоянии. Нет, великан его не убил, однако же не потому в итоге огорчился, негодуя от собственной неповоротливости, не позволившей ему сразу достать неуловимого бойца. И данные его неповоротливость и злоба стали поводом для глупых шуток со стороны тех гладиаторов, которые любили затевать бессмысленные драки. Главой этих провокаторов являлся боец по имени Абарис. Он стал цепляться к германцу с того дня, как тот набросился на него, не разделяя с шутником мнение о том, что в Наксосе они живут как в раю. С того дело и пошло. Тогда этих двоих разняли, в ином же случае Садран просто убил бы шута, но тому несказанно повезло в тот день. Однако теперь Абарис зачем-то сам нарывался на проблемы, подначивая и всячески высмеивая своего недруга. Он и сейчас не упустил возможности его уязвить. - Похоже, дурная кровь окончательно растравила мозги нашего великана! – громко выдал насмешник, собирая подле себя таких же пустоголовых бездарностей. - Что же стряслось с тобой, могучий Садран? Опять в унынии таранил стены собственной головой? Слушая все эти язвительные речи и смешки, Тэрон с интересом следил за германцем, который не всегда замечал, что ему открыто наносят оскорбления, зато часто проявлял агрессию без повода, что можно было понять, знать о безумстве несчастного. Он и сейчас вёл себя так, будто никого не видел и не слышал. - Проклятое зверьё! – свирепствовал великан, да только не к Абарису и его дружкам он обращался. – За ночь глаз не сомкнул, слушая это дотошное волчье нытьё. Кому Садран говорил всё это, неизвестно, он видно пытался оправдать собственную неторопливость тем, что попусту не выспался. Но его неприятелям не было дела до тех причин, по которым германец еле двигался, да кидался на всех, они попусту этим забавлялись, смеясь ему в лицо. - Не вечно же девичьими криками уши дразнить. Пытался пошутить один из шестёрок Абариса, что стоял впереди всех, скрестив руки на груди и коряво усмехаясь. - Да и то издаваемых не от величины удовольствия, а от переизбытка разочарования и страха, – внёс свою остроту в сказанное сам главарь собравшихся шутов. – Его жена, вероятно, беременела от него с такими муками, что смерть стала для неё настоящим освобождением. А вот это Абарис сказал очень зря. Не затронь он самое дорогое, что осталось в памяти убитого горем вдовца, тот возможно и далее игнорировал бы бросаемые в его адрес издёвки. Но данные слова болезненно воспринял не только Садран, но и Зеф, и все иные мужи, что искренне любили своих женщин и оставались им верны, даже когда многие из них покоились в царстве мёртвых, они свято чтили о них память. Пятнадцать человек вышло против семерых единомышленников шутливого ничтожества, что даже не успел испугаться и дать дёру, когда, подобный железному молоту, кулак германца напрочь пробил ему грудную клетку. Абарис только и сумел, что нахлебаться собственной крови, брызнувшей из его приоткрытого рта. Подтасовка разразилась нешуточная, там уже ко всеобщему буйству подключился и Мелеагр, не допускавший вмешательства охраны, что могла лишь усугубить ситуацию. Наставник и в одиночку был способен утихомирить бойцов, что ему вскоре и удалось, хоть и не сразу, только когда гладиаторы вдоволь выпустили пар друг на друге. Тэрон сидел на своём месте, уже не особо концентрируя внимание на внешних событиях. Слишком много он здесь наблюдал человеческой дурости, порядком начинавшей его утомлять. Нет, на сегодня хватит тренировок, для себя мужчина на данное время не наблюдал в том никакой пользы. Продолжая наблюдать за процессом боя Нагора и Галата, что не принимали участия в раннее произошедшей суматохе, Тэрон краем глаза заметил идущего к нему Нирея. Удивительно, но из всех присутствующих в данном месте людей, видеть этого юношу гладиатор был крайне рад. Наверное потому, что парень был способен слушать, и не копался в душе чемпиона арены, ибо душа его была закрыта для всех, кроме той девушки, которой он отдал своё сердце. Ненадолго задержав взгляд на Нирейе, воин успел разглядеть в его глазах долю нетерпения и интереса, юноша, несомненно, хотел о чём-то расспросить гладиатора. Он приблизился к нему с привычной лучезарной улыбкой на ещё совсем юном лице. Парень не был навязчив, мог даже просто сидеть рядом, составляя компанию, не более. Но сейчас он подходил с некой целью, которую позже озвучил: - Так правда ли то, о чём говорят? – спросил Нирей, остановившись, он всегда был на редкость весёлым и беззаботным, хотя жизнь у рабов являлась незавидной. – Что ты напал на советника царя прямо на месте гладиаторских боёв. Вопрос был вполне ожидаемый, слухи здесь распространялись достаточно быстро, особенно если учесть, что всё происходило на глазах и половины жителей города. Тэрон не обернулся, как и не поднял головы, взгляд его был устремлён куда-то вниз. Как обычно серьёзен, только на губах отразилась еле видимая улыбка при воспоминании испуганной змеиной морды Пелия. Сейчас мужчина мог улыбаться прошлым бедам, а ведь ещё тогда страданий было больше, одна ярость и питала жизнью, и казалось не имеет дна эта чёрная пропасть, упав в которую так и хотелось разбиться, ибо слишком долог был мучительный полёт. Не сказать, что все опасности позади, но Тэрон вновь обрёл потерянное счастье, и тем избавился от липучей смерти, его главная защитная броня снова была при нём. - Пелию стало скучно в рядах простых зрителей. Он захотел принять участие в поединке, и я не стал лишать его данной возможности. Представив всю развернувшуюся картину, Нирей громко рассмеялся. Он возможно прежде слышал от очевидцев, как именно всё происходило. Разумеется, юноше не без преувеличений и надуманностей поведывали действительность, зато без упущения подробностей, в которые не желал вдаваться Тэрон. Усаживаясь рядом с ним, белокурый парень протянул мужчине кувшин с питьевой водой, который воин углядел в его руках только сейчас и с признательностью принял. - Хотелось бы и мне однажды стать гладиатором, - внезапно высказал такое пожелание Нирей, внешне напоминающий нежного Нарцисса, которому впору на цветочной поляне бабочек ловить, нежели шрамы на теле коллекционировать. – Держать в руке настоящее боевое оружие и знать, что я достоин биться с лучшими противниками. На тренировки к остальным гладиаторам парня не допускали. Тэрон знал, что Мелеагр тренировал его отдельно, то ли для вида, чтобы просто занять, то ли правда верил, что чувствительный юноша окрепнет и возмужает с годами. Бывший военачальник не брался делать поспешных выводов, но он не мог не видеть, что по телесной структуре и в целом по характеру Нирей не являлся бойцом. Из таких красивых и нежных мальчиков воинов не делают, ибо они бесполезны в сражениях. Ему бы податься в искусство, наблюдать и создавать прекрасное, а война это грязь, полная смрада гниющей плоти и жестокостей. Юноша видно наблюдал в том обратное, если с таким восхищением хотел стать одним из хорошо обученных убийц. - Цель? Большее мужчину не интересовало. Он как и прежде не оборачивался, поднеся кувшин к губам, и отпив из него, покуда Нирей обдумывал свой ответ. Молвил он на редкость оживлённо, не без наивности и так уверенно, словно по-иному просто быть не могло: - Достижение победы. Завоевание вечной славы и уважения людей, возвышающих тебя подобно великому герою. Вот она, позиция юных умов, не на опыте, но обманчивым представлением о жизни воспринимать ужасное, как нечто величественное и красивое. Добровольно создавать из самих себя безобразных чудовищ и принимать уродство со всем почтением. А ведь были и такие, что по воле своей становились гладиаторами, ведомые теми же целями, что и Нирей. Каков же был ответ Тэрона? Он ничего не сказал, только усмехнулся, ставя кувшин у ног. Мужчина был не из тех, кто берётся кому-то что-то доказывать, право каждого, да и выбор у всех свой. Всё определяется с опытом. Но вот самого парня молчание воина заметно смутило, и он поспешил пояснить для убедительности, что в случае с Тэроном было неуместно: - Я слышал дивные сказания и песни, которые барды слагают о таких воинах, как ты, - не отступал юноша, удручённый безразличием гладиатора, тот вдруг совершенно потерял интерес к их разговору. – Они восхваляют их бесстрашие и яростную силу, с которой те сражаются перед взорами грозных богов, принося им в жертвы души побеждённых. И каждое их последующее состязание вдохновляет таланты на музыку, стихи… Художники в красках оживляют памятные мгновения их великих побед, а скульпторы в камне увековечивают могучие образы героев арены. Их неуязвимость восхищает простые народы и вводит в трепет могущественных правителей мира. Даже наш царь живёт в страхе, он боится тебя, Тэрон. Ты победитель, каких мало, никто не сумел лишить тебя титула чемпиона на протяжении почти целого года… не каждому по силам продержаться так долго. Но кому это удаётся, тот становится несокрушимым в глазах своих противников и обеспечивает безопасностью свою собственную жизнь. Возможно последние слова звучали немного дико, ведь речь шла о гладиаторах, воинах, что неминуемо гибли почти в каждом проходящем поединке. Но не всегда было так. Иных своих лучших бойцов Флиант ценил так дорого, что позволял им сражаться без необходимости убивать своего противника. Были такие гладиаторы, чьи жизни и вправду редко подвергались риску, но данная милость никак не касалась Тэрона, что вёл «шутливый» бой разве только с Бальдавиром, хотя для самого северянина этот опыт вполне грозил закончиться плачевно. Нирею ещё многое предстояло узнать, он и половины не ведал того, о чём говорил. - Тот, кто берёт в руки оружие, уже не может быть в безопасности, - сказал Тэрон, совершенно не прельщённый восхвалениями юноши. – Мало что на этой земле имеет ценность, а вечность тем более. Титулы и победы даются на краткий срок, что до славы, так она продажна. О тебе помнят, пока ты способен убивать, гладиаторам известны правила этой игры, но и жизни их ничего не стоят, если они основаны только на стремлении побеждать. Ты не герой, не сын богов, спустивший с небес разить противников в пользу укрепления власти мирских правителей, большинство которых стоило бы замуровать в стенах созданных ими тюрем. Ты можешь быть выше их всех, но ты такой же кусок мяса, на котором каждый подобный тебе раб волен испытать острие своего меча. А после ничего не остаётся. Поэтапно, но время нещадно разрушит всё сотворённое людскими руками, твои награды и увековеченные статуи будут зарыты в земле вместе с тобой. Будущие поколения запомнят тебя невольником, сражавшимся на арене во славу царя, сумевшего подобрать прочную цепь. Но никто не запомнит тебя человеком, любящим мужем и отцом. Разве стоят свистящие вопли кровожадной толпы радостного смеха твоих собственных детей? Неужели краткий миг никчёмной славы ценнее долгой и полноценной жизни на свободе? Необходимо бороться за то, что принадлежит тебе одному. Что не передаётся подобно царской короне из рук в руки после твоей смерти. Что невозможно ни купить, ни продать, ни забрать силой. Нечто не дающееся за какие-либо заслуги. Это награда, которой ты совершенно не достоин, но она дарована именно тебе. Не в качестве утешительного приза, а как твоё спасение, без которого ты погибнешь, так и не обретя рождения. То великое, чья щедрость не просит ничего взамен, кроме того, что ты сам желаешь отдать. То вечно, что познав жизнь в человеке однажды, с ним и покидает этот мир. Тэрон говорил о любви. О той любви, которою его одарила Кьяра, как и зародила это удивительное чувство в сердце мужчины. Связь являлась настолько прочной, что присутствие родной души ощущалось даже на расстоянии. Слова, что исходили из уст воина, не являлись пустым лепетом фальшивой привязанности. С каждым новым днём Тэрон любил Кьяру всё сильнее, ею одной он жил, она и являлась его главной победой, его целью, всем его смыслом. Он не стремился внушить Нирею поиски похожей любви, говоря в целом о вещах более стоящих, чем войны и убийства. У каждого человека имеются свои ценности, только вот глупо возвышать самые низшие из них. Гладиатор не хотел, чтобы юноша жил в иллюзиях, сотворённых самодурами, наблюдающими со стороны, как умирают люди, и прославляющими их убийства. Понял ли Нирей хоть что-нибудь из сказанного Тэроном, если даже нет, то со временем он всё осознает. Парню хоть и двадцать лет, он не был из тех, кто в его годы судил о жизни подобно взрослым мужам, ибо юноша не заходил дальше своей клетки, откуда ему знать, что за мир находится вне её пределах. Слова о благородной судьбе воинов арены не принадлежали молодому рабу, он повторял то, что слышал от таких же незнающих обитателей острова. Сам по себе не глупый, парень всё же задумался над всем сказанным мужчиной, по крайней мере он долго молчал, да и сам Тэрон не стремился продолжать подобную тему, ему она была не приятна в том плане, что своё он уже сказал, а пояснять причину таких выводов уже не имеет смысла. Тишина полностью завлекла обоих, каждый пребывал в своих думах, и бывший военачальник полагал, что на этом и всё. Но охваченный любопытством Нирей вскоре подал голос: - Теперь всё понятно. Наш неуязвимый чемпион оказался побеждён чарами богини любви. Так кто же она, твоя спасительница? Не поделишься? Усмешка тронула губы Тэрона, он ожидал таких вопросов, ведь с минуту назад молвил о детях, о более стоящей цели, щедрой, спасающей. Что ещё может являться всем этим, как не любовь? Мужчина говорил от сердца, обнажая свои мысли и чувства, пусть даже и не будучи столь откровенным, он не скрывал, что сердце его уже давно жило другим человеком. Юноша любопытствовал без настойчивости, потому не испытал обиды на тот ответ, который был более допустимым. - Спасибо за воду, Нирей. Вот и всё, что сказал ему гладиатор, возвращая на половину опустошённый кувшин. Открывать свою душу чужим умам он не собирался, и как бы хорошо не относился к белокурому парню, он для него был таким же посторонним, как и все остальные, кто пытался обрести в лице Тэрона хорошего друга. Таким он был только Ставрасу, никому более доверия не питал. А ныне только Кьяра являлась для мужчины всем. Он никого так не любил, и уже никогда не полюбит. Она есть его настоящее, и будущее, часть самого гладиатора… он готов отдать ей всё, даже свою жизнь, только бы любимая обрела желанное счастье, за которое Тэрон готов понести любую плату.
полная версия страницы